Часть 2 (1/1)

Каждый раз, особенно во время постельных утех, он всматривался в лицо советника. Искал подтверждения тому, что узнал, и не находил.Это был совершенно другой человек — ни изощренным умом, ни внешностью, ни повадками — он ничем не походил на того, почти забытого мальчишку. Любимца императора, обаятельного нахала с задатками полководца и государственного мужа, жениха юннаньской княжны — Линь Шу.Но его человек, занимающий высокое положение в архиве Ланъя, был абсолютно уверен, что Мэй Чансу, глава союза Цзянцзо, приехавший в столицу под именем Су Чжэ, и есть тот самый ?Огонек?. Чудом выживший после яда Огня-Стужи.Поверить в подобное почти невозможно, но почему-то он поверил сразу, и теперь искал в изысканных чертах хотя бы намек на Линь Шу.Сяо Цзинхуань и сам не знал, зачем ему это было нужно, но попыток не оставлял. Он не был особо дружен с сыном семьи Линь, но никогда и не враждовал с ним. И с Цзинъянем тоже. По крайней мере, эти двое были ему приятны, в отличие от братца Сяня. Младшие не представляли интереса, а принц Ци сиял собственной идеальностью где-то высоко, куда ему ходу не было.Все изменилось в одночасье: ему пришлось присутствовать при последних минутах принца Ци, сопровождать гроб с телом Цзинъяня, погибшего в стычке на границе, и забыть даже имя опальной семьи Линь.Прошло двенадцать лет, наполненных борьбой за власть, Цзинхуань уже думал, что все его усилия бесполезны, но тут судьба послала ему Мэй Чансу.Употребив все свое влияние, он заполучил его себе, как ценный приз, как свидетельство победы над братом.То, что они разделили ложе, было почти случайностью, но теперь Цзинхуань уже и не представлял себе иного развития событий. А потом пришло донесение из Архива.Говорят, что в постельных утехах люди раскрываются полностью. Трудно контролировать себя, когда страсть туманит разум. Именно поэтому принц Юй так пристально вглядывался в своего советника, стараясь уловить в нем те, почти исчезнувшие из памяти черты.Когда-то, во времена бурной юности, они нередко сходились в пирушках и делились рассказами о любовных подвигах, а бывало, и посещали вместе дома для утех. Веселое было время. И некоторые привычки Линь Шу он запомнил очень хорошо. Тот в равной степени предпочитал и девушек, и юношей. Любил усадить их сверху и устроить скачку на тысячу ли. Бывало, прелестник выбьется из сил, а Огоньку все нипочем.— Поддай жару, — требовал он, мерно поднимая и опуская любовника или любовницу на своем копье.А однажды, когда они упились чуть ли не до смерти, Линь Шу нарядился в женское платье, подвел глаза и вышел к гостям, прикрывая лицо веером. Пококетничал и ускользнул обратно, в их покои, где они снова пили втроем — или вчетвером? Кажется, с ними был кто-то еще. Но кто именно, Юй уже не помнил. Зато хорошо помнил другое: Линь Шу тогда захотел побыть младшим братом. Свою драгоценную задницу он доверил только Цзинъяню, но и Юю грех было жаловаться. Огонек сыграл ему на флейте, да так искусно, что он и одного кэ не продержался. А после валялся, попивая вино, и смотрел, как сяо Шу запрокидывает голову под ласками Цзинъяня, слышал, как клокочет наслаждение в его горле.Но даже в подчиненном положении Огонек был настоящим тираном — требовательным и безжалостным.— Поддай жару! — командовал он и пихал Цзинъяня пяткой в плечо, — ну что ты осторожничаешь.Пятый брат осторожничал не напрасно — боги одарили его щедрой мужской статью, как, впрочем, и всех остальных отпрысков императорской семьи.— Погоди ты, — сдавленно шипел Цзинъянь, — не дергайся. Порву ведь дурака.— Что-то ты с тем луньяном так не осторожничал, — не менее грозно шипел в ответ Линь Шу.