1 часть (1/1)

Мне тринадцать, когда мама приводит меня на день рождения твоей сестры. В руках я держу большую коробку с куклами, которых я принесла по наставлению родителей в качестве подарка. Ведь я для кукол ?уже взрослая?. А Морган десять, ей ещё можно играть в игрушки. Я стою на коврике с дружелюбной надписью ?welcome? и не понимаю, к чему общество устанавливает рамки возраста, в который можно или уже нельзя играть во что хочешь. Смотрю то на кукол, которых я в течении часа причесывала и переодевала, чтобы они приняли вид, достойный подарка, то на свои чёрные кроссовки. Сколько себя помню, мама говорила, что я жуткая свинья и неряха. Поэтому мне не покупали светлую одежду.Но ведь чёрный и хорош только в качестве цвета для одежды, верно?Морган рада моему подарку. Ей всегда нравилась моя коллекция. Мэнн почему-то почти не покупала ей игрушек. Кроме меня на этом празднике жизни ещё несколько девочек, видимо, одноклассниц Морган. Будучи старше всех остальных, чувствую себя немного не в своей тарелке. Мама присоединяется к родителям других детей, чтобы помочь накрыть на стол, пока мелкие решают во что сыграть. Морган тянет меня за руку к ее подругам. Упираюсь, но не сильно. Пока все под звонкий счёт разбегаются по примитивным и слишком очевидным для укрытия местам на первом этаже, я забегаю по лестнице на второй и кидаюсь в первую попавшуюся дверь.—?Эй, ты кто такая? —?раздаётся за моей спиной, стоит мне только закрыть дверь. Я вздрагиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь, чувствуя, как руки бросает в холодный пот. Ты сидишь за компьютером, подтянув одну ногу к груди.—?Я… —?я почему-то на секунду забываю своё имя,?— Эмили.—?Что ты здесь забыла, Эмили? —?говоришь с монотонным спокойствием, но напряжение вокруг подсказывает, что ты явно недоволен вторжением в своё личное пространство.—?Наши родители дружат, я пришла на день рождения Морган. Мы вроде как в прятки играем,?— неловкость ситуации заставляет судорожно мять пальцы. —?А ты… Ты брат Морган, Дилан, да?Поняв, как, возможно, глупо звучал мой вопрос, я поморщилась. Но спросить что-то стало необходимостью, когда я поняла, что молчание будет только нагнетать ещё большую курьёзность.—?Ага,?— ты без интереса отворачиваешься обратно к монитору.—?Почему я раньше тебя не видела? —?я вспомнила, что достаточно много раз слышала о тебе от мамы и тети Мэнн, но вот лично встречаться не доводилось.—?Я не очень-то люблю быть в обществе,?— ты пожимаешь плечами, как будто говоришь что-то само собой разумеющееся.Я слышу приглушенный девичий крик, доносящийся с первого этажа и оповещающий о том, что ведущая идёт искать всех, кто спрятался. Надо бы поискать место получше.—?Извини, что побеспокоила,?— пячусь к двери, натягивая неловкую улыбку,?— пойду спрячусь где-нибудь в другом месте.—?Если будешь сидеть тихо, можешь остаться,?— говоришь ты, заставляя меня замереть с ладонью на ручке двери. —?Здесь все равно искать не будут.И я остаюсь.?Мне четырнадцать, когда я впервые сбегаю из дома. Родители неустанно ругаются, каждое утро начинается не с будильника в школу, а со звука бьющейся посуды. От резких пробуждений голова болит днями. Я устала вникать в суть их споров и предпринимать безуспешные попытки примирить их. Устала говорить себе ?это не мое дело, разберутся сами, они взрослые?. Ссоры в жизни родителей вытеснили меня с главенствующей позиции, так что я чувствовала себя не более, чем предметом мебели рядом с ними. Мама больше не спрашивала, взяла ли я обед, а папа больше не желал хорошего дня, когда я уходила в школу.