24. "Ловушка". (1/1)

Карин сидела на крыльце с чашкой горячего кофе и всматривалась в густой лес, окружавший особняк. На улице было прохладно, но ей не хотелось возвращаться в дом?— она была обижена на Наруто. Странно, что человек, воспитавший в ней сильное чувство справедливости, не вступился за вампиршу, с которой Хината обошлась, на взгляд Карин, жестоко и нечестно. У них в семье было заведено, что кто бы ни был неправ, остальные никогда от него не отвернутся, да что за примерами далеко ходить?— Карин сама была ходячим косяком, по мнению остальных, хоть она и не понимала, что такого криминального совершает. Но ни разу ее не бросали. Ни единого раза. Так что за вампиршу было действительно обидно, пусть ей и было, по большому счету, плевать на этих всех вампиров.Почти на всех.Этот Суйгецу… Почему-то его появление в зале ее немало смутило. Хотя опять же, она не совершила ничего предосудительного?— ну подумаешь, дала ему пять секунд за грудь подержаться, грудь точно такая же часть тела, как рука или нога. К тому же, дурачок и правда выглядел счастливым; если бы у него так резко не изменился взгляд и голос, она бы и подольше дала себя потрогать, в конце концов, ничего же ужасного не произошло. А теперь ей не по себе от одного взгляда этих сумасшедших глаз; на нее никто и никогда еще не смотрел так. С такой глубиной безумия.Это льстило. Но в то же время пугало.Горячая кружка грела пальцы; Сакура узнала у Пола, где находится кухня, и к большому удивлению их обеих, она была в доме, да еще такая, что закачаешься; пять или шесть холодильников, кофемашина, микроволновка, духовка, плита, и все такое брендовое и дорогое, что возникал логичный вопрос?— на кой хер это вампирам, которые кроме крови ничего не едят? К тому же все выглядело новым, не считая пары холодильников; Пол им тактично намекнул, что в них хранится кровь для вампиров, и они даже заглядывать туда не стали; Сакуре бы сразу поплохело. Вообще, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что у этой звезды полморды опухло, а ведь Карин договорилась о фотосессии послезавтра. А еще ноги; Сакура умудрилась настолько запороть себе ступни, что складывалось ощущение, что она марафон по гальке бежала.Небо медленно светлело, извещая о скором рассвете, и Карин занервничала; нет, конечно это было не из-за Суйгецу, она волновалась за Сая. Их отношения могли быть тысячу раз херовыми, странными и натянутыми, но они любили друг друга, потому что были семьей. Сакура наоборот, была еще холоднее, чем обычно, ничем не выдавая беспокойства за своего самца; безусловно, он накосячил, Сакура имела причины обижаться. Но Карин понимала, что вероятность создания семьи у Сакуры с Саем столь же велика, сколь вероятность их с Наруто инцеста. То есть шанс был, но микроскопический; они с братом имели может и не совсем здоровые, но прочные братско-сестринские отношения, без всякой пошлой поеботи. Это вовсе не мешало искать для себя мужчину, максимально похожего на брата, но уж в этом точно не было ничего странного; он всегда был для нее эталоном мужественности, силы и олицетворял собой нерушимое чувство безопасности, так необходимое вечно попадающей в истории Карин.Кофе кончился; пальцы уже не грела пустая кружка, и она встала со ступенек, решив, что дальше ждать нет смысла. В доме было не намного теплее, чем на улице, и Карин слегка повела плечами, пожалев, что ничего не накинула поверх майки с тонкими бретелями. В доме первые три коридора она преодолела уверенно, примерно помня, где находится кухня, а потом предсказуемо заблудилась. Коридоры были почти одинаковые, куча зеркал сбивали восприятие пространства, еще эта клетка шахматная выбешивала, и Карин почти выкрикнула имя Пола, как взгляд натолкнулся на дверь, запрятанную в стене; она была заклеена обоями, ничем не отличаясь от остальной стены, но ее выдавала дверная ручка, случайно замеченная цепким взглядом. Кажется, Сакура была права насчет ее зрения; в очках Карин и правда видела гораздо лучше, чем без них.