— Тот красавчик и не к таким осадным орудиям привык, — хохотнул Цзинхуань, видя, что у младшего брата перехватило дыхание и ответить он не может. — А ты свою крепость оборонял почище стен Пинъяо. Так дай братцу хотя бы ворота взломать.Линь Шу охнул и прикусил губу — видно, Цзинъянь все-таки добился успеха в своей атаке.— Прости, — выговорил тот и замер.Цзинхуань видел, какие усилия прилагал брат, чтобы оставаться недвижимым.— Шевелись давай, — скомандовал Линь Шу и дернулся навстречу, — не будь глупцом. Когда еще тебе перепадет.Цзинхуань расхохотался.— Да уж, Цзинъянь, бери его, а то вдруг передумает.— Не-е-е-ет! — протянул Огонек. — Я слишком долго этого ждал.Они были так красивы вместе. Смуглые тела переплетались в страстных объятиях, и, глядя на них, Цзинхуань ощутил, как снова крепнет его плоть.— А мне, сяо Шу, разрешишь зайти в покоренную крепость?— Обойдешься, — едва вымолвил Линь Шу, — но на флейте тебе еще разок сыграю.Почему-то это прозвучало совсем не обидно, и Цзинхуань ухмыльнувшись, наклонился к нахалу, обласкал его губы своим языком и прошептал:— Когда-нибудь ты распахнешь передо мной свои врата, Огонек.И вот теперь его не оставляла мысль, что, возможно, он добился своего, но как-то не так. Ему было нужно подтверждение, уверенность в том, что давнее обещание исполнено. Но советник Мэй, кажется, и вовсе не думал о подобных глупостях. Он составлял планы, повторял ему заповеди учителя Кун-цзы (как будто Цзинхуань не знал их наизусть), вежливо, но непреклонно указывал на ошибки и вообще пытался сотворить из него достойного государя. Наверное, таким мог стать принц Ци, если бы его совершенную жизнь не прервала чаша с ядом. Но Цзинхуань-то был совсем другим. Однако он покорно следовал за советником, понимая, что ведет себя несообразно своему положению. Но ему так хотелось выглядеть идеальным в глазах Мэй Чансу. И да, южные утехи играли в этом не последнюю роль.Иногда ему хотелось спросить, правда ли, что советник Мэй на самом деле погибший при Мэйлин Линь Шу, но он боялся.Ему было страшно получить отрицательный ответ, потому что надежда, вспыхнувшая в нем после послания своего лазутчика, умрет, разбив ему сердце. Что уж теперь скрывать — он был влюблен в того юного наглеца, которого вся столица называла ?Огонек?. И сам бы хотел быть на месте Цзинъяня. Вот только Линь Шу его чувства совсем не волновали. Тогда. Сейчас советник с охотой делил с ним ложе, но Цзинхуань не видел в нем той страстной отзывчивости, что была у Огонька.А еще ему было страшно получить подтверждение — ведь тогда получалось, что Мэй Чансу выбрал его не по воле сердца, а по воле разума. Потому что, скажем честно, не было у него из кого выбирать. Сам бы советник наверняка предпочел Цзинъяня, если бы тот остался жив.Цзинхуань вздохнул — пора признать, что он окончательно запутался. Такая нерешительность не к лицу наследнику престола. Пора было отбросить сомнения и показать Мэй Чансу, кто здесь господин.Вот только вернется из поездки.Мэй Чансу примчался к нему сразу же. Цзинхуань только и успел спешиться, как к нему подбежал слуга:— Советник Мэй просит нижайшего соизволения войти.— Разрешаю, — кивнул Цзинхуань, — устройте советника поудобнее. Я присоединюсь к нему позже.Он неторопливо смыл с себя дорожную пыль, спокойно подождал, пока слуга высушит волосы и заплетет косу, а потом пошел навестить Чжу Ланьцзинь. Его не было дома семь дней, и первым делом нужно было успокоить супругу.Между тем из дворца доставили повеление отца — император ждал его завтра с отчетом к часу Лошади.