Я сижу, забившись в угол своей комнаты, как шизофреник в психбольнице. Обнимаю подтянутые к груди колени и кусаю губы, срывая с них засохшую корочку зубами. Что угодно, лишь бы не реветь навзрыд от боли, которую причиняет каждый громкий крик со стороны родителей. Приглушённый голос мамы умоляет не бить ее, и я зажимаю уши руками. Больно, больно, больно! Хочу убежать прямо сейчас, куда угодно, хотя бы до утра, только бы не слышать.Дрожащими руками я стаскиваю телефон со стоящего рядом комода, захожу в Фейсбук и открываю диалог с тобой, пустующий с момента добавления друг друга в друзья. Почему ты? Я не знала. Со дня рождения Морган мы общались всего пару раз, и секундный порыв желания увидеть тебя удивляет. Но видеть одноклассниц, воркующих о мальчиках и косметике мне хочется меньше всего, и мои пальцы судорожно бегают по экрану.Эмили: ?У тебя есть машина??Дилан: ?Зачем ты пишешь мне это??Тяжело вздыхаю, стискивая зубы не то от злости, не то от отчаяния.Эмили: ?За шкафом. Забери меня из дома?.Сообщение отмечается прочитанным почти сразу, и вскоре ты выходишь из сети. Я заставляю себя верить в лучшее, но с каждым следующим мгновением становится все труднее. Почти отчаиваюсь, когда стрелка часов отсчитывает двадцать вторую минуту после моего последнего сообщения, но в окне мелькает свет фар. Облегченно выдыхая, я подлетаю к окну и поднимаю раму. Ты замечаешь меня и выходишь из машины, опираясь руками на открытую дверь и крышу.—?Что ты делаешь? —?сквозь сумерки чувствую на себе изучающий взгляд, пока перекидываю ноги через подоконник. —?Может, лучше через две…Ты не успеваешь говорить, как из-за моей спины слышатся сдавленные крики и успевший стать для меня привычным звон бьющейся посуды.—?Не лучше,?— тяжко произношу я, спрыгивая на землю и широкими шагами направляясь к машине.Я даже не закрываю за собой окно и не стараюсь быть тихой. Мне все равно. Просто быстрее сбежать отсюда. Ты провожаешь меня глазами, мы падаем на сидения одновременно, я небрежно стаскиваю кроссовки и забрасываю ноги на торпедо, пока ты выруливаешь на дорогу. Я не смотрю на тебя, потому что боюсь дать слабину и расплакаться.—?Я без прав, в городе лучше не светиться,?— говоришь ты, когда мы останавливаемся на светофоре. —?Куда конкретно ты хочешь?—?Куда угодно,?— я отворачиваюсь к окну,?— лишь бы не здесь.Мы едем окольными путями там, где патрульные встречаются редко, но из города не выезжаем. Ты молчишь, не просишь рассказать, в чем дело, и меня это более, чем устраивает. В конце концов, крики из моего окна рассказали все за меня.Моя голова падает, и я резко открываю глаза, вдруг понимая, что уснула. Нахожу это странным, ведь с детства не могла спать в присутствии кого-то, даже если это была мама. А тут едва знакомый брат дочери маминой подруги. Улыбаюсь странному спокойствию. Вокруг тихо, машина стоит у бензоколонки?— судя по табличке, стоящей у входа в маркет, где-то на окраине города. Вдалеке за искусственным светом заправочной станции, над верхушками деревьев отступает ночь, и горизонт светлеет. Я снимаю ноги с торпедо и потягиваюсь. Ты выходишь из магазина с чеком за бензин и двумя шоколадками. Зачем-то запечатлеваю в памяти твою напряженную и оттого немного нелепую походку.Обратно мы едем, говоря о всяком, что на тот момент кажется незначительным. Я переживаю, что не расплачусь с тобой за шоколадки и выговор за прогул школы, но узнаю, что школу ты давно бросил. У всех свои заморочки. Ты боишься людей, а я боюсь прикосновений. И когда я говорю об этом, ты, в отличии от остальных, не пытаешься со смехом дотронуться до меня.