Дверь поддалась легко, и ее окатил резкий запах хлорки; Карин прищурилась, вглядываясь в полумрак, разглядев только ровные каменные ступени, ведущие вниз, в темноту. Любопытство погубило кошку, шепнул разум, но любопытство, как всегда, пересилило его доводы; осторожно ощупывая каждую ступень ногой, прежде чем встать на нее, она спустилась, по ощущениям, довольно глубоко, чтобы в полной темноте, уже не разгоняемой слабым светом из коридора наверху, наткнуться на глухую стену. Ебать этого архитектора немытым кирпичом за такую странную постройку; этот дом был гибридом особняка из фильма ужасов, лабиринта Минотавра и херобазой из фильма ?Начало?, где люди во снах строили какие-то невъебические конструкции силой мысли. Как еще можно было объяснить глухую стену, в которую упиралась лестница за секретной дверью в коридоре? Тут даже пленников держать было бы невозможно, потому что между ступенями и стеной не было никакого пространства, просто последняя ступень упиралась в стену. Маразм.Запах хлорки тут был сильнее; Карин надавила; стена не поддалась. Постучала по ней; звук был звонкий, значит, за ней что-то наверняка есть. Надавила снова, и ей показалось, что она чуть подалась вбок, и это придало решимости давить еще и еще, пока стена, наконец, не съехала в сторону.И у Карин отпала челюсть.Она ожидала увидеть какую-нибудь камеру пыток, или мини-темницу, да хер бы с ним, зеркала, что угодно?— но только не большое помещение, подсвеченное слабым нежно-голубым светом, исходившим от бассейна. Здоровенного бассейна под сводчатым каменным потолком. Карин осторожно прошла вперед, охуевая от того, что видит, разглядывая колонны, украшенные резьбой и какими-то знаками, совершенно нечитаемыми, светлые отблески на стенах от подсвеченной ряби воды, мраморный пол. По логике, это помещение находилось даже ниже, чем фундамент самого дома?— спускалась она и правда глубоко.Она присела на самом краю бассейна, отставила пустую чашку подальше и коснулась рукой воды; она была прохладной, мягкой и густо пахла хлоркой. Желание искупаться смело здравый смысл на задворки сознания, и Карин с детским восторгом сбросила шлепки и окунула ноги в воду; она оказалась теплее, чем казалась сначала, и Карин блаженно поболтала ступнями, слушая эхо от всплесков, оглушительное в каменных сводах.?— Что ты тут делаешь?Она вздрогнула, резко повернувшись и едва не ебнулась прямо в воду; сердце заколотилось, как бешеное, от осознания того, что ее застукали в месте, где ее явно не должно было быть. Суйгецу стоял там же, где была сдвинута стена, скрестив руки на груди, и в его взгляде не было ни дружелюбия, ни безумия?— только злость.?— Я… —?она растерялась; как объяснить свое присутствие тут, понятия не имела. При виде седого психа опять свело мозг от стыда. Карин гулко сглотнула ком и позволила своей врожденной наглости говорить за нее:?— Ножки мочу, разве не видно? —?и она демонстративно побултыхала ногами в воде, возрождая эхо от всплесков. —?Думаю вот, искупаться или нет.?— Огненная лиса не должна быть здесь,?— Суйгецу не двигался, застыв в проходе; голос стал на крошечный градус теплее, но в глазах еще полыхал гнев.?— Ой, блять, больно надо. —?Она встала, отряхнув с ног мелкие капли, и засунула ступни в шлепки. Под его неотрывным взглядом она ощущала себя еще хуже, чем под десятком прожекторов; они не выжигали в ней дырку, как минимум, а вот его глаза?— еще как.Она сделала несколько шагов по направлению к стене-входу, но остановилась; Суйгецу был у нее на пути и, кажется, отходить не собирался. Она повторила его позу, демонстративно вздернув подбородок, давая понять, кто тут главный, но он вдруг потерял к ней какой-либо интерес; пройдя к бассейну, он подошел к креслу-лежаку, стоящему по правую сторону прямо у бортика, и начал расстегивать кружевные манжеты на рукавах своей старомодной рубашки. Карин почему-то не уходила, глядя, как длинные белые пальцы изящно скользят по его запястьям, и нервно выпалила:?— Я думала, ты с остальными поехал за Ино.?— Нет.Она не видела, как он развязывает манишку под горлом, но когда она лентой скользнула на лежак, Карин поняла?— надо уходить. Почему-то сглотнула.И не ушла.Рубашка скользнула с плеч; он был худ, почти тощ, под тонкой белой кожей прослеживалось движение каждого мускула; Карин вздрогнула. Его спину пересекали чудовищные серые шрамы, от шеи до поясницы, скрываясь за поясом брюк; она невольно сделала шаг к нему, сама не понимая, зачем ей вообще это делать:?