1 часть (1/1)

Мой младший брат родился холодным дождливым утром 18 сентября в поместье Лэнгфорд в большой гостевой спальне наверху. Из-за перебоев с электричеством комната была обставлена толстыми белыми свечами, из-за которых по стенам бегали тени от дюжины белых чепчиков, которые то и дело пересекались и сливались воедино и словно по цепочке передавали фразу: ?Тужься!?. Когда часы в холле пробили восемь, из дома вышли двенадцать девушек в широких красных плащах, оставив одну из них, измученную и вспотевшую, отдыхать на мягких подушках. Ребёнок, которого она родила, на колени Сарре Лэнгфорд, и был моим братом.В девять утра, когда я сидела на постели и с неохотой натягивала гольфы, раскрасневшаяся экономка вошла в мою комнату без стука, поставила на прикроватный столик поднос с кружкой молока, овсянкой и тостом с персиковым вареньем, которое я ненавидела, и повесила на спинку кресла выглаженное платье.—?Это мальчик, мисс, мальчик!Мальчик? И что дальше? Почему эта курица улыбается так, словно мальчики могут решить все проблемы в мире?—?Жаль, что не девочка! Представляешь, какие миленькие розовые костюмчики ты бы гладила каждый день, а какие классные беленькие засранные трусиши стирала? Здорово, правда? —?я знаю, её мой выпад застанет врасплох и даже напугает до чёртиков, из-за чего не без ехидства заглядываю исподлобья в её мутно-голубые глаза.—?На то была во-—?Сделай мне причёску, как в прошлый раз, и вплети новую ленту,?— не дожидаясь её до одурения заученного монолога, приказываю я.На то была воля Господа? Чушь собачья! Однако, стоит признать, человеку с именем Августа (разумеется, в честь какой-то святой или дряхлой монашки с добрыми коровьими глазами), ничего не остаётся, кроме как славить Господа. Подходящее имя?— такое же безликое и неприятное, как и его обладательница. Меня бесило в ней всё, начиная с выбившихся из чепчика прядей волос, которые и прилипали к потной шее, и заканчивая запахом, сочетавшим в себе нотки горелых кофейных зёрен, мокрых полотенец и этого жуткого варенья из кладовки, которое я запихиваю в рот почти каждое утро, хотя хочу картошку фри с густым сырным соусом и мороженое в рожке.Проблема в том, что я не могу ничего изменить. Такие, казалось бы, жестокие, но детские подколки нашей экономки были единственным, что я могла себе позволить. Девочка. Что может девочка? Обо мне не сообщали с придыханием и благоговейной радостью в голосе. В меня зпихивают эту "полезную" для детородных органов дрянь. Когда я выхожу на улицу, то обязана носить жёсткий розовый чепчик с широкими крылышками, из-за которого постоянно чешется голова, и нижнее бельё, сильно стягивающее детскую невинную грудь. Во время месячных мне запрещено выходить из комнаты. Мне нельзя добавлять в еду перец, потому что, как говорит наша кухарка, это может разжечь во мне греховные мысли. Уж не знаю, насколько греховной является мысль об убийстве тебя, Розита, но, похоже, дьявол справляется и без специй.—?Я погладила ваше парадное платье, мисс. Оно такое ладненькое на вас, мисс! А уж сейчас, наверное, совсем хорошо сидит. Сколько вы его не надевали, мисс? Со свадьбы Карсонов? Месяцев шесть поди? —?Августа занимает собой всё пространство даже когда заплетает мои волосы. Она боится тишины и пихает своё подхалимство и словечки вроде "мисс" в каждое предложение. Ей кажется, что она кормит моего внутреннего зверя, потому что боится, что в тишине начну говорить уже я.Её руки шершавые и грубые, и я кривлюсь каждый раз, когда она задевает одним из пальцев кожу головы, поэтому отпихиваю её ладонь сразу же, когда последняя коса закреплена лентой:—?Хорошо. Можешь подождать меня за дверью?— я поем, умоюсь и выйду.Когда она тихонько закрывает за собой дверь, я запускаю руку в корону из косы и массирую кожу головы, словно пытаясь избавиться от шершавых прикосновений этой фанатички. Мои пальцы мягкие и нежные, словно вата, и я пытаюсь утонуть в этих прикосновениях, но не получается?— внизу всё время хлопают дверцы машин и слышны громкие приветствия — гости приехали на официальное знакомство с младенцем и чествование моей матери, словно она имела к этому ребёнку хоть какое-то отношение.Я медленно выпиваю стакан молока, слушая нетерпреливое шаракнье экономки за дверью. Она боится, что из-за меня её попадёт от родителей. Нервно вытираю молочные усы на губах и потуже затягиваю бинты на груди, пока соски не начинает жечь от боли. Дурацкая процедура должны прекратиться, пока я не выйду замуж. Это правило было принято только в нашем доме. Алана, дочь одного из сослуживцев отца, ходит со мной в воскресуню школу и постоянно рассказывает мне последние сплетни как о моих сверстниках, так и о взрослых. Она ненавидела новые правила и постоянно их нарушала, поэтому только ей я могла довериться и однажды в раздевалке пожаловалась на боль в груди из-за бандажа, и спросила, насколько сильно она затягивает свой, на что Алана быстро запустила руку мне под блузку и с круглыми глазами заявила:— Подружка, что за пиздец? Сними и не надевай эту дрянь никогда!В ту минуту самый величайший обман моей мамы был раскрыт. Мы сняли бинты и запихали их в урну у школы под пристальным взгладом хранителей. Однако дома мой личный хранитель не оценила такой вольности и заставила марф сильно забинтовать мне не только грудь, но и живот и запретила снимать бинты до полуночи, чтобы "научить дочь чистоте и послушанию". Это было наказние в новом галаадском стиле моей матери.