Когда мы подъезжаем к моему дому, я прикладываю титанические усилия, чтобы сложить неоднозначное и неловкое ?это была лучшая ночь в моей жизни? в короткое дрожащее ?спасибо?.?Мне пятнадцать, когда я пробую с тобой алкоголь. Это происходит на вечеринке твоих друзей, наличию которых я была удивлена так же, как и твоему неловко выдавленному приглашению присоединиться. У тебя была замечательная компания, и я ничуть не жалею, что поймала удачу видеть тебя немного более общительным, чем ты есть на самом деле. Когда мне протянули бокал с янтарной жидкостью, я колебалась всего пару секунд, а потом опрокинула его залпом. Скривилась от приторного послевкусия, вызвав смех твоих друзей, но в целом алкоголь зашёл неплохо.После осушенной в компании бутылки виски одна девушка достаёт фотоаппарат, который вскоре начинает гулять по рукам, беспорядочно запечатлевая все, что происходит вокруг. Вскоре приходит и моя очередь сделать пару снимков.—?Я видела работу одного фотографа, который снимал лица людей до и после того, как говорил им, что они красивые,?— говорит проходящая мимо Бриттани и присоединяется к позирующим для фото ребятам. —?Скажи, что мы красивые.Мы смеёмся, но я ничего не говорю им, а прежде, чем отдать фотоаппарат в следующие руки, я навожу объектив на другого человека в этой комнате, что сидит за столом и устало смотрит на бокал с золотистой каёмкой перед собой. Я до сих пор не знаю, почему решила сделать это. Просто в тот момент три бокала виски в моем желудке сочли это за необходимость.—?Эй, Дил,?— ты переводишь на меня взгляд,?— ты красивый.Сбоку подбегает подруга Бри, желая попасть в кадр, но я отвожу объектив чуть в сторону и нажимаю кнопку затвора. На экране фотоаппарата отображается получившийся снимок*, и я замираю. На нем ты смотришь пьяным взглядом в объектив из-под приспущенных век, твои глаза чуть поблёскивают в тусклом свете комнаты, а на лице застыла тёплая улыбка. И она настолько заразительна, что я тоже начинаю улыбаться. В будущем мы сделаем с тобой более тысячи снимков, а этот по-прежнему будет любимым, но я этого ещё не знаю.Вечеринка планируется с ночевкой, но в последнюю минуту ты почему-то хочешь уйти, ссылаясь на важные дела следующим днём**. Ты нетвердо стоишь на ногах, и до твоего дома нас подвозит один из друзей, способный более-менее адекватно вести себя за рулем. Я ещё не знаю, как среди ночи буду добираться до своего дома, ведь автобусы уже не ходят, но проводить тебя до комнаты?— более актуальная миссия сейчас.—?Это не твоя дверь! —?шепчу я в кромешной тьме спящего дома, когда ты падаешь плечом на дверь комнаты Морган. Ты лениво осматриваешься по сторонам, затем переставляешь ноги дальше по коридору под мой сдавленный смех. Я открываю дверь в твою комнату, щёлкаю выключателем напольного торшера, чтобы не слепить нас основным верхним светом. Ты проходишь и падаешь на кровать, даже не раздеваясь.—?У тебя правда есть какие-то дела на завтра? —?спрашиваю я шёпотом, присаживаясь на край неподалёку от тебя.—?Не знаю,?— спустя паузу отвечаешь ты. Я тоже не знаю. Не знаю, как воспринимать этот ответ, поэтому позволяю наступить тишине, и зачем-то вслушиваюсь в твоё тяжелое дыхание. Поймав себя на мысли о том, что я сижу уже до неловкого долго, а ты за моей спиной, возможно, уже спишь, я тихонько поднимаюсь с кровати.—?Я бы взял тебя за руку сейчас, но ты боишься прикосновений,?— твой язык еле перебирает слова, но я слышу все как никогда отчётливо, и внутри все почему-то деревенеет, заставляя меня опуститься обратно.—?Ты все ещё помнишь… —?в голосе играют вопросительные интонации, но это скорее удивление, нежели вопрос. Большинство людей забывают этот маленький, но довольно весомый факт обо мне, и уже на вторую встречу лезут обниматься.