— Тебя что, пытали? —?брови полезли на лоб; выглядело действительно страшно, насколько много рубцов может быть на одной спине. У Наруто был только один шрам, на животе, и он перекрыл его татуировкой с каким-то значением, Карин уже не помнила, он объяснял, но такого изуверства вживую ей видеть не приходилось.?— Да.У нее выбило воздух из легких; он не шутил. Если он поседел и сошел с ума из-за этих пыток, то еще, можно сказать, легко отделался; наблюдая картину издевательств, написанную прямо на его мертвой коже, она могла с уверенностью сказать?— такое точно пережить невозможно.?— Но ты же вампир,?— прозвучало жалко; Карин не узнала свой голос. —?На вас даже дырки заживать должны.Он повернулся к ней; она едва не всхлипнула; его тело было настолько сухим, что она видела выступы ребер, четкие мышцы живота, как на анатомическом макете, маленькие, темные соски, резко контрастирующие с белой кожей, и от ребер вниз все иссекали эти шрамы, широкие и длинные, короткие, толстые, зарубцевавшиеся столько раз, что тугими нитями проступали поверх кожи, как варикозные вены, только серые. Его протыкали чем-то острым в тех местах, где был минимальный риск нанести смертельную рану; не один день, потому что за день так изувечить человека…?— Боже, кто это сделал с тобой? —?на глаза почти навернулись слезы, сдерживаемые только шоком; она видела небольшой участок его груди еще тогда, под рубашкой, но на безупречно гладкой груди не было ни одного шрама, как напоминание. —?Было… очень больно?Сама не поняла, как подошла почти вплотную, и теперь уже ее рука с дрожащими пальцами тянулась к его телу; он не сопротивлялся, не делал попыток остановить ее, только смотрел своими потрясающими фиолетовыми глазами в ее лицо, а у нее не хватало воли оторвать взгляд от зрелища уродовавших его шрамов.?— Огненная лиса ранит больнее,?— жестко произнес он, делая шаг назад, когда ее пальцы почти коснулись рубца, рассекающего живот наискось от ребра к бедру. —?Физическая боль не так сильна, как агония разума. —?Он снова отвернулся, подставляя ее взгляду изувеченную спину, и начал расстегивать пояс на брюках, оголяя продолжение уродливых линий на пояснице.Карин отдернула руку, едва он отступил от нее; в лицо ударил жар, и ей стало стыдно?— и правда, что она себе позволяет? Какого хера вообще полезла к вампиру со своими расспросами и?— вообще, блять, серьезно? —?решила провести по этим рубцам пальцами? Растерянно прижала руку к груди, как нашкодивший ребенок, взявший что-то, что ему брать не разрешали, и застуканный за этим действом родителями, изо всех сил делая вид, что это не его руки держали запретное, что так манит любопытный взгляд.?— Но почему это не зажило? —?она растерялась, искренне не понимая, как такое могли с ним сделать, когда страшная, безумная догадка пронзила мозг раскаленной иглой; едва она открыла рот, как Суйгецу подтвердил самое невозможное, чудовищное, что только можно было представить:?— Заживает на созданиях тьмы.Блять, если бог Сакуры, в которого она так истово верит, существует, это самый конченный ублюдок из всех, кто только может существовать. Как можно позволить сотворить с человеком такое? Кем должен был быть Суйгецу при жизни, чтобы его так изувечили? Педофилом-убийцей, нарвавшимся на самосуд родителей его жертв? Просто кем надо быть, чтобы действительно заслужить такие пытки??— Так это… когда ты еще был живым? —?На его прищур она скомкано уточнила:?— То есть, ты был человеком, когда с тобой это сделали?Суйгецу рассмеялся; грохот эха оглушил ее, и она отшатнулась, но осталась стоять на месте, ожидая ответа. Когда смех стих, Суйгецу улыбнулся?— улыбка с его заостренными, как у акулы, зубами, была по-настоящему жуткой. А после резко изменился в лице; молниеносно приблизился, схватив ее за предплечья, так сильно, что она тихо пикнула, но с толикой нежности в длинных пальцах, чтобы не оставить синяков, и выдохнул ей прямо в лицо, наклонившись:?— Почему ты еще здесь? —?у него изо рта неожиданно пахло мятой; слишком непохоже на гнилостное дыхание вампира, которое она представляла себе. —?Не обжигай мой разум своим огнем, лиса.