Часть 5 (1/1)

(Прошу простить, за то, что так долго. Просто вдохновение баба сварливая, только на днях соизволила явиться... Надеюсь последней частью я не загубил весь фанфик... Простите...) И вот теперь любимый американец отворачивается, и утыкается носом в диван, лишь бы не видеть Брагинского. А все из-за одного пресловутого подсолнуха.- Зачем? – Голос, всегда веселый и звонкий, сейчас был пустым и мертвым, словно из него высосали все досуха, оставив только хриплые нотки. – Скажи мне, зачем? - Ну, мы всего на всего гуляли. А цветок в знак дружбы. – Иван просто не мог подобрать нужных слов. У него была политическая встреча с Китаем. А после он пригласил Яо, будь он тысячу раз неладен, в парк, где и подарил один несчастный подсолнух. В этом не было ничего, совершенно, но Альфред видел то, что было скрыто от сознания русского. - Как ты мог?! Я конечно понимаю, что этот азиат всегда много для тебя значил, в то время как я наоборот, но почему ты только сегодня решил к нему навстречу пойти? Почему меня все это время мучил и терзал? Хотелось поиграть с наивным мальчишкой, да?! Голубые, когда-то яркие глаза покраснели от долгих рыданий, по щекам текли слезы, а поджатые губы дрожали, словно удерживая всхлипы или новые потоки ругани и возмущения. Именно такого – напряженного, сосредоточенного, пусть и печального и разъяренного Америку Россия и любил, и был готов отдать за него не то что все подсолнухи мира, даже сам мир не пожалел бы. - Альфред, что за бред ты несешь? – Славянин понял, что он ничего не добьется от парня, а обвинения только и будут сыпаться дальше, делая пропасть между ними еще больше. – Может, ты колы выпьешь? Протянутая янки бутылка колы была схвачена, а затем, пролетев пару метров, разбилась о холодную безответность стены. - Ваня… ты уже и забыл, откуда они у тебя? Да? Или ты и не пытался запомнить? – Вроде успокоившись, Джонс прошелся до окна и стал вглядываться в беззаботно счастливые лица людей, спешащих куда-то. Еще вчера он и сам был одним из них, тех, кого с головой захватил поток дел, лишь на пару часов рядом с любимым позволяя себе сбавить скорость, но теперь для него жизнь замерла и застыла, стирая краски, оставляя только противно неопределившийся серый. В памяти Ивана вдруг всплыл звонкий смех подростка, тепло его ладони, и тихое бормотание про подарок, и про то, что глаза открывать нельзя. Они куда-то тянул, прочь от маленького домика в Техасе. А когда все же было дозволено осмотреться, пред взором аметистовых глаз предстала тысяча солнц, маленьких, таких, что можно уместить в руке. Это и вправду было очень красиво и важно, как и говорил паренек, лучезарно улыбаясь. Sunflower. Подсолнухи, как тут же пояснил Альфред, уже на высоком уровне зная русский. Тогда-то Америка и признался в любви, даря это поле цветов в знак верности. Так вот почему Фредди вспылил. - Ты прав, я забыл, прости. - Он были предназначены только тебе. И никому больше. Виновато улыбаясь Брагинский подошел к блондину, встал сзади и зарылся носом в светлые пряди. Нет, он не выдержит, если его оставят одного из-за такой глупости. Он никогда не отпустит и не позволит уйти, сделает все, что в его силах. - Прости, мое маленькое солнце. Я очень перед тобой виноват. И Россия поворачивает к себе, целует в шею, губами вытягивая тепло, ловя каждый удар сердца, отдающийся в венах, забирает солоноватые капли пота и редких слез, что уже прекратились. Нет, сейчас американец слушать его не будет, придется по-другому доказывать, насколько он жизненно необходим. Мягкими, ненавязчивыми поцелуями, что спускаются от шеи до ключиц, а затем и сосков, что уже не скрывает расстегнутая рубашка, почти невесомыми поглаживаниями по бокам и спине, от третьего позвонка к лопаткам и дальше к пояснице, иногда царапая, что бы янки не забывался. Будучи настолько нежным, грубый и хмурый в последнеевремя, славянин заставлял глотать стоны и вскрики, что неумолимо рвались наружу, рождаясь где-то в ядрах клеток, разрастаясь, и по нервам устремляясь к легким, пробегая через сердце, заставляя его биться быстрее, а дыхание становиться более частным и глубоким. Америке нужно будет много кислорода, и свежего воздуха, чтобы придти в себя, но ему никто не даст такой возможности, так что он довольно скоро оказывается усаженным на подоконник, пока ноги бесстыдно разводят в стороны, не желая зацикливаться на ласках и вступлении. Молния синих, таких ненужных и ненавистных сейчас джинсов расстегивается быстро, а крепкие руки тут же рвут их вниз, стягивая вместе с бельем. - У окна?! Люди же увидят! – Последняя попытка, уже почти сдавшегося Джонса, остановить разврат (в котором не было никакой необходимости – он давно простил русского), ну, или хотя бы перенести его на кровать. - Пусть все видят, что ты важнее и желаннее всех на свете для меня. – Славянин даже и не подумал отрываться от живота, где сейчас было сконцентрировано больше всего поцелуев. Осторожно, нарочито медленно, губы касаются сочащейся головки и так уже стоящего члена. Язык, горячий и влажный огибает каждую венку, дразнит каждый сантиметр, заставляет кровь приливать, и вызывает неудержимое желание начать движение. Но даже эта ласка имеет свой скрытый смысл. Брюки Ивана сползают на пол, и что-то упирается в расслабленный сфинктер. Один вскрик, который тут же глохнет в поцелуе, и наступает тишина, приводя за собой короткое бездействие. А дальше начинаются плавные, поначалу, движения бедер, сдавленные, приглушенные плотно сжатыми зубами стоны, красные царапины на широкой спине, из которых точно пойдет кровь, несдержанные слезы удовольствия от близости и того восхитительного чувства наполненности, тихое рычание на ухо и торопливые признания в любви, отдельными, вырванными из сознания фразами. Сейчас и этого достаточно. Слишком мучительно сладко, чтобы длиться дольше отпущенного, и сотня маленьких молоточков поднимаются от пальцев ног до макушки, усыпая спину мурашками и поднимая волосы на загривке. Вязкая, горячая сперма выплескивается на живот, медленно стекая вниз, обтекая изгибы кубиков и заливаясь во впадинку пупка. - Альфред, я люблю тебя. – В сиреневых глазах плещется преданность и нежность. Им приходится верить. - Почаще мне это доказывай.