—?Помню,?— будто в сильном смущении, ты зачем-то поворачиваешь голову и утыкаешься лицом в подушку. И я вроде снова собираюсь уходить, но ты снова заставляешь меня замереть.—?Эми, ты останешься со мной?—?Только если буду сидеть тихо?Губы растягивает удивительно тёплая улыбка, когда я слышу шумный выдох и понимаю, что ты тоже улыбаешься. Одна из первых твоих фраз, сказанная мне на десятом дне рождения Морган, возвращает нас в тот день, и я вдруг удивляюсь, когда ловлю себя на внезапном желании убрать за ухо прядь твоих отрастающих русых волос. Но прикосновения, хоть и вызывают неподдельный интерес в твоём лице, все ещё пугают.Из подушки слышится твой сдавленный голос.—?Нет, в этот раз не обязательно.И я снова остаюсь с тобой, как в день рождения Морган.?Мне шестнадцать, когда я напиваюсь до беспамятства на дне рождения одноклассницы. Тебе звонят мои внезапно вспомнившие обо мне родители и просят забрать меня из этого ?гадюшника, который они там устроили?. А мне, может, хорошо в гадюшнике. Может, я хочу продолжать танцевать на барной стойке и петь в бутылку мартини, параллельно делая глотки из неё же.Реджина окликает меня, с заинтригованным взглядом сообщая, что за мной приехали. Я почти инстинктивно догадываюсь, что это ты. Слезаю?— хотя, скорее, падаю?— с барной стойки, вручаю недопитую мартини первому подавшему мне руку и выхожу из богато обустроенного зала трехэтажного коттеджа. Живут же люди!—?Без меня не пить, сучки! —?кричу как можно громче, но не слышу своего голоса. Иду на выход как по подиуму, отбивая все пятюни, которые мне кидают по пути.Прозрачный ночной воздух не отрезвляет, как это бывает обычно, а напротив, пьянит ещё больше.—?Твои родители обеспокоены,?— ты стоишь у машины, которую я раньше у тебя не видела, опираясь на ее переднее крыло.—?Ты что, угнал машину? —?смеясь, я пытаюсь подойти ближе. Ловко спархиваю с трехступенчатой лестницы и почти верю, что вовсе я и не пьяная?— на ногах же стою, но в тот же момент правая стопа предательски подворачивается, и я падаю на газон. Ты подходишь ко мне быстрее, чем я успеваю это понять, и тянешь руки в помощь, но я стремительно отползаю назад.Ночной воздух не отрезвляет, отрезвляет только чувство страха. Страха прикосновений?— пустякового, но всеобъемлющего.—?Не трогай,?— почти истерично умоляю. —?Тебе что, той панической атаки после вечеринки у Мика не хватило?—?Я обещаю не трогать тебя, если ты сейчас сядешь в машину.—?Твои родители правда волнуются за тебя,?— произносишь ты, когда мы не спеша едем по ночным улочкам Колумбии.Я усмехаюсь.—?Они волнуются только о том, чтобы найти причину для следующей ссоры.—?Мне тоже было не по себе, когда они позвонили,?— говоришь почти на одном дыхании, будто с трудом.—?Ты… волновался за меня? —?перевожу взгляд в твою сторону и отмечаю, как ты напрягся. Ты молчишь, а мое лицо расплывается в довольной ухмылке. Ты никогда и не скажешь. Нам ведь не обязательно слышать ответы, чтобы понимать друг друга.Пока машина заворачивает на подъездную дорожку моего дома, я прогоняю в мыслях варианты своего наказания, а потом вдруг понимаю, что если я буду говорить, что я с тобой?— родители отпустят меня на край света. Не зря же в этот вечер, когда я не пришла домой в назначенное время, а потом пьяным голосом кричала им в трубку ругательства, они позвонили именно тебе.Мы выходим из машины, голова неумолимо кружит меня в танце с самой собой, и я понимаю, что жалкие десять метров до двери я не дойду. Сажусь на капот и закидываю ноги на бампер. Тошнит.