тот день (денис грязь, рома англичанин, дарк!Охра, G) (1/1)
Карандаш скрипит по бумаге - дрянной карандаш, по правде говоря: грифель ломается часто, не выдерживая нажима. Росчерки над “т” и под “ш” - точно след в небе от пикирущего самолета. Довольно иронично осознать, что видишь призраков, попав в психушку. Ещё ироничнее теперь переписываться с одним из них в телеге, находясь в одной комнате. Он по-прежнему любит слать ебанутые стикеры, совершенно неуместные в разговоре. Точно и не было ничего. Когда так не хотелось просыпаться, зная, что реальность не изменилась. Уже сложно вспомнить, сколько дней назад череп словно раскроило надвое - и треснул мир напополам, как в песне, - криком истошным, отчаянным, не своим голосом. Было слишком одиноко, слишком отвратительно от того, сколько не успел, сколько мог бы сказать, сколько мог бы простить. Один, в отвратительной больничной пижаме, двухметровый взрослый мужик, свернувшийся калачиком и ревущий навзрыд от того, что ничего изменить нельзя. Безысходность ложкой вычерпывала изнутри внутренности, так, чтобы было больнее. Кусочек от печени, клок из лёгких, шмоток от сердца. И вдруг среди боли в гнетущей тишине Денис услышал такое отчаянное, родное и страшное: “Господи, верни меня обратно”. Он сидит на незаправленной кровати, поджав ноги и накинув на голые стопы край одеяла. Хохочет, листая ленту в контакте, обсуждая какие-то уебанские новости. Мимолетно Денис задумывается, сколько уже людей слегли с микроинфарктами, увидев возле имени “в сети”. Режим дня на листочке, написанный от руки, как в детстве, цепляет взгляд. - Ром, - нарушает тишину хриплый голос, - обед. Денис ест за троих и сидит почти безвылазно в своей палате за столом, уйдя с головой в тексты. На очередном осмотре лечащий врач хмурится и почему-то просит встать на весы. Пожав плечами, Денис слушается. Рома заметно кривится, когда врач отмечает в карте, что пациент Астапов скинул примерно восемь кило за неделю. Он пишет текст за текстом, а Рома, как и прежде, то хуесосит, то хвалит. Никогда не знал и не умел в полумеры и золотые середины. С пальцев слетает история жизни - обычная и невыдуманная. С предсказуемым - иронично - финалом. Рома снова липнет, как клещ. Как был при жизни серийным тактильным маньяком, так и остался. Бодается, хлопает по спине, по плечам, по бедру. Щелкает пальцами перед носом, запрокидывает голову, когда смеется. Смотрит пронзительно, точно не решается выдать какую-то тайну, и мнется. Денису он не объясняет ничего - где был, что произошло после, только сухо и коротко: “Если ад на земле, то тут - полный пиздец”. Дней через десять становится тяжелее просыпаться. Усталость сдавливает череп, как бывает, если вдруг резко поднимешься. Даже карандаш выпадает из дрожащих без перерыва пальцев и ничем не получается унять озноб. Рома не отходит ни на минуту - хотя, в смысле, ведь все это время они неразлучны. Иногда Денис даже по привычке орет, как Рома его заебал, и тут же прикусывает язык - порой буквально. Рома сидит рядом, гладит по волосам. Ложится рядом, обнимает всем телом, пытаясь согреть. Настоящий, живой, не холодный, как во всех этих книгах и фильмах. Если закрыть глаза, то можно представить, что они сейчас дома, не в больничных стенах, а Денис просто свалился с простудой и ленится встать, чтобы сожрать какой-нибудь порошок от температуры. Вдруг холодного лба касается чужая ладонь. Денис нехотя открывает глаза, ожидая увидеть лицо кого-то из врачей, но вскакивает, как ошпаренный. - Откуда только силы взялись? - слышится знакомый голос. - Ваня? - недоумевает Денис и трет глаза, но неожиданно Рома его поправляет:- Не Ваня. Охра цокает языком, и лицо под капюшоном окутывает тьма. Дениса охватывает неприятное чувство дежавю. То ли это генетическая память, то ли бонус от внезапно проснувшейся в нем мистической хрени с вызовом призраков, но он знает, кто перед ним.- Зачем ты пришел?- Дать совет. - А нахуй не пойдешь? Охра скалится. - Слишком ты ценный, слишком редкий. Не в моих интересах скормить тебя мертвецу. - Да ты охуел? - свирепеет Денис, глядя в упор на незваного гостя. - Я Ромку с того света вытащил. Охра смотрит, как на несмышленого пиздюка, заигравшегося с огнём. Рассказывает вкрадчивым голосом то, о чем Денис уже догадался: чудес нет, а его жизнь с каждым днем тает. Закон такой, так мир устроен, не наебешь. - Значит, я отдохну, сил наберусь, а потом снова позову, - отвечает Денис. - Вертел я на хую твои законы. - Мертвый не приходит дважды, - веско произносит Охра. - Ты - умрёшь, а вот он - останется в своем личном аду, в пустой и холодной квартире. Смотреть будет, как все вокруг мрут, и не проснется больше среди людей, - он замолкает и смотрит на Рому. - Стоит ли того этот день?Чужой голос вырывает с корнем из воспоминаний болезненно, словно волос из головы. Денис моргает и переспрашивает. Его собеседник c зе-флоу невозмутимо повторяет вопрос:- Какой была ваша последняя переписка?Денис действительно не помнит в упор, поэтому лезет за телефоном и проверяет. А затем в голос смеется.- Рома написал: “Иди нахуй!”И стикер. Неуместный, некстати внесенный. Склеивший сердце обратно.