Она замерла в его руках; каждой клеточкой тела ощущала, где его пальцы касались обнаженной кожи, от их холода побежали мурашки по плечам и судорогой свело ноги. Она опустила испуганный взгляд с его лица к жилистой шее, и, будто повинуясь ее взгляду, его кадык медленно дернулся вверх-вниз.?— Да я же просто… —?она не нашла слов, чтобы объяснить свое поведение. Почему она стоит здесь, с ним, когда ей с самого начала дали понять, что ее присутствие здесь недопустимо? И снова что-то щелкнуло в мозгу; может, тому виной был его безумный взгляд, может, изувеченное тело, а может, воспоминание, как этот грозный, возвышающийся над ней вампир еще вчера тянул дрожащие пальцы к ее груди, приоткрыв рот и походивший больше на испуганного ребенка; а может, Карин впервые ощущала, как сильно она может быть желанна, и собственное желание проверить, насколько далеки границы дозволенного ей, взяло верх над чувством самосохранения, которое и так у нее было почти атрофировано за ненадобностью.И она встретилась взглядом с его фиолетовыми глазами, обрамленными настолько густыми ресницами, что казалось, будто у него подведены глаза, и медленно, сама не понимая, зачем, облизала пересохшие от страха губы.Его руки тут же разжались; он отшатнулся, а его лицо скорчилось, как будто она?— одна из тех, кто оставлял чудовищные раны на его теле, и тихо простонал, зажмурившись и закрыв лицо ладонями:?— Огненная лиса совсем не знает пощады? Ты более жестока, чем все, кого знали мои умы когда-либо.?— Я? —?Карин настолько опешила, что аж разозлилась. Он что, только что сравнил ее с изуверами, пытавшими его, и она оказалась хуже?!?— Мучения из-за тебя не имеют цели. Ты жжешь меня обещанием того, что никогда не будет моим, и пытка эта бесконечна. Я уже знаю, каково прикоснуться к огню, и мои умы жаждут повторить это… Уходи, лиса. Уходи, пока я не совершил непоправимое. Спасай свое пламя, ибо я больше не в силах любоваться им со стороны.В его голосе билась такая мука, что на мгновение?— на коротенькое такое мгновение?— ей завладело желание послушаться и бежать отсюда так, чтобы сверкали пятки и слетали шлепки. Но оно было слишком мимолетным и несущественным. Недостаточным, чтобы заставить ее развернуться и оставить позади Суйгецу, прятавшего лицо в ладонях и избегающего смотреть на нее. Да, она была настолько красива, что у бедного вампира заехали бы шарики за ролики, если бы он уже не был сумасшедшим. Осознание собственной нужности, не изуродованной налетом лжи и лести, без капли лицемерия и потакания, стегануло похлеще любых признаний. И ведь по большому счету, что случилось из-за того, что он потрогал ее грудь? Ее бросило в жар, мучили непристойные и противоестественные мысли, это да, но разве мир рухнул? Планета сошла с орбиты? Солнце погасло? Нет, ничего не произошло. Просто безумный вампир потрогал ее. И все.И он был влюблен в нее, безнадежно и неистово, и сам понимал обреченность своих чувств; она оборотень, она во вражеском лагере, и это его терзало сильнее, чем физическая пытка. Но еще больше, и Карин это осознала внезапно, какой-то чужеродной, внедренной мыслью?— его терзала невозможность ответа с ее стороны, а вовсе не противоестественность его желаний.?— Суйгецу,?— позвала она, и он сжался, как от удара, не отнимая ладоней от лица,?— Суйгецу, посмотри на меня,?— попросила она, и он очень медленно опустил руки, все еще не переводя на нее взгляд, как будто посмотреть на нее для него было уже мучением.А она тонула в чувстве своей важности, в ощущении власти, которое доступно только женщине, когда рядом находится безумно влюбленный мужчина; она не спеша сняла бретель майки с плеча, и ее жгло желанием его голодного взгляда?— черти побери весь остальной мир, она хотела видеть, как он смотрит на нее, хотела видеть это безумие в его красивых, невозможно-фиолетовых глазах, и пусть идут лесом все окрики разума, пусть по одному месту направляется мораль и агонизируют принципы; насрать с самой высокой башни мира на то, что их виды?— самые страшные враги друг друга. Он ей не враг, и она ему?— тоже.Если она позволит увидеть ему то, что он так вожделеет, мир продолжить существовать, как раньше.И он посмотрел.Под его горящим взглядом она провела от ключицы к плечу, оставляя на коже белую полосу, тут же покрасневшую, четко показывающую направление ее ногтя. Вниз, к локтю?