Защита, боль и жертва (1/1)

Хамфри шёл по тропинке обратно в пещеру. Он погулял всего лишь полтора часа, за это время вряд ли кто-то проснулся. В том числе и натренированная Кейт. Кейт всегда вставала раньше любого Альфа волка, не говоря уже и омегах. Кейт, когда просыпается, всегда сначала разминается, делает волчью зарядку и отправляется на охоту, чтобы принести ?утренний завтрак? своему омеге. Хамфри же, в свою очередь, пытается отплатить ей тем же, принеся ей хотя бы кролика, но всё безуспешно. Зачем ему это делать, ведь он омега: омеги не умеют охотиться. Его мучает совесть. Почему самка может пропитать своего самца каждый день, а он нет? Ведь он самец-лончак, он должен кормить, защищать свою самку, но он не может этого сделать. И это его бесило всегда, даже в дружеское время с Кейт. Когда кто-то обижал Хамфри, он не мог себя защитить, хоть рост и возраст позволял. Что-то сделав?— он получал разные удары: синяки, царапины, укусы, порезы и даже раны. И это влияло на его самооценку. Маленький, беспомощный волчонок не может ничего противопоставить более высокому омеге, альфе, или ещё хуже группе задир. Защитить его никто не может, спрятаться не за кем. Ему на помощь приходила Кейт. Да, она не сильная, боевая волчица, но она пользовалась статусом ?дочь вожака?, что ей очень помогало. Ведь её тоже кто хотел обидеть. Никто не хотел трогать будущую вожатую стаи, ведь совсем не хочется быть разорванным на куски разъярённым вожаком стаи. Именно после таких случаев, Хамфри до сих пор мучает совесть, что он не может её защитить. Особенно по сей день, когда она стала натренированной альфой.Но Хамфри отплатил ей. Он рискнул своей жизнью ради Кейт на поле. Он прикрыл её своим туловищем защищая от сильных, быстрых копыт оленей. Хамфри до сих пор помнит тот момент, когда он сильно испугался, когда Кейт прилетел удар по голове. Что же им двигало в тот момент? Безразличие., но не в том смысле, что ему было всё равно на Кейт. Нет, ему было наплевать на всё, кроме неё. Он кинулся к ней, не обращая внимания на то, что его могут растоптать в мясо. Но если он не бросится?— растопчут Кейт. Он не хотел этого, и отчасти в этом была виновата совесть. Он опять будет прятаться за кем-то, чем-то, не сумев защитить Кейт. Сколько раз она вставала перед ним, прикрывая его от задир? —?много. Сколько раз вставал он? —?немного. Даже когда он хотел ей помочь, он боялся. не только за Кейт, но и за себя. Он боялся быть побитым, растоптанным, закусанным. если заглянуть под шерсть Хамфри, можно ужаснуться тому, сколько же шрамов могло бы украсить тело Хамфри, если бы на нём не было шерсти.Но что же с табуном? Хамфри был готов проститься с жизнью. Бросаться на поле без укрытия под бегущий табун оленей?— самоубийство. Хамфри знал это, но он выбросил это из головы. Он хотел вернуть должок Кейт, защитив её не количеством, а ?качеством?. Может, даже в последний раз. Он получал удар за ударом: в ребро: жгучая боль, но он её стерпит; удар по позвоночнику: намного сильнее предыдущего, Хамфри почувствовал сильную боль, так как удар был нанесён по позвонку, словно замах молотком; один и сразу второй удар по правой лопатке: немного слабее предыдущего, но боль просто ужасная; и последний, удар по голове: этот удар добил его, он был оглушен фатально, он не мог стоять на лапах, держать равновесие, и при том, что это, лишь, из-за одного удара. Боль была невыносимая. Все порезы, раны, ссадины, вместе взятые, что он получал в детстве, были