Часть 3 (1/1)

Следующее утро — это совсем другая история. Эмма просыпается поздно, проводит несколько часов, заполняя документы по работе, выпивает уйму кофе и паникует каждый раз, стоит услышать шаги за дверью. И зачем только она оставила эту дурацкую записку о свидании? Теперь ей кажется, будто впереди настоящее свидание, и это едва ли не доводит Эмму до нервного срыва: она уже надевала своё самое приличное платье на ужин с Дереком, у неё кончилась тушь, и, боже, Реджина, вероятно, думает, что она полная идиотка.(У неё не одно приличное платье, приходится напомнить себе. Чёрное мини у Реджины, оно пропахло её духами и навсегда будет ассоциироваться только с ней).Это всего лишь Реджина. Ужин в качестве извинения. Ничего большего.В конце концов, Эмма достаёт джинсы и чистую рубашку, завивает волосы, ну, потому что Реджина, должно быть, много сил потратит на приготовление ужина, и не хочется показаться перед ней неопрятной.Она оказывается права, так как Реджина открывает ей дверь в бархатном платье, в котором Свон увидела её в первый раз.Ткань выгодно ложится по фигуре, подчеркивая красивые формы. И всё же, она выглядит иначе. Вместо сложной прически — распущенные волосы, как Эмме кажется, естественные кудри, которые Реджина обычно туго заплетает. На её лице нет тяжелого макияжа.— Вау. Ты выглядишь… я одета не к месту, — Эмма, хмурясь, касается своей рубашки.Глаза Реджины проходятся по ней, задерживаясь на груди.— Может быть, слегка, — произносит она и улыбается. — Проходи. Я приготовила ужин.— Ты умеешь готовить?— Каждый дурак умеет готовить, — фыркает она. — Пожалуйста, присаживайся.На журнальном столике уже расставлены тарелки, а в вазе несколько красных роз. Сама комната освещена только свечами. Не знай Эмма, что Реджина замужем, она бы решила, что это свидание.(Она несчастна в браке, шепчет мозг).— Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает она, по-прежнему стоя на месте.— Открой вино, — кричит Реджина с кухни. — Я накладываю еду.Она возвращается с двумя тарелками и ставит их на стол.— Ты сделала лазанью, — констатирует Эмма удивленно, но ничуть не впечатлившись.— Это пустяки.Вместо того, чтобы расположиться напротив, Реджина присаживается рядом, бедром задевая Свон, скрещивает ноги и заметно расслабляется, невзирая на роскошное платье.— Ты ужасная лгунья, — говорит Эмма, протягивая ей бокал вина. Она улыбается, когда Реджина жмёт плечами. — За нас.Бокалы со звоном ударяются друг о друга.— Еда выглядит превосходно. Неважно, сложно или легко её готовить.К сожалению, после первого укуса становится понятно, что Реджина не умеет готовить. От того, что за ней внимательно наблюдают, Эмме удается не подавиться переваренной пастой с подгоревшим белым соусом и дряблым мясом.— Вкуснотища, — цедит она. — Правда. Очень вкусно.Лицо Реджины озаряется, и она пробует лазанью сама, почти сразу же выплюнув её обратно на тарелку.— Это не должно быть на вкус таким отвратительным! — Свон не может сдержать смех, глядя на неё. — Ну, — сопит Реджина, прежде чем взять тарелки и унести их на кухню, — я рада, что тебя это так веселит.Она возвращается через минуту, может, всё-таки поняв, почему это так смешно, и приносит две тарелки с чем-то, напоминающим мусс.— Это точно получилось. В детстве я помогала папе на кухне и не могла забыть рецепт.В этот раз Эмма кусает намного аккуратнее, хотя волноваться не о чем. У кокосового десерта богатый кремовый вкус, и она вздыхает от наслаждения.— Боже, это восхитительно.— Я рада. Здесь все ингредиенты незнакомые, и я переживала, что всё-таки забыла, как правильно его делать. Мать никогда не одобряла десерты, а королю не нравились иностранные блюда.— Мне жаль.Все слова кажутся лишними.— Мне тоже, — Реджина поправляет ткань платья, и Эмма впервые замечает, что она босиком. — Мне жаль, что пришлось выйти за него.