—?Как ты? —?становишься в полуметре от меня.—?Херово,?— тяжело вздыхаю, опускаю голову и рассматриваю твои кеды.Повисает молчание. В фильмах подобные сцены заканчиваются поцелуями, но для такого я не вовремя протрезвела, а ты погружён в ответственность перед моими родителями. Трехминутная тишина обещала бы стать неловкой, чувствуй я себя хоть на долю лучше. Но момент и правда по-своему замечателен. Свет в домах уже давно погас?— в моем в том числе,?— улица освещалась только тусклыми дорожными фонарями, сквозь тёплый свет которых было видно усеянное звёздами небо.Зачем-то я снова вспоминаю утро после неудавшейся ночевки у твоих друзей. Проснувшись тогда, я обнаружила себя утыкающейся носом в твою грудь. Ты ещё спал, пока мои руки обвивали твою спину, будто цепляясь за жизненную необходимость, а одна нога помещалась меж твоих ног. Меня охватила паническая атака, я разбудила тебя этим. Судорожно ища успокоительное по всем ящикам своей комнаты, ты рассыпался в извинениях, будто виноват в том, что я подсознательно во сне потянулась к тебе. И стоило мне осознать последнее, атака отступила.Вспоминая все это, я решаю для себя, что твои прикосновения?— единственные, которые имеют место быть.—?Слушай, я сейчас сделаю кое-что странное,?— закусываю губу и боюсь поднимать взгляд. —?Ты только не говори ничего, хорошо?Картинка в глазах плывет, когда я тяну свою дрожащую руку к твоей, и ты собираешься было отступить назад, верно думая, что сейчас я слишком пьяна, а на завтра буду жалеть об этом, но я останавливаю тебя.—?Стой.Ты замираешь и медленно вытягиваешь руку мне навстречу. Я невесомо касаюсь подушечками пальцев твоих костяшек и закрываю глаза, фильтруя каждое новое ощущение. Провожу по гладкой коже к внешней стороне запястья, описываю полукруг и забираюсь пальцами под рукав темной толстовки. Твоя ладонь оказывается поверх моей. Чувствую под указательным пальцем твой пульс и улыбаюсь. Насколько бы пьяной я сейчас ни была, этого я не хочу забывать никогда.—?Что, больше не боишься? —?слышится твой тихий голос, и я открываю глаза.—?Тебя?— нет.По словам родителей, устроивших мне наутро часовую воспитательную беседу и психологический прессинг, из таких, как я, обычно вырастают преступники, а из таких, как ты?— ответственные и полноценные члены общества.Но будущее так иронично, правда??Мне семнадцать, когда я впервые пробую с тобой субоксон. Все происходит спонтанно. Я застаю маму с чернокожим мужчиной в постели. А папа в командировке, и я даже не знаю, что делать. По моей комнате, по всему нашему дому расставлены фотографии счастливой семьи в рамках. Они душат меня, они рушат меня. Звонить папе страшно, разочаровывать и срывать его дела?— последнее, чего я желаю в тот момент. Собрав в рюкзак некоторые вещи, я снова выхожу из дома через окно.Я веду подаренную папой машину сквозь заснеженные улицы и стараюсь не смотреть по сторонам, где дети играют в снежки с родителями и украшают свои дома гирляндами. На носу Рождество, и лучший подарок, который мне сделала мама?— притащила в дом чёрного мужика, пока папа зарабатывает на жизнь в другом штате. Больно.Я добираюсь до Хопкинса быстрее, чем следовало бы по замёрзшей дороге. Твоя мать наверняка уехала к своему брату на праздничный уик-энд, как делала последние пару лет. Ты открываешь дверь не с первого звонка. Я в таком отчаянии, что даже не здороваюсь и не замечаю твоего состояния. Мчусь к кухне, и по пути достаю из рюкзака водку, беру две рюмки из подставки, стоящей на подвесной полке, срываю с бутылки пломбу и наливаю поровну. Когда я слышу твои размеренные шаги за спиной, оборачиваюсь и протягиваю одну рюмку тебе. Ты молча берёшь ее, все ещё уважая мою фобию прикосновений и стараясь не задеть моих пальцев, хотя мы вроде бы решили этот вопрос год назад.