Часть 14 (1/2)
Полусъеденные мраком изломы стен еле угадываются, оставляя воображению слишком много простора. Свет – тусклый, неверный – исходит из ниоткуда, словно воздух фосфоресцирует сам по себе. Пол покрыт тонким слоем пыли. На нем нет следов. Как я попала сюда?Со всех сторон наползают слепые белесые щупальца тумана. Скользят над полом, не тревожа ни пылинки, будто сотканы из материи бесплотней воздуха. Они все ближе.
Нет ничего кроме тумана. И никогда не было. Но разве так может быть? Что-то неправильно, я чувствую это всем существом. Напрягаю память, вцепляюсь в ускользающую мысль. Что-то неправильно. Не должно быть так. Разве что… это сон?Тьма начинает таять. Туман остается. Теперь я вижу, он – действительно единственное, что существует здесь.Пол тоже растворяется, превращается в бесконечное море серости прямо под моими ногами. Это сон. Я понимаю, что происходящее нереально, но страх сильней, страх захлебнуться туманом, раствориться в нем навсегда...
Отчаяние помогает собраться. Я вырываюсь на поверхность кошмара. Что это за звук? Мое собственное неровное, частое, испуганное дыхание?
Глаза еле разлепились. Вокруг оказалось слишком много света, и на мгновение мне померещилось, что я снова стою на сцене. Нет, конечно. Тем более, что я лежу. Какое-то время я, моргая, озадаченно смотрела в потолок. Что-то с ним было не то. Нет, начать лучше с классики жанра. Где я?Незнакомая комната. Небольшая. Судя по солнцу, ярко льющемуся в приоткрытое окно, на улице позднее утро.
…Как я могла не услышать будильник?
Через пару панических секунд я вспомнила, что наступили каникулы. Потом вспомнила и все остальное, и захотелось заснуть обратно. Во сне было как-то проще.
Вот что не так. Слишком высокий потолок, в японских квартирах такого не бывает. Нет, он только кажется высоким. Я лежу на полу. На матрасе. То есть, простите, на футоне.Я с раздражением отбросила заботливо подоткнутое одеяло и села. Невольно скривилась. По ощущениям, процентов девяносто от поверхности тела было занято свежими синяками. В ребрах противно защемило при попытке вдохнуть поглубже. И эта ноющая боль между ног...Я обняла колени руками и бессильно уткнулась в них головой. Не смотри на меня, солнце.
Ну и ночь выдалась... Стоп, не факт, что о ней можно говорить в прошедшем времени. Я уже видела столько странных вещей, что поверить в существование спокойного весеннего утра вокруг было почти невозможно. Вдруг я все еще сплю?
Победоносный птичий щебет за окном сразу стал казаться подозрительно гармоничным. Что ж, если это и сон, то уровень явно проработан качественнее, чем предыдущий. И я хотя бы помню, кто я такая – только вот радости это не приносило.
Сомнительность окружающего мира делала только реальней оставшийся в памяти финал вчерашних событий. До страшности реальней. До обидности будничней. Такие истории слышишь украдкой, шепотом, про знакомых знакомых. Шарахаешься от пьяных компаний вечером, сердце колотится в горле. Назойливое жужжание мамы – не носи короткую юбку, не садись к незнакомцам в машину, не доверяй никому, а если что – вспомнишь тогда мои слова...Мама, я вспомнила. Конечно, ты не узнаешь. Я сама справлюсь. Я жива, а нельзя пережить только смерть. Ничего по-настоящему непереносимого не случилось. Я повторяла это снова и снова, но не могла избавиться от ощущения, что чужая сперма, просочившись сквозь кожу, въелась в меня несмываемым клеймом. Я запачкана необратимо.
В воображении беспорядочными кадрами мелькали эпизоды, в которых можно было бы сказать что-то другое, поступить иначе, и тогда... А что тогда?Хватит. Копание в прошлом только заставляет увязать в нем все глубже. К тому же, снова возникает ощущение, словно это я, сама того не понимая, опять сделала что-то не так. Словно кто-то имеет право судить меня, оценивать мои поступки, наказывать... Совсем как в несознательном детстве. Только я больше не ребенок и знаю разницу между хорошим и плохим.