царапиной по сравнению с этим. Боль была сравнима с переломом. Не каждый хотел бы сломать себе конечность, чтобы прочувствовать адскую боль и закричать во всё горло. Хамфри был готов сделать это, но он даже кричать не мог от боли. Кто-то боится перелома из-за ограниченных, потом, движений; кто-то из-за страха. Но Хамфри не было страшно, ведь он знал, что он вернул должок. Да, табун всё ещё бежит, Кейт всё ещё в опасности, а он даже не знает, жива она или нет. Хамфри мысленно просил Тони и Уинстона помочь им, хотя бы немного принять внимания на себя, чтобы отвлечь часть оленей. Он не видел, помогают ли они или просто наблюдают. Больше всего Хамфри просил помощи от Уинстона, волка, который защищал, помогал Хамфри. Он надеялся, что, хотя бы сейчас он ему поможет. И он поможет. Уинстон не мог наблюдать за тем, как омега, которого он воспитал, страдает, получая волну ударов копыт. Но как же Кейт? Он волновался и за свою дочь, волновался больше всего и всех, но он волновался и за своего приёмного сына. Уинстон и Тони смотрели на это, и им стало не по себе: Омега юношеского возраста бросается под табун, получает кучу ударов, зарабатывая синяки и кричит от боли; но бросился он ради альфы? Альфы?! Омега мог сделать это из-за дружбы, или нет? Оба вожака одумались, и вспомнили, что альфа с омегой в опасности, они встали и начали рычать на оленей, бегущих в их сторону, отпугивая их, и помогая омеге, и их помощь помогла, хоть и было поздновато.Табун кончился и бежал дальше. Хамфри был готов прямо сейчас упасть на альфу и закрыть глаза навсегда. Боль была невыносимая. В кое-той степени он, даже, пожалел об этом. Но на кону жизнь альфы. Той, ради которой он вышел из депрессии, продолжал жить тогда, сейчас, и будет ли жить дальше, ведь он не знал, очнётся ли Кейт или нет, ведь удар был сильный и очень чёткий, чтобы вырубить любого надолго. Он нашёл в себе силы, встал, и хромая еле подошёл к Кейт. Он не знал, что сказать, столько мыслей вертелось в голове: сколько будет длиться боль по всему телу и в голове, когда уже голова перестанет кружиться, плыть в глазах, ведь он еле что различал вокруг, но он и не хотел смотреть вокруг, он хотел просто посмотреть на Кейт, увидеть её глаза. Ведь у него был ещё один вопрос: жива ли она? Неужели всё? Так закончится их дружба? Кейт так и не узнает правды? И именно это кололо в сердце Хамфри?— он не успел.Три слова, сказать всего лишь три слова и ничего больше! И он мог их сказать, в вагоне. Дай ему ещё полторы секунды, и Кейт узнала бы правду. Но какой был бы её ответ? Хамфри его знал наперёд: "?— Хамфри, прости, но закон запрещает альфе и омеге быть вместе.?. Но ему было не важно, ему было наплевать на этот закон! "?— Почему из-за одного бессмысленного закона должна страдать вся стая?! Ведь я не один такой!?. Сколько раз он сказал эту фразу про себя… Сколько раз он кричал её, убегая далеко в лес в слезах, чтобы его не услышали… Чтобы его не услышала она. Для кого-то фраза ?Лучше поздно, чем никогда? вполне разумная, для кого-то?— это цитата, по которой живут всю жизнь и пытаются следовать именно ей. Но для Хамфри?— это рана на всю жизнь. Если она сейчас не проснётся, он будет всю свою жизнь?— если не умрёт сейчас, на что он надеялся?