—?За мою разрушенную семью,?— едва не плача, произношу я грандиозно, словно речь с трибуны, и звонко ударяю краем своей рюмки о край твоей. Я выпиваю водку залпом, ничем не запивая и не закусывая. Морщусь, шумно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. А тебе все равно, что воду выпить. Смотрю на твоё безразличное лицо, пустую рюмку и иронично усмехаюсь.Тебе не нужно просить, чтобы я все рассказала.—?У меня есть кое-что,?— говоришь ты после моей исповеди, доставая из кармана чёрных брюк таблетки.Ты уверяешь, станет легче.?Только не бойся?.А мне и не страшно. Я беру из твоих рук таблетку, выдавливаю ее из блистера и кладу под язык.—?Нет, я ничего не имею против чёрных,?— звонко смеясь и не помня себя, говорю я,?— они делают классный рэп, но это… Почему бы им не делать это с представителями своей расы?Я рискую нами обоими, мешая субоксон с крепким алкоголем, но уже не могу остановиться. По телу разливается умиротворенное тепло, мир в глазах такой медленный, и меня неистово клонит в сон, но при всем желании уснуть сейчас я не смогла бы.—?Ты вот не думаешь, что межрасовый секс?— это мерзко? —?говорю я, роняя голову на твоё плечо и чувствуя, как ты на секунду замираешь. Чувствую щекой тепло твоей кожи сквозь тонкую ткань белой футболки и улыбаюсь.—?А тебе не рано знать, что такое секс? —?достаёшь ещё одну таблетку и возишься с блистером.—?Эй, ты всего на три года старше меня,?— пихаю тебя локтем в бок.—?Но я с тобой согласен,?— ты, наконец, извлекаешь таблетку из фольгированной обертки и некоторое время перебрасываешь ее с ладони на ладонь; тогда я впервые замечаю, какие красивые у тебя руки?— худые и с аккуратными тонкими пальцами. —?Чёрные вообще регулярно совершают десятки аморальных преступлений против белых людей. Не понимаю только, почему никто с этим ничего не делает.—?Ах ты маленький расист,?— хитро прищуриваюсь, параллельно вслушиваясь в каждую ноту твоего необычного голоса. Он выше, чем у большинства парней твоего возраста, совсем не клишированный, и я почти наверняка узнаю его среди десятка тысяч голосов.—?Я и не скрываю,?— ты пожимаешь плечами, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть на тебя такого, каким вижу впервые.Ты зажимаешь таблетку меж зубов и прежде, чем успеваешь присвоить всю дозу себе, я снова толкаю тебя, на этот раз рукой в плечо.—?Эй, дели-и-ись,?— с наигранной обидой, словно маленький ребёнок, ною я.—?Отними,?— говоришь ты сквозь зубы и поворачиваешься ко мне.Пару секунд я сижу ошарашенная и не понимаю, чего именно ты ждешь, а потом отпускаю всю ситуацию к чертовой матери. Приближаюсь к твоему лицу и, сталкиваясь с тобой зубами, откусываю свою половинку таблетки и чуть вскидываю голову. Половинчатая доза сама падает мне под язык. Я смотрю, как в расширенных зрачках напротив отражается тёплый свет каждого диода рождественской гирлянды, висящей на шторах. У тебя удивительные глаза, с серо-голубой светлой радужкой у зрачка и более глубокой, темной серой окантовкой. Я впервые вижу тебя так близко. И ведь я могу просто отстраниться, и под действием субоксона вкупе с водкой мы сразу забудем произошедшее только что, как забыли то утро после сорванной ночёвки. Но это уже не важно, потому что я чувствую горячее дыхание на губах сейчас. Я могу сесть обратно на своё место, но вместо этого подаюсь вперёд и уничтожаю эти сантиметры между нашими лицами.