— А почему ты вышла? — спрашивает Свон, на что девушка напрягается. — Я не должна была спрашивать.— Моя мать организовала это замужество, — она откусывает немного десерта и чуть погодя горько смеется. — Буквально. Я спасла его невыносимую дочурку от очень удобно взбесившейся лошади, и предложение руки и сердца была моим призом. Я пыталась убежать, но, как учила мать, никто не может сказать ?нет? королю.Эмма накрывает подрагивающую ладонь Реджины своей.— Расскажи мне.— Это притворство. Его милая, экзотичная юная жена, певчая птица в золотой клетке, чтобы украшать двор, — она снова смеётся почти дико, отчаянно. — Нянька, шлюха, украшение, — её ладони сжимаются в кулаки, челюсть напрягается, а плечи опускаются, и, боже, Эмме кажется, она плачет.Тогда Свон верит. Может, это безумие, но она по-настоящему верит Реджине, верит Тамаре, верит всей этой сумасшедшей истории.— Теперь ты здесь. Ты свободна, — она мешкается, стоит ли обнять Реджину, ведь она обычно не тот человек, к которому идут за поддержкой. Со всеми этими разговорами про клетки, не станут ли её руки очередной неволей? Вместо этого, Свон продолжает держать Реджину за руку, большим пальцем гладя костяшки её пальцев.Какое-то время они сидят так, пока не прекращаются слёзы. Молча Эмма протягивает Реджине салфетку, чтобы та вытерла глаза.— Мои извинения, — бормочет она, снова вернувшись к формальному тону и выпрямляя спину. — Эй, всё в порядке.Она по-прежнему скована, держит голову высоко, а тело почти электризуется от напряжения. Эмма добавляет:— Никто не узнает.— Тебе не обязательно что-то мне говорить. Не путай мой срыв с чем-то вроде налаживания отношений, — огрызается Реджина, однако её глаза говорят иначе, и Свон не может не рассказать ей всё.— Нет, меня никогда не хотели. Я сказала тебе, что не была матерью и это так, но там был парень, и я была глупой, залетела, села в тюрьму, — ладонь Реджины сильнее сжимает её руку. — Я отдала ребенка в приют, хотела, чтобы у него был лучший шанс, пусть не со мной.— Ты знаешь, где он?— Я стараюсь не думать о нем, — он запечатан где-то глубоко в сердце, этот малыш, которого она никогда не держала на руках, никогда не видела. — Надеюсь, он попал в хорошую семью.— Уверена, они любят его. Если он похож на тебя, то его легко полюбить.Эмма поворачивается, чтобы обнаружить взгляд, направленный прямо на неё, и лицо, неровно освещенное огнями свечей. Губы тянутся в улыбку, открытую надежде и новым возможностям. Глаза блестят. Прядь волос падает Реджине на лицо, и Эмма заправляет её ей за ухо. Подушечки пальцев задерживаются на нежной коже, двигаются к губам, очерчивая шрам.— Ты, правда, так думаешь?— Да, — едва слышным выдохом.Тогда Свон наклоняется и целует её.Поначалу она осторожна, не знает, куда деть руки, не знает, какой будет реакция. Пальцы едва ощутимо ложатся на спину Реджины, рядом с вырезом на спине, и она вздрагивает, опустив руку Эмме на бедро. Свон отстраняется, лбом прислонившись ко лбу Реджины.— Чего ты хочешь?Дыхания, кажется, не хватает, голова кружится, и хочется глупо смеяться, хотя раньше такого никогда не случалось.— Тебя, — отвечает Реджина и подается вперед, снова целуя Эмму, толкая её к спинке дивана и почти оказываясь сверху. Её руки проходятся по белым кудрям. — Просто тебя, — шепчет она на ухо и смещается, чтобы оставить поцелуй на челюсти Эммы.И всё же, Свон аккуратна. Она аккуратна, когда встает, предлагая руку Реджине. Аккуратна, когда, держа её ладонь в своей, задувает свечи. Аккуратна, когда позволяет Реджине отвести себя в спальню-офис, которую Тамара ей отвела.На небе полная луна, а шторы открыты, позволяя слабому свету окрасить Реджину серебристым сиянием. На секунду они просто стоят на месте, глядя друг на друга.— Мне что, делать за вас всю работу, мисс Свон? — спрашивает Реджина и раздраженно перекидывает волосы через плечо, оголяя шею.