— проклинать себя, что он опоздал. Ему плевать, что сказала бы Кейт, ведь лучше сказать правду, выбросив весь ненужный груз и продолжать жить дальше, поддерживая дружбу сейчас, чем недоговаривать, бежать от правды, ссорится с лучшим другом детства и ненавидеть себя из-за трусости всю жизнь потом. Он и сейчас он молчать не будет, даже, если уже поздно. Может, она не услышит его здесь, но услышит его где-то наверху. И он не боялся Уинстона. Он готов был прямо сейчас признаться в любви альфе, на глазах у всех, на глазах вожака восточной стаи, на глазах Уинстона. Получил бы он порцию гнева от Уинстона в свой адрес? Какое это имеет значение, если альфа, столь дорогая этим двум волкам может уже не очнуться никогда. Плевал он на всех волков стаи, плевал он на их пары, плевал он на Гарта, столь ?сильного и красивого?; "?— Мясо мозгов не прибавляет.??— сказал когда-то Хамфри. Он плевал на закон, правила, мнения других. И он плевал на Уинстона. Он по сей день держит внутри себя обиду на него. Почему он его бросил? Почему тот, кто мог бы заменить ему отца бросил его? Его бросили дважды, но если Кейт не откроет глаза сейчас?— его бросят трижды. Если это произойдёт, он?— обиженный и огорченный на жизнь?— просто отбросит её, но не Кейт, а жизнь.Уинстон стоял и проклинал себя. Он, будучи отцом, не смог защитить того, за кого отдал бы жизнь. Почему омега рискнул жизнью ради альфы, а он нет? Они одинаково любят Кейт?— больше жизни. Но почему омега за один поступок показал это лучше и больше, чем отец? Быть может, омега учился у альфа-самца. Хамфри научился храбрости у Уинстона, и Уинстон это видит. Он горд им, он показал всей стае, что заслуживает звания альфа волка. Но не каждый альфа готов пожертвовать жизнью, получая сильные и мощные удары, терпя жгучую боль. Одно дело: пожертвовать собой, умерев быстро. А другое?— медленно.Хамфри смотрел на неё, в его голове только и летели мысли о том, что её больше. ?Нет, я не верю!??— говорил себе он. Он смотрел, и хотел плакать. Он хотел разрыдаться и кричать, но понимал, что рано. Ещё не всё потеряно, он ещё ничего не сказал, чтобы делать выводы. Но он не хотел ничего говорить, он боялся, что она ничего не ответит. Но попробовать он должен, ведь ничего не вечно, а время уж точно.Он наклонил голову к уху Кейт и прошептал:?— Кейт, проснись, прошу тебя, не умирай. —?он легонько толкнул её морду, пытаясь разбудить её, но безуспешно. Она не очнулась.Он не хотел в это верить. Он хотел рвать каждого оленя, что виноват в её смерти. Но он держался, он не позволил гневу взять, но он бы и не стал бы этого делать. Душевная боль связывала Хамфри, он не мог ничего сделать, он был бессилен. Он и не заметил как пропала боль в местах ушибов, он лишь чувствовал на их местах давление. Будто кто-то на протяжение часа беспрерывно надавливал на них, и теперь Хамфри должен ждать, когда пройдёт это чувство. Но оно и не удивительно, что они больше не болят. Хочешь, чтобы в этом месте не болело?— сделай больно в другом. Хамфри больно в сердце. Он понял, что не умрёт от полученных ушибов и разбитой головы, и ему придётся жить с этим, жить без Кейт. Хамфри и заметил, что по его голове с гривы течет кровь, но боли он уже не чувствовал, да и внимания ей не обратил. Да, удар по голове копытом действительно разбил ему голову, но незначительно, всего лишь одна тоненькая струйка. Куда важнее разбитое сердце, которое будет изливаться кровью всю его жизнь.Поняв, что пора прощаться, он решил сделать то, что хотел сделать день и месяцы назад. Он положил правую лапу ей на талию, голову на шерсть и сказал:—?Я люблю тебя. —?Всё. Он сделал это. Он сказал это, но уже поздно. Это услышали они, это услышал Уинстон, но не услышала она.