Ланьцзинь встретила его радостно, захлопотала вокруг, предлагая то чай, то какие-то сладости, до которых была большой охотницей.Он выпил чай, сознавая, что тянет время, и не понимая, что именно его так взволновало. О том, что советник Мэй скорее всего Линь Шу, он знал уже больше месяца. Так почему именно теперь его накрыла странная нерешительность? Цзинхуаню казалось, что все тайны написаны на его лице, и стоит только Мэй Чансу взглянуть на него…— Глупости! — воскликнул он, забывшись.Чжу Ланьцзинь вздрогнула:— Что вы имеете в виду, супруг мой?— Нет-нет, ничего, — поспешил успокоить ее Цзинхуань. — Прошу прощения, но я, наверное, покину вас. Дорога была утомительной…Она склонилась в почтительном поклоне.— Вы уверены, что моя помощь вам не нужна?Цзинхуань погладил ее по щеке.— Ваша забота будет согревать меня даже на расстоянии.В свои покои он почти бежал. Ему вдруг представилось, что советник Мэй не дождался его, исчез, растаял в сумерках Цзиньлина.Он ворвался в комнаты и остановился, увидев прелестную картину: Мэй Чансу, озаренный мягким светом масляных ламп, читал. Слуги поставили бронзовые лампы на подставки различной высоты, и золотой свет словно обволакивал советника со всех сторон.Цзинхуань судорожно вздохнул, и Мэй Чансу вскинулся.— Ваше высочество!Он уже хотел подняться, чтобы отвесить положенный поклон, но Цзинхуань не дал ему это сделать, налетел вихрем. Конечно, это было неправильно, конечно, он должен был выслушать своего советника, рассказать ему о поездке и только потом думать об утехах. Но все благие намерения пошли прахом.Страсть вспыхнула мгновенно, как дорожка из пороха, подожженная умелой рукой.— Ваше…Чансу не успел договорить — Цзинхуань смял его рот в жестком и жадном поцелуе.Принц еще подумал, что не стоит вести себя подобно южному варвару, но тут губы советника дрогнули, отвечая, и Цзинхуань возликовал.Он даже не помнил, как они очутились в его спальне, растеряв по дороге свои одежды. Серый, нарочито скромный шелк смешался с красным царственным.Цзинхуань уронил Чансу на кровать, распахивая на нем нательный халат, как последнюю преграду.— Свет! — рявкнул он.Два высоких подсвечника озарили комнату, и принц удовлетворенно вздохнул.Евнух Чжэнь тихо звякнул подносом, на котором стояли драгоценные флаконы с маслом.— Исчезни, — выдохнул Цзинхуань, и евнух скрылся в тени.Пальцы скользили по гладкой отполированной бронзе, и ему никак не удавалось подцепить пробку флакона. Чансу вздрагивал под ним, теребил губами мочку уха. Цзинхуань чувствовал бедром, как крепнет чужая плоть, и торопился, но проклятая пробка все не желала поддаваться. Разозлившись, он выдернул ее зубами, поморщившись от горьковатого жасминового вкуса. От рывка масло выплеснулось и застыло лужицей на груди Чансу.— Ваше высочество, — выдохнул тот, подавшись навстречу, и масляные ручейки растеклись по его телу.— Терпение, — Цзинхуань торопливо окунул пальцы в масло, провел ими по расщелине, покружил вокруг входа, нырнул внутрь.Никакой изощренности не было в его ласках, лишь необходимость подготовить тело любовника к соитию, но Чансу затрясло крупной, нетерпеливой дрожью.— Не могу больше, — выговорил он и прикусил губу в тщетной попытке сдержать собственное нетерпение. — Прошу вас, не сдерживайтесь.Но Цзинхуань лишь мотнул головой, продолжая готовить ворота крепости к сладкой капитуляции.И тогда Мэй Чансу извернулся ужом, сложился почти пополам и требовательно пихнул пяткой в плечо, совершенно не считаясь с тем, что с ним в постели сын дракона.— Поддайте жару! — рявкнул он. — Не время осторожничать!