Поэтому отставить самоедство. В чужом преступлении моей вины быть не может. Но... разве я не должна была понимать, с кем имею дело? Впрочем, того его, каким я хотела его видеть, никогда не существовало. Наконец-то это стало кристально ясно. Лучше поздно, чем навсегда.Сильный, свободный, не зависящий ни от кого... Очень романтично звучит, спасибо. Гораздо привлекательней, чем зацикленный на силе психопат, руководствующийся только своими желаниями, готовый перешагнуть через кого угодно… или наступить, на любого, без исключений. Я всегда все знала, но снова и снова оправдывала его. Врала себе, что просто так складываются обстоятельства, что на самом деле он лучше, чем хочет казаться... Свято верила в созданный моей фантазией образ. И как тут было вести себя разумно?
Ведь мой Хибари не мог причинить мне боль.
Так наивно. Мне казалось, что между вчерашней мной и нынешней – бездонная пропасть. Наверное, даже думалось, что я повзрослела и чему-то научилась. Ну-ну.Горечь стояла поперек горла. Нужно что-то делать. Наедине с собой я сойду с ума.Я с усилием сглотнула и подняла голову. Сердито потерла нос запястьем. Впервые обратила внимание, что из всей одежды на мне только незнакомая просторная футболка. Всплыло очередное непрошеное воспоминание – размытое, далекое, такое же туманное, как и все в нем.
Воздух душный, невыносимо влажный, каждый вдох дается с трудом. Я сижу на невысокой скамеечке. Хибари снимает с меня одежду. Я не сопротивляюсь. Все, на что меня сейчас хватает, - цепляться за край сиденья, так, что ему приходится силой разжимать мне пальцы. В его глазах клубится тяжелая, серая тревога.
Он что-то бормочет, путаясь в застежках. Стискивает зубы, будто опасаясь сказать слишком много. Он сдерживается напрасно – сейчас речь человеческая бесследно проходит мимо моего сознания. Я ничего не понимаю.
Кёя раздевает меня целиком, до последней нитки, небрежно отбрасывая в сторону предмет за предметом. Сам остается в брюках, все так же без рубашки. Он снова возбужден. Даже через пелену отстраненности я чувствую удивление от того, как дрожат его руки.
Струйки душа вонзаются в меня как горячие иголки. Я закрываю глаза, но от ощущений не спрятаться. Хибари так осторожно прикасается ко мне, будто превратился в другого человека. Его пальцы скользят по моей коже, гладят ушибы, ссадины. Мыло пахнет полынью. Засохшая кровь – болью. Я дрожу, и он кладет ладонь мне на голову, перебирает намокшие, спутанные пряди волос.Здесь память давала сбой. Тяжелый сон надежно скрыл остаток этой долгой ночи. Если он и делал что-то со мной дальше… по крайней мере, я ничего не почувствовала.
Прикосновение мягкой ткани к телу вдруг стало невыносимым. Я рванула чужую футболку с себя… и так и застыла, запутавшись в ней головой. Ни посторонних звуков, ни движения воздуха - просто ощущение чьего-то присутствия в комнате вдруг стало абсолютно ясным. Если бы я с момента пробуждения не была так занята своим драгоценным внутренним миром, то наверняка поняла бы это раньше.Жаль, нет времени злиться на себя. Торопливо натянув футболку обратно, я оглянулась. В глаза бросилась полуоткрытая дверь, но про нее пришлось пока забыть.
Хибари комфортно расположился на еще одном окне, оказавшемся совсем рядом за моей спиной. Он полулежал на подоконнике в подчеркнуто небрежной позе, закинув ногу на ногу. Казалось, что книга на коленях целиком поглощала его внимание.
Отчаянный, почти животный страх привлечь его внимание сковал мышцы. Я застыла как парализованная, боясь вздохнуть. Это было глупо. Кёя всегда замечал все и всех. Но мне необходимо было хоть немного времени, чтобы собрать осколки себя.Странно, всего минуту назад казалось само собой разумеющимся, что один взгляд на него вызовет к жизни всю пережитую боль, что пылающая ненависть сузит мир до единственного желания – не делить его с этим человеком, неважно, каким образом или какой ценой. Но на самом деле я чувствовала только непомерную усталость. И, пожалуй, отвращение.
Романтический флер облез фальшивой позолотой, но даже теперешний Хибари смотрелся непозволительно хорошо. Думать об этом было так неприятно, словно я предавала саму себя, но я не хотела снова заниматься самообманом.