Хамфри был готов к яростному словесному нападу со стороны Уинстона. Но Хамфри и правда был уверен в этом? Нет. Уинстон отнёсся к этому спокойно, он знал, давно знал. Он не собирался кричать на Хамфри. Он не будет, вместо того, чтобы чтить память дочери, орать на Хамфри. Он понимал его, он понимал её. Он был готов разорвать этот закон, когда они стали бы вместе… но он не мог.Уинстон был подавлен потерей дочери. Последнее, чего он хотел?— потерять самую дорогую вещь в его жизни. Он был готов на всё ради неё: принести; убрать; убить; умереть. На всё это был готов и Хамфри, никто в этом не сомневался.Лили заплакала. Потерять сестру для неё было ударом в самое сердце. Кейт учила её охоте, смекалке, храбрости. Она подарила ей столько, сколько не даст Гарт. Гарт подошёл к Лили и обнял её. Она прижалась к нему и плакала ему в грудь.Кстати о Гарте. Даже самый сильный, мускулистый и красивый альфа-самец не может сдержать эмоции. Нет, он не плакал, но ему тоже было грустно. Грустно от этой ситуации, грустно за Лили. Но и он был поражен. Поражён Хамфри. Он никогда не встречал более отчаянного и смелого омегу как Хамфри. Он всегда относился к нему хладнокровно и негативно. Он был для него глупым, никчёмным волком, тратящим время других и тративший их только на глупые игры. Но сегодня всё изменилось. Кардинально.А что же Ив? Почему все забыли про мать Кейт? Ведь мать?— это самое важное в жизни каждого живого существа. Как теперь она будет жить, когда её любимой дочери больше? Сможет ли она жить дальше? Должна. Должна ради Лили. Ведь у неё есть ещё одно, лиловоглазое сокровище. Она стояла сзади всех. Её никто не заметил. Она стояла с закрытыми глазами, чтя свою любимую дочь. Она держалась, чтобы не заплакать. Она старалась изо всех сил, но одну слезу она не смогла сдержать. Удивительно. Мать, что вскормила, воспитала, вырастила свою дочь, отдавая ей всё своё время сдержалась больше Лили. Почему она не рыдает? Она же мать. Мать волнуется всегда, даже, когда дочь с ней и она в порядке. Почему же? Наверное, потому что у неё ещё есть Лили и… даже Хамфри.Поняв, что это окончательный конец, Хамфри сел и завыл. Его вой был пронизан горем, болью, скорбью и любовью. Каждый, кто услышал его вой, был удивлён по-разному: кто-то вою омеги; кто-то потере для всей стаи, а кто-то тому, что этот омега только что нарушил закон, да ещё и при вожаке. Но волновало ли это самого омегу? Думаю, ответ очевиден.Вместе с ним завыл Уинстон. Он был опечален самой огромной утратой его жизни, поэтому был обязан как отец, разделить утрату вместе с Хамфри. Присоединиться к отцу решила и Лили, отстранившаяся от Гарта и почти переставшая плакать. К ней же подоспел и Гарт, начавший выть идеальным голосом. И по цепочке стали выть каждый волк и волчица из омег и альф. К ним же присоединилась и Ив, так и не подошедшая к ?трауру?. Она лишь вместе с ними начала выть, но выла она тихим, словно неуверенным голосов, и для себя. И напоследок Тони. Он не считал для себя нужным выть ничего не значившей альфе. Но посмотрев на всех вокруг, и на Уинстона?— он раскаялся. Ведь на месте Кейт мог оказаться Гарт, и тогда страдал бы он, и выл бы он один. Поэтому, завершить воющую цепочку он должен был. И он сделает это, ради своего старого друга. И он завыл. Завыл воем старого вожака стаи, тем самым замкнув цепочку из скорбных голосов.Вот и всё. Её больше нет. Нет той, ради которой он жил, ради которой жили родные и близкие Кейт. Он вернул ей должок. Навсегда…—?Прощай, Кейт.