От сказанного огненный вихрь промчался по жилам, и Цзинхуань, забыв об осторожности, вошел стремительным выпадом, утверждая свое право завоевателя. И лишь тогда произнес то, что давно вертелось у него на языке:— Ты все-таки распахнул передо мной свои врата. Да, Огонек?Советник дернулся под ним, словно хотел сбежать, но копье принца надежно пригвоздило его к ложу.— Не понимаю, о чем вы, ваше высочество…— Брось, сяо Шу. Твоя крепость пала.Он сделал выпад, целясь туда, где зарождалось самое сильное удовольствие, и, судя по невольному стону Чансу, попал.— Тогда ты дважды сыграл на моей флейте, но к сокровищнице так и не подпустил. Доверился только седьмому брату.Зрачки у Чансу потемнели, сделались совсем черными.— Не понимаю, — упрямо повторил он.— Нарядился в женское платье, точно луньян. Синее с розовой вышивкой. — Советник молча смотрел на него, а Цзинхуань все шептал, не в силах остановиться, словно сама мать бесов Гуйшу толкала его под язык. — Если бы командующий Линь узнал, то шкуру бы с тебя спустил. Или мой отец… Хотя тот скорее бы затащил на ложе. Ему ты не посмел бы отказать, да?!Мэй Чансу сжал губы, удерживая в себе слова.— Так почему же отказал мне? Разве я был не хорош? Разве не был влюблен в тебя? Назло отдался брату на моих глазах?Он не переставал двигаться мерно и сильно, постепенно наращивая темп.— Раскрывался перед ним, из кожи вон лез, а сам косился на меня. Так? Я же помню, как ты принимал мое копье. В горло пустил, давился от жадности. Хотел меня, а дал ему!— Неправда! — взвился Линь Шу.Это действительно был он — горячий, страстный, злой. Уже не Огонек, а Пламя.— Правда, — с восторгом возразил Цзинхуань.— Нет!Он бился под ним, показывая собственное недовольство, но принц видел, что на самом деле тело Линь Шу охотно принимает его, жарко стискивая вторгающуюся плоть.— Да!Цзинхуань отбросил всякую сдержанность, скрутил любовника так, что тот и вздохнуть не мог, и принялся за дело всерьез. Их тела соединялись с громкими, почти непристойными шлепками. Каждый толчок заставлял сяо Шу вскрикивать от наслаждения. Освобождение накатило неожиданно — Цзинхуаня скрутило в сладкой судороге. Он еще успел стиснуть пальцами член Линь Шу — не до боли, а а ровно так, как нужно — и тот последовал за ним.— И чего вы этим добились, ваше высочество? — перед ним снова был Мэй Чансу. — Некоторым мертвым лучше оставаться мертвыми.— Возможно, — пожал плечами принц, — но решать буду я, а вы меня поддержите.— Вы в этом уверены?— А какой у вас выбор? — фыркнул Цзинхуань. — Можете, конечно, сесть на трон сами, но и тогда Великая Лян не получит добродетельного государя, о котором вы так мечтаете. — Он засмеялся и поцеловал возмущенного Чансу прямо в кончик носа. — Признайтесь уже, дорогой советник, я лучший претендент из тех, что у вас есть, пусть и не соответствую вашему идеалу. И переделать меня вы вряд ли сможете.— Если бы… — начал Мэй Чансу, но принц его перебил.— Увы, вам не повезло. И двум моим братьям тоже. Все бесчисленные достоинства не сумели спасти их от гибели. Такая досада.Мэй Чансу прикусил губу, глядя на него.— Давно вы знаете?— Месяц, — честно ответил принц. — Я сомневался, но сегодня вы сами развеяли все сомнения.Советник поморщился.— Ну же, Чансу, не дуйтесь. На самом деле, мы с вами отличная пара — две змеи, которые точно знают, чего хотят.— Да неужели? — из-под маски советника выглянул сяо Шу. — И чего же?— Я хочу трон, а вы — оправдания армии Чиянь и семьи Линь. Я дам вам желаемое, если вы не откажетесь от меня. Соглашайтесь… — он двинулся, позволяя обмякшей плоти выйти. Тонкая струйка семени скользнула вниз, щекоча нежную кожу, и Чансу вздрогнул.— А, ладно, — мотнул он головой. — Будьте вы прокляты! Да!