Другое дело, что его совершенство больше не резало меня по живому. Опасливый, эйфорический, предвкушающий трепет внутри исчез. Передо мной был всего лишь красивый мальчик, привыкший играть в жестокие игры. Он был опасен, и я боялась его, но ничего страшней того, что я уже сделала с собой сама, он не мог придумать.
Одежда Хибари – привычная форма – была в безукоризненном порядке, но под глазами залегли темные тени, как будто он не спал всю ночь. Он перелистнул очередную страницу. Бросил, не отрываясь от книги:- Если желание обнажаться прошло, то твоя одежда на стуле.Конечно, он все видел. Раньше меня бы это смутило.Дотянувшись до пакета, я заглянула внутрь. Моя школьная форма. Вчера она так и осталась лежать в шкафчике раздевалки, после выступления времени переодеться не было. Блузка, юбка, гольфы... все, кроме нижнего белья. Я открыла было рот и тут же со злостью укусила себя за язык. В памяти с тошнотворной отчетливостью всплыл треск рвущейся ткани. Еще одна жертва этой ночи.
Окей, обойдусь без белья. Хорошо, что до менструации еще далеко. Хотя вчера она могла бы и пригодиться.- Не выйдешь из комнаты?Хибари дочитал предложение до конца. Медленно поднял голову. Косой луч солнца высветлил тьму его волос, мимоходом приласкал щеку.- Расслабься. Ничего нового я не увижу.В еле заметной усмешке легко считывалось и едкое ?было бы на что смотреть?.
Можно переодеться под одеялом. Но мне ведь тоже должно быть все равно.
Я отвернулась. Достала из пакета юбку, демонстративно не торопясь. Смахнула с нее несуществующую пылинку. Надела через голову. Застегнула пояс и аккуратно разгладила юбку на бедрах. Сантиметр за сантиметром, так же подчеркнуто лениво натянула гольфы.
А вот футболку пришлось снимать быстро и решительно, только не хватало опять передумать в процессе. По голой спине мгновенно поползли мурашки. Дома при такой температуре на улице отопление еще не отключили бы. И тем более никто бы не стал открывать окно на ночь.
Блузка легла на плечи. Пуговица за пуговицей. Пиджак. Пиджак тоже лучше застегнуть до верха. Ткань блузки не просвечивает и не слишком обтягивает, но бюстгальтер все-таки изрядно льстил моим формам.
Готово. Прямо стриптиз наоборот. Это что, по логике вещей я еще и должна заплатить Кёе?
От резкого вставания в глазах потемнело. Я прижала пальцы ко лбу, пережидая момент неустойчивости. Через пару секунд стало лучше.
Хибари перестал притворяться, что читает. Вопреки своим словам, разглядывал он меня с нескрываемым интересом.
- Отдай телефон.Мой голос был ровным, степень вежливости – тщательно отмеренной.
Хибари заинтригованно приподнял бровь.
- С кем ты хочешь поговорить?- С Юкико.- Она знает, что я о тебе позабочусь.
- Думаю, она представляет себе несколько иную картину.
Кёя захлопнул книгу. От резкого звука я невольно вздрогнула.
- Ты хочешь мне что-то сказать? – спросил он наконец, холодно разглядывая меня.
- Нет.- Ты ненавидишь меня?Никогда бы не подумала, что мне будет не хватать уклончивой японской манеры разговора.
- Да.Хибари аккуратно отложил книгу в сторону и встал. Теперь дверь с таким же успехом могла бы находиться на другом конце города.
- Ты останешься здесь, - это был не вопрос, а констатация факта. - Здесь тебе безопасней.- Знаешь, если будешь продолжать в таком духе, то даже сам себе поверишь.- Ты… - он резко выдохнул. Продолжил спокойней. – Я не хочу причинять тебе боль.- У тебя замечательно получается.- Я не хочу причинять тебе боль, - повторил он, словно полагая, что уж со второго-то раза я должна осознать всю глубину его великодушия.
- Чего же тогда ты хочешь? – устало спросила я.- Я хочу к тебе прикоснуться.Он пробормотал это так тихо, что о смысле слов я скорей догадалась. Хибари вдруг показался таким юным, неуверенным в себе. Что с ним?Миг просветления прошел так же неожиданно, как и случился. Кёя тряхнул головой и повторил громче, будто бросая самому себе вызов.- Я хочу к тебе прикоснуться. Но сейчас не время… Заткнись. Не смей меня перебивать.Я много что могла бы ему сказать, но под его взглядом язык примерз к зубам.