Эмма рвется вперед, целует её снова, прижимается влажными поцелуями к челюсти, к шее, стараясь отбросить первобытное желание оставить отметку на её коже, потому что жизнью Реджины и без того достаточно распоряжались. — Чего ты хочешь? — спрашивает, слыша низкий, гортанный вздох.— Меньше вещей, — отвечает Реджина, расстегивая пуговицы на её рубашке. Эмма скидывает ботинки, сбрасывает рубашку с плеч и тянется, чтобы расстегнуть лифчик. На мгновение Реджина замирает, встречаясь с ней взглядом, и судорожно тянет руку, чтобы дотронуться до её груди, останавливаясь почти у цели. Эмма дрожит от предвкушения. — Можно?— Пожалуйста, — отвечает она, смущаясь от хнычащих ноток в своем голосе. Реджина подталкивает её к кровати и, момент поколебавшись, оставляет поцелуй на одной груди, рукой лаская другую. Спина Эммы выгибается, а пальцы цепляются за матрас, когда Реджина чуть тянет сосок, проходясь по нему языком, посылая сноп искр, что зажигаются и переворачиваются у Свон внутри. Бархат платья восхитительно прижат к её коже, а украшения на его вороте царапают живот.— Как бы я не любила бархат, — цедит Эмма и шипит, чувствуя зубы Реджины. — Мне кажется, на тебе слишком много одежды, — пальцы проходятся по мягкому рукаву.Реджина встает и поворачивается спиной.— Расстегни его.Эмма садится и целует её обнаженную спину, прежде чем найти застежки. Когда платье соскальзывает на пол, Реджина оказывается в легкой комбинации и разворачивает голову, чтобы взглянуть на Эмму. В этот момент она выглядит почти уязвимо с волосами, свободно разметавшимися по спине.— Ты… просто вау, — говорит Свон, и Реджина полностью поворачивается к ней, смотрит прямо в лицо. Её соски видны сквозь ткань от холода или, как надеется Эмма, от возбуждения. Рука ложится ей на бедро, подбираясь к пряжке ремня.— Я будто на пороховой бочке, — говорит она, прежде чем оседлать Эмму, целуя её и прикусывая, так как у Реджины, похоже, нет угрызений совести по поводу того, чтобы оставлять отметки на коже любовницы. Она направляет руки Эммы к своей груди, вздыхая от каждого касания и ласки, а после трется о её бедро.— Реджина. Чего ты хочешь?Её дыхание прерывисто и затруднено, когда она отвечает:— Коснись меня. Пожалуйста.И Эмма касается. Она запускает пальцы под тонкую комбинацию, скользит ими по бедру Реджины, и та дергается. У неё атласная кожа, и сама она очень чувствительная.— Можешь лечь?Реджина послушно ложится, и Свон быстро снимает с неё комбинацию, а с себя джинсы.После все случается слишком быстро. Сначала она касается, потом облизывает, потом добавляет пальцы, пока Реджина не вскрикивает и не начинает тяжело дышать. Эмма скользит языком по её клитору, снова и снова, вырисовывает круги, прижимает, делает всё, чтобы бедра содрогнулись, спина выгнулась, а голос звучал низко и хрипло. Эмме становится настолько жарко, что терпеть нет сил, и она тянет руку к собственному клитору, чтобы кончить одновременно с любовницей.Реджина закрывает глаза, когда достигает финала, словно смотреть на Эмму выше её сил, и к тому времени, как она вымотана тремя оргазмами, блестит от пота и не чувствует костей, её глаза прикрыты, а на губах довольная ухмылка.— Я знала, что мой план по соблазнению сработает, — бормочет она, когда Свон опускает голову ей на плечо, а руку на живот.— Ты смешная, — произносит Эмма, оставляя поцелуй на её голом плече и носом потеревшись о кожу.— Ты идеальная, — отвечает та и вздыхает. — Так, мисс Свон, полагаю, пришло время сказать мне, чего вы хотите.— Всего. Тебя.И она получает даже больше.***Когда она просыпается следующим утром, Реджина свернулась возле её бока, губы наполовину прижаты к груди Эммы, будто она целовала её во сне. Свон выскальзывает из кровати, надевает трусики и рубашку, а после заваривает кофе. Остатки ужина по-прежнему стоят на столе, десерт совсем растаял и растекся по тарелкам. Эмма улыбается и наливает две чашки кофе, чтобы, когда вернуться в спальню, обнаружить Реджину только проснувшейся и потирающей глаза.