Carnival Row, Фило, Дариус; Болезненная трансформация (1/1)

Охранники симпатизируют Дариусу. Даже искренне жалеют. Это чувствует в их запахах, слышится в интонациях, с которыми они к нему обращаются, да что там, чувствуется в том, как они стараются принести ему порцию побольше. Но каждый месяц, неделю после полнолуния, всё, что чувствует Дариус с их стороны — лишь страх.И этот страх никуда не девается. Это кислая нотка, что ощущается под сочувствием Нэджи, под жалостью Берни и под симпатией Сэла. Только Фило не боится Дариуса. Он не испугался его даже в тот первый раз, в то утро, когда нашел у подмерзшего озера и кинул ему одежду. Даже тогда в запахе Фило не было страха, только разочарование и обида, ведь Дариус не рассказал ему о волчьем проклятье.— Знаешь, а ведь, испугайся ты моего превращения в то полнолуние, то я бы напал на тебя, — сказал Дариус.В запахе Фило ничего не поменялось, он только усмехнулся.— Хорошо, что я тебя не испугался.Они помолчали. Порой Фило рассказывал Дариусу о своей работе, но только, если расследования завершались или он оказывался в тупике. В остальное время они просто вспоминали о чем-нибудь, в основном — о детстве, потому что говорить о Тирнаноке и войне до сих пор было больно, а обсуждать свою нынешнюю жизнь Фило не хотел. Что до Дариуса… ну, в тюрьме не так много новостей. Но, раз сегодня уже вспомнили о временах Тирананока, то Дариус и решил продолжить тему.— Ребята считали, что ты боишься иголок, — сказал он, — потому всегда избегаешь врачей. Я тоже, кстати, так думал. В приюте ты всегда рыдал, стоило даже коленку расшибить.— Не было такого, — нахмурился Фило. — Ну ладно. Раз. Ну… два. Но не считается.— Так ты особо и не расшибался, — пожал плечами Дариус.Фило дёрнул уголком губ и спросил:— А превращаться впервые было… больно? Ну, в полнолуние.— Да, — просто ответил Дариус. — Это не просто так называется ?проклятьем?, Фило. По шее и спине прошли фантомные судороги, напоминание о том, что было в прошлом месяцев и будет в этом. Горит не кожа или мышцы, кажется, что горит каждый кость. Человеческое тело не может ощущать такой боли, но оно ощущает. Кажется, что по голове бьют молотом и она расплющивается, глаза вытекают из глазниц, жилы завязываются узлом, внутренности превращаются в расплавленный металл и выплескиваются наружу, разрывая и кожу. Хочется кричать и ты кричишь, но вместо вопля боли издаешь вой. И тогда, в лунном свете, боль уходит, а сознание уплывает.— Говорят, что у марроков притупляется чувство боли, — продолжил Дариус. — Так вот — это неправда. Просто любая боль кажется мелочью после того, что творится с нами каждое полнолуние.— Становиться человеком из волка тоже неприятно? — деловито спросил Фило.— А ты думаешь, я просто засыпаю после бурной ночи? — хохотнул Дариус. — Нет, я отрубаюсь от боли и даже не сразу могу вспомнить, как шевелиться.Фило молча кивнул, думая о чём-то своём.— А зачем ты спрашиваешь? — поинтересовался Дариус. — Боишься, что кто-то может тебя покусать? Ну кроме меня, я-то точно сквозь решётку не дотянусь.— Просто, — отозвался Фило. — Это… каждый раз так?— Каждое полнолуние, — сказал Дариус.— Как ты выдерживаешь??Никак, — подумал Дариус, — просто выбора у меня нет?— Я привык, — ответил он вслух.По лицу Фило видно: он ему не поверил, но больше вопросов задавать не стал.