— от собственных прикосновений по телу табуном бежали мурашки, как будто это его взгляд оставлял линию на ее коже, а не она сама ногтем рисовала карту для его глаз. Опустила вторую бретельку, но этого показалось мало; она прикрыла глаза, чтобы хоть немного погасить разгорающееся пламя под веками, и медленно повела ткань вверх, оголяя живот, чуть задержалась на груди и неспешно сняла майку через голову, мягко разжав пальцы, уронив ее к своим ногам.Оглядела себя из-под опущенных ресниц; посмотреть на него духу уже не хватило. Грудь напряглась от холода, живот был весь в мелких мурашках; она засунула большие пальцы под резинку бриджей, плавно спустив их по бедрам, и перешагнула их, оставшись в одних трусиках; вложила в это движение всю чувственность, которая в ней была, хотя раньше раздеваться вот так, медленно, под жгущим чужим взглядом, ощущаемым кожей, ей не приходилось; это было ново, странно и, как оказалось, очень возбуждающе; между бедер было горячо, жар касался щек, но уже не плавил, скорее, приятно грел. Очки осторожно опустила сверху на одежду, чтобы не разбить, и подошла к краю бассейна, вытянувшись всем телом; взлохматила волосы, глубоко вздохнула.И нырнула прямо в прохладную воду.От холода едва не свело легкие, ей пришлось приложить усилия, чтобы не вздохнуть прямо под водой. Было не очень глубоко, она нащупала ногами дно и оттолкнулась, встав в воде, достигающей ключиц; мир без очков и линз превратился в темноту и цветные пятна, но Суйгецу она видела, пусть и не могла разглядеть его лицо; он застыл возле кресла, наблюдая за ней, и Карин еще раз убедилась?— он не может оторвать от нее взгляда.?— Ну? —?спросила она, откинувшись назад, окуная волосы в воду,?— не проеби шанс еще раз коснуться огня,?— она ощущала себя именно так; он так говорил о ней, и она поверила, что она?— пламя, живой огонь, который плавит его разум. Казалось, если она попросит, он без раздумий упадет перед ней на колени, будет поклоняться, как Богине?— а кто она, если не Богиня его разума?Ее даже не волновало то, что собственные мысли путаются, что сомнения совсем исчезли, и больше ее не терзала мысль, что она делает что-то неправильное или запретное, скорее наоборот?— она как никогда поняла, что все, что делала до этого, диктовалось чем угодно, но только не ее истинными желаниями. А сейчас она была свободна от всего?— от предрассудков, от предубеждений, от пристального внимания старших, старавшихся (не всегда успешно) контролировать каждый ее шаг. Только ее ?хочу? имело смысл. Только оно и было важным.Карин хотела подарить крошечный кусочек счастья этому несчастному психу, помешавшемуся на ней, и ведь с нее не убудет, если она позволит ему больше, чем короткое прикосновение к груди через одежду. Одежда вообще всегда лишняя, не зря Карин предпочитала одеваться так, как многие уже раздеваются.Она нырнула, наслаждаясь лаской воды, проплыла немного и вынырнула, жадно полной грудью заглатывая пахнущий хлором воздух, и бросила короткий взгляд туда, где стоял Суйгецу; но его там уже не было. Карин улыбнулась, ощутив, как волоски на руках встали дыбом?— вампир был прямо за ней. Она медленно повернулась, чтобы окончательно сойти с ума от пламени, бушевавшего в его глазах, и коснулась его живота, обводя пальцами рубцы и шрамы, скрытые от глаз толщей рябящей воды. Он замер, мелко задрожал, как будто не веря, что ему правда можно ее коснуться, и Карин сама взяла его ладони в свои. Провела его руками по своей шее, опустила длинные пальцы на грудь, тихо вздохнув, когда они сжали ее; от переизбытка чувств начала задыхаться, потянувшись к его лицу, и ее уже совсем не пугали ни заостренные зубы, ни горящие полным безумием глаза, ни то, что он вампир?— просто коснулась его губ с привкусом хлорированной воды, прижалась всем телом к нему, а когда его пальцы с силой прошлись по ее спине сверху вниз, последней ее мыслью стало то, что не давало покоя последние сутки.Будет ли это настоящим безумием?..?— Ты можешь делать со мной все, что хочешь,?— прямо ему в губы, без оглядки на возможные пути отступления и то, что завтра она может об этом люто пожалеть.И робкий влюбленный котенок, которого жалко, снова исчез под натиском одержимого ею мужчины, которому она своими губами дала карт-бланш.