Она облегченно улыбается, заметив Эмму.— Кофе, — объявляет та, протягивая кружку.Реджина садится в кровати и ворчит:— Ещё слишком рано.— Мне нужно на работу. Буду дома позже, — произносит Эмма, а после, поколебавшись, добавляет: — Хочешь, мы сходим куда-нибудь?— Да, хочу, — отвечает Реджина и хлопает рукой по одеялу. — А теперь возвращайся ко мне.— Как прикажет моя Королева, — шутит Свон.— Не надо, — пальцы Реджины сильнее стискивают ручку кружки. — Я… просто не надо.Эмма оставляет поцелуй на её лбу и отхлебывает немного кофе. Она никогда не была ни с кем так близка, не ощущала безмолвного понимания в тишине, и ей нравится это чувство. Хочется привыкнуть, хотя мозг кричит бежать со всех ног, пока не стало больно.— Кажется, я в тебя влюбляюсь, — произносит она, уткнувшись взглядом в кружку. Слова уже сказаны, и она начинает жалеть, так как они вносят неопределенность и уязвимость.Реджина смотрит на неё глазами, полными надежды, как самый настоящий якорь, способный удержать от тревог.— Мне кажется, я уже влюбилась.— Это не соревнование, — бормочет Эмма, осушая чашку. — Мне пора. Увидимся вечером.Пока они целуются, она ощущает, как внутри давление будто грозится вырваться наружу и как Реджина улыбается ей в губы. Услышав смешок, Свон даже толком не понимает, кому из них он принадлежит.— Иди, — отталкивает девушка. — Пока я не заставила тебя остаться.Весь день Эмме сложно сдержать улыбки, и пойманный парень, которого должны были судить за непристойное поведение в общественном месте, говорит:— Ну, смотрите-ка, разве ты не Солнечная Мэри, охотница за головами?— Залоговый поручитель. И сегодня, да, всё так! Впервые она жалеет, что у Реджины нет телефона. Она никогда не была фанаткой смс-сообщений, думала, что те, кто постоянно строчат своим вторым половинкам, слишком зависимы, но сегодня, господи, ей хочется отправить сотню милых смс.Прошлая ночь была великолепной.Я скучаю по твоей улыбке.Хочу показать тебе мир кино. Свидание?<3 <3 <3Возвращаясь домой, Эмма останавливается у цветочного магазина, покупает несколько подсолнухов, перевязанных черной лентой, потому что они очень напоминают ей о Реджине. И это слишком слащаво, но сегодня, сейчас, она чувствует, что так правильно.Как бы то ни было, ворвавшись в квартиру этажом выше, она встречает не Реджину, а Тамару, чьи ноги лежат на журнальном столике.— Привет! — ухмыляется Свон. — Ты вернулась.— Выписали сегодня утром. Знаешь, было бы неплохо, если бы ты сначала стучала.— А где Реджина? — она отчаянно пытается сделать свой тон обыденным, но с треском проваливается.— Она ушла, — отвечает Тамара, и в ушах Эммы — звон, громкий и настойчивый. Дрейк продолжает что-то говорить, но она не слушает. — … ради сохранения временной линии. Реджина поняла, как это важно, — перед глазами темнеет, и приходится опереться о диван. —… перенастроила девайсы и послала её…Подсолнухи падают на пол.— Мне нужно идти.Один из стеблей хрустит под подошвой, когда она уходит, а лепестки рассыпаются по ковру.Её собственная квартира кажется невыносимо холодной и серой, зимнего солнца не видно сквозь зашторенные окна. Эмма плотнее запахивает куртку, дрожа, и замечает около двери сложенный лист бумаги, просунутый, вероятно, через щель. Она поднимает его и открывает.Дорогая Эмма,Прости за то, что я ухожу вот так.Мисс Дрейк говорит, что я, вероятно, не вспомню тебя, вернувшись домой, но я не представляю, как возможно тебя забыть, милая Эмма.Спасибо, что помогла мне стать свободной, пусть и на короткий период.Твоя РеджинаЭмма рычит прежде, чем может сформулировать хоть одну здравую мысль, рвет письмо на кусочки, которые падают на пол, как конфетти. Она не плачет. Она не будет плакать. И тем не менее, слёзы начинают капать, дыхание сбивается, а сердце сильно и болезненно сжимается.Идиотка. Глупый ребенок. Такая шлюха, как ты, заслуживает только одну неделю.