На бинты надеваю платье - слишком широкое и длинное, чтобы можно было определить женственные изгибы. Ощущаю себя в нём клоуном. Вообще традиционно весь этот день был цирком, но все старались удачно влиться в представление. Они болтают, передают ребёнка из рук в руки, едят красивые пирожные и строят большие планы, пороча ему светлое будущее, и поднимают бокалы за смелую мать, тогда как наверху на своей жёсткой кровати будет лежать девушка, единственная в этом доме, имеющая отношение ко всей похвале.Когда она появилась в нашем доме, все марфы, водители и хранители были настрожены. Какое-то время я впервые чувствовала, что сливаюсь с общим настроением и начинаю потихоньку привыкать к дикой обстановке Галаада, но выяснилось, что люди переживали не из-за того, что в доме появилась незнакомка, а за неё. К примеру, марфы каждый день ласково спрашивали о её самочувствии, одни хранители опускали глаза и пропускали девушку, если встречались с ней в дверях, другие придерживали дверь и шептали ?Благословен плод?.Мне же говорить с ней запрещали. ?Делай вид, что её нет в комнате??— первое и практически единственное наставление моей матери насчёт новой жительницы особняка. Глупое и невыполнимое задание, если вы говорите о непонятном красном пятне в белом чепчике, которое занимает целую комнату наверху над спальней тринадцатилетки. Но я так ни разу и не заговорила с ней, но постоянно подглядывала, когда она приходила домой со своих собраний, из магазина, возвращалась из комнаты моей матери ночью, помогала на кухне. Наблюдение за всеми в доме было моим хобби, а новая Авраамова стала моим единственным развлечением на долгие два года.Она была японкой с красивыми пухлыми губами, большим прямым носом и короткими чёрными волосами, которые всегда выбивались из чепчика. Красное форменное платье служанок сидело на ней невероятно плохо из-за сильных рук с широкими плечами. Авраамова смешно ходила, словно пингвин, переваливаясь с ноги на ногу, вечно щурилась, когда кто-то с ней говорил, и постоянно пахла потом и свиным жиром, которое топили на кухне и закатывали в банки марфы.Выхожу за дверь и вижу на верхних ступеньках лестницы служанку. Она плачит и размазывает сопли по лицу, пытаясь что-то доказать двум тёткам, которые удерживают её наверху. Волосы стоят торчком, плате не застёгнуто и свисает с плеча, руки дрожат. И вот это нелепое красное пятно, о здравии которой все пеклись с момента её появления, низвергло из себя сопливого и вечно орущего ребёнка, которого я должна называть братом. Наверное, Авраамова без ума от счастья наконец-то избавиться от бремени. Несколько недель назад я слышала разговор марф о том, что служанка сильно набрала и стала постоянно отекать, поэтому доктор опасается, что в родах могут возникнут проблемы: ?Понимаешь, девочке всего девятнадцать. А этот её узкий таз? Ох и намучается же она! Такие проблемы были у моей сестры, мы уж думали, что она не разрешится…?. Я не расслышала, что за проблемы, потому что марфы начали шептаться и водить руками из стороны в сторону, словно почувствовали, что за ними наблюдают. Им было страшно, что их застукают за обсуждением чужого влагалища, но остановиться старые кошёлки уже не могли. Дуры. Неженщины. Нефертильные куски мяса. Бесполезные суки. Нена…—?Анна?Я сидела в мягком кресле напротив отца в его кабинете. Через стенку за большими закрытыми дверями шумели гости, звенели бокалы и кричали дети. Мама стояла, облокотившись на комод за спиной отца и пристально смотрела усталыми глазами на сопящий сопящий кулёк с ребёнком в руках у Розиты.—?Да, отец? —?я сильно ушепнула себя за тыльную сторону ладони, зарывшись в длинные кружевные рукава платья, чтобы выйти из оцепенения.—?Мы назвали его Исаак. Знаешь, почему?Я рассредоточила взгляд и посмотрела в окно. Исаак? Комично. Пятна сливаются: тёмно-изумрудные стены кабинета, зелёная лужайка, красный кирпич столбов забора, чёрная форма хранителей у ворот. Всё сливалось и было лаконично, только я выделялась. Выделялась, выделялась, выделялась! Скажи 25 раз, и не станешь фертильной: выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделялась, выделяя…—?Девочка, ты меня слышишь?Боже, нет, всего 10 раз. Ещё раз щипаю себя за ладонь и наступаю каблуком туфли на носок другой ноги. Надеюсь, этой боли хватит, чтобы искупить вину.—?Потому что Исаак, согласно Библии?— чудесным образом родившийся сын Авраама и Сарры.—?Да. Для нас с твоей матерью,?— отец взял маму за руку,?— этот ребёнок?— самое настоящее чудо, посланное Богом. Мы принимаем этот дар, который молодая Лэнгфордова принесла в наш дом. Ты согласна, девочка?Была ли я согласна, что вчера какая-то непонятная девица, которая вечно молчала и хрен пойми зачем родила ребёнка? Нет! А согласна ли я называть его своим братом? Категорически нет!Начинаю теребить носовой платок, прекрасно понимая, какой именно ответ я должна произнести: ?Согласна, папа. Исаак?— это чудо Господне, дарованное нам за все наши добрые дела?. Выдыхаю и призношу их. Мне всего тринадцать, и я, как долбанный амиш, восхваляю Господа. С ума сойти.