И ты будто не веришь в происходящее, да и я не верю. Время перестаёт существовать, поцелуй кажется таким медленным, хотя с каждым движением губ воздуха стремительно становится все меньше.—?Вот черт,?— с придыханием я оставляю твои губы в покое и утыкаюсь носом в плечо,?— сегодня же Рождество. У меня даже подарка нет.Ты молчишь, а мне смешно от того, какой момент я выбрала, чтобы вспомнить про праздник и подарки.—?Но ты приехала,?— чувствую невесомое прикосновение подсохших губ на лбу и перестаю смеяться, вздрагивая от волны мурашек,?— почему это не может считаться подарком?Позволяю тишине занять пару наших секунд.—?Если так посмотреть, это я без подарка,?— говоришь ты, и я поднимаю голову, вновь падая в серо-голубую бездну твоих глаз. Не думала, что падать будет так приятно.—?Не правда,?— в адекватном состоянии меня колотило бы от неловкости и страха, но опиоид шепчет ?не важно?. И это правда не важно. Нет будущего, нет прошлого, нет проблем в семье, есть только мы на этой чертовой планете. Есть только сейчас.—?Ты можешь сделать кое-что для меня,?— не замечаю, как перехожу на шёпот.Я вновь приближаюсь к твоим губам, в этот раз куда более осторожнее.Это ли было моей гибелью??Мне восемнадцать, когда мы, вусмерть обдолбанные, идём в Колумбианский торговый центр и пристаем к людям с непристойными вопросами. Нас арестовывают, но из-за ошибки в документах вскоре отпускают. Из полицейского участка выходим с каменными лицами, а когда садимся в машину, начинаем смеяться не хуже гиен из мультиков. Мнимая безнаказанность пьянит.Мне восемнадцать, когда ты учишь меня стрелять из пистолета и рассказываешь свой давно заготовленный план. Страх парализует меня, но я преодолеваю холод в конечностях, подхожу вплотную и ловлю твой блуждающий серо-голубой взгляд.—?Не важно, что будет дальше. Я хочу, чтобы ты знал,?— утыкаюсь лбом тебе в ключицу, отдаленно чувствуя кожей пульс,?— для меня все, что ты делаешь?— правильно.Мне восемнадцать, когда ты устраиваешь расстрел в Чарльстонской церкви. Меня задерживают как сообщника, неустанно допрашивают. Отпускают только после того, как фиксируют нервное истощение. Допросы прекращаются, мол, дальше?— опасно.?Мне девятнадцать. Передоз. Папино разочарование. Больница, врачи, за ними следователи, расследование ошибки ввода данных в документах годичной давности, возобновление дела за хранение запрещённых веществ и невозможность увидеть тебя.Мне двадцать. Прохожу курс лечения. Согласно вынесенной мере пресечения из больницы меня отправляют в тюрьму. Последнее желание?— увидеть тебя. Не позволено?— ты приговорён к смертной казни и переведён в тюрьму другого штата. Земля уходит из-под ног. Каждое мгновение начинаю проживать, как последнее.Мне двадцать один. Столько же, сколько было тебе, когда ты устроил расстрел в церкви. Наверное, я единственная, кто не осуждает тебя. Я выхожу из тюрьмы. Несусь домой на всех парах, не хочу терять ни секунды. Первое, что делаю по приезду?— включаю компьютер и ищу в поисковике сайт федерального бюро тюрем. Интернет будто чувствует мою торопливость и нарочито долго загружает страницу. Судорожно стучу отросшими ногтями по столешнице. Когда, сайт, наконец, открывается, я спешно тыкаю на вкладку ?Find an inmate?, затем на ?Find by name?. Ввожу своё любимое имя.Мне двадцать один.И мой мир, заключённый в одном человеке, обращается в невесомый пепел, когда я вижу напротив даты исполнения приговора два слова.?DEATH SENT?.Руки холодеют.Вспоминаю каждый момент рядом с тобой. В один из них я обещаю следовать за тобой до конца.Под языком растворяется пятикратная доза субоксона.В этот раз должно хватить.