Она находит спрятанную под раковиной бутылку виски. Забвение. Это поможет.***Время идёт.Тамара переезжает в Нью-Йорк, заглянув к Эмме лишь перед своим отъездом.— Мне очень жаль, — говорит она. — Это было к лучшему, — отвечает Свон и захлопывает дверь прямо у неё перед носом. После она не утруждается тем, чтобы представиться своей новой соседке сверху, потому что какой в этом толк? Люди уходят. Люди оставляют тебя.Время идёт.Эмма строит собственный бизнес. Становится успешной, переезжает в новую квартиру с высококлассным соседством, холодную и безликую, ту, что не напоминает о Реджине, которая осталась запертой в дальней в коробке у неё в воспоминаниях. Она так и не распаковывает вещи, хотя одной ночью, выпив, она достаёт своё детское одеяльце и плачет.Время идёт.Наступает её двадцать восьмой день рождения. Она не надевала розовое платье долгое время, но решает надеть его сегодня. Ловит какого-то парня, мудака, кинувшего своего работодателя в суде, бросившего жену, чтобы склеить девушку в интернете (это фейковый профиль Эммы).— Да что ты сама знаешь о семье, а? — крутится одна и та же мысль. Мудак. Эмма надеется, что сломала ему нос.Наконец, она добирается до дома, скидывает туфли и поджигает свечку в форме звездочки на капкейке из кондитерской вниз по улице. Смотрит на пламя и стекающий воск.— Ещё один год.Эмма закрывает глаза, задувает свечу и загадывает желание. Хотя бы раз я не хочу быть одна. В голове всплывает образ Реджины, той с мягкой улыбкой, какой она видела её в последнюю их встречу.Стук в дверь выдергивает её из мыслей. Глаза распахиваются, и на один дикий момент Свон думает, что, может, за дверью она.Вместо Реджины там ребенок.— Чем могу помочь?— Вы Эмма Свон? — спрашивает он. Есть в этом мальчике нечто знакомое: упрямый подбородок, цвет глаз.— Да, — с подозрением отвечает Эмма. Людям неизвестно её имя. Они не знают, где она живёт. Ей вдруг кажется, что ребенка подослал кто-то, кого она выслеживала. — А ты кто?Он ухмыляется.— Меня зовут Генри. Я твой сын.И пока мир крошится вокруг неё, пацан проскальзывает внутрь квартиры.Он пьёт сок прямо из пачки, шантажирует похищением, и Свон приходится отвезти его в богом забытый город в Мэне, что в паре часов езды. Генри не затыкается ни на минуту, болтает о своей книжке, о том, что все сказки в них — правда, и что она сама — один из персонажей.— Пацан, у тебя проблемы, — говорит Эмма, хотя её сердце пропускает удар, а пальцы так и тянутся к иллюстрации в книге, той, что о Злой Королеве и месте под названием Зачарованный Лес.— Ты хочешь верить, — заявляет Генри, пристально глядя на неё, и Свон сильнее сжимает руль.В Сторибруке холоднее, чем было в Бостоне. Она смотрит на дом, который по словам мальчишки принадлежит Джимини Крикету, кто на самом деле сверчок. Дрожа, Эмма обнимает себя руками.Миффлин Стрит, 108. Даже в темноте дом кажется огромным. Она бы убила за то, чтобы жить в таком, когда была ребенком, за то, чтобы бы быть столь же хорошо накормленной и одетой, как Генри. Он думает об этом иначе, когда она спрашивает, бормочет что-то о злой королеве и матери, которая только притворяется, что любит его, с фанатичной уверенностью десятилетки.Когда распахивается входная дверь, Эмма перестаёт слышать что-либо, потому что это она. Это Реджина. Её волосы короче — первое, что вообще замечает Свон, которая не в состоянии говорить и двигаться, так как, господи, это Реджина и она бежит навстречу Генри с глазами красными от слёз, она обнимает его, даже несмотря на то, что он вырывается и кричит:— Я нашёл свою настоящую маму!Генри убегает в дом, а Реджина распрямляет плечи, вытирает глаза и видит Эмму впервые.— Ты биологическая мать Генри? — спрашивает она, и Свон выбирает видеть изгиб её губ, выбирает видеть дикую надежду в глазах.Она наклоняет голову вбок и выдыхает:— Хей.Вот с этого всё начинается.