Часть 12 (1/2)

Коридор был заполнен перевозбужденными школьниками чуть ли не до потолка. К счастью, это были японские школьники, и в распахнутые двери актового зала они всасывались быстро и слаженно, так что мы с клаустрофобией договорились о тактическом перемирии.Последний день учебного года… С утра мы написали парочку уже чисто символических тестов, потом провели последнюю репетицию, и вот настало время торжественной части. Послушно двигаясь в общем потоке, я пыталась убедить себя, что все наконец закончилось… и не могла.

Годовые экзамены весной были чем-то настолько непривычным, что первое время не верилось, что всё всерьез. Тем более, что тесты и оценки казались такой ерундой по сравнению с пережитым – и особенно на фоне лошадиной дозы антибиотиков, ибо бронхит после незапланированных водных процедур пришлось перенести на ногах. Времени болеть или жалеть себя не было.С каждым часом события дня похищения отдалялись все быстрей, пока не потускнели окончательно. В суровом настоящем оставалась только изнуряющая своей монотонностью учеба. Я чувствовала себя мухой, печально качающейся на липкой ленте посреди сельского магазина и грезящей о том, что где-то еще кипит яркая, настоящая жизнь. В этом отвратительном подвешенном состоянии прошло всего две недели, но они казались вечностью.Теперь в свою очередь сложно было поверить, что с сегодня я могу заниматься всем, чем хочу, а не киснуть над учебниками сутками напролет. Да, дополнительные занятия во время каникул грозили съесть большую их часть, но учебный год был закрыт. Полночные страдания не прошли впустую – я не уронила честь Родины и посрамила всеяпонский миф о неразумных иностранцах.Я невольно глянула на Гокудеру, чья светловолосая голова возвышалась над толпой в десятке метров впереди. Он как раз, но совсем некстати обернулся. Я сделала вид, что поглощена важными мыслями, но он только мазнул безразличным взглядом сквозь меня куда-то в конец коридора.Я задержала дыхание.Конечно, во всем был виноват Хибари. Если бы не он, Гокудера обязательно перерос бы свои романтические благоглупости, и мы могли бы безмятежно дружить дальше… в конце концов, других гайдзинов здесь нет, держаться вместе правильно. Правда, у него был Джудайме и все эти странные игры в мафию, а у меня… у меня никого.Я поступила правильно. Я сделала то, что должна была. Я не могла подвергать его опасности. Стоило только подумать, что с ним может что-то произойти из-за меня, и меня тут же начинало трясти мелкой дрожью. Ни за что.Увы, я знала Гоку и знала, что с его упрямством прислушиваться к разумным предупреждениям он не станет. Единственным, что могло подействовать, было оттолкнуть его, заставить увидеть во мне совершенно чужого и неприятного человека. Доктор сказал: ?В морг?, значит – в морг.Я струсила и не стала ждать личной встречи, позвонив ему в тот же вечер. Может, оно и к лучшему. Выдерживать правильный тон, видя его боль, было бы невыносимо. Даже слышать ее было чудовищно сложно. После радостного приветствия недоумение и обида в его голосе так отчаянно скребли по сердцу… И мне было так стыдно за свою жестокость, но я давила и давила, лихорадочно импровизируя все новыми деталями, чтобы наверняка, чтобы достать до дна… пока он сам не бросил трубку, оборвав меня на полуслове.

Думаю, он до конца мне так и не поверил, но в любом случае возникшее отвращение было сильней. Так что свой результат я получила. Хибари мог спать спокойно. А я - нет.Черт, это было так несправедливо и неправильно. Я даже не могла ненавидеть его за бесспорную и большую долю вины. Презрение к себе было стократ сильней.И Гокудера был не единственной причиной чувствовать одиночество. В таком маленьком городке, как Намимори, визит в больницу в компании Хибари Кёи не мог остаться незамеченным. Похоже, в подробностях о произошедшем до этого не знал никто, да и сам факт замешанности Дисциплинарного Комитета заставлял народ с вымуштрованным благоразумием держать рот на замке. Но все, с кем я общалась более-менее дружески, словно отступили от меня на шаг – остерегаясь, что тень произошедшего падет и на них, или просто на всякий случай, какая разница... Конечно, это могло быть и естественным процессом – рефлекс ?что такое? был удовлетворен, и общение мира со мной вошло в нормальный график. Но все же...

Во время учебы переживать было некогда. Но сейчас, среди смеющихся, возбужденных лиц, горло сжималось от тоски. Веселый гомон эхом отдавался в висках.Я с удовольствием сбежала бы. Но не могла.

Да и кроме всего прочего наконец нужно было увидеть Хибари. С момента экспроприации кольца с горизонта событий он исчез бесследно. Да, как он и обещал, Дисциплинарный комитет чуть ли не полным составом исправно дежурил под моим окном и так же условно ненавязчиво сопровождал все уличные перемещения (что уже начало жутко бесить). Но его среди них не было, не видела я его и в школе.

Уже прошло две недели. Может, что-то случилось? Может, они добрались и до него? Черт, я занимала очередь раньше.Пару раз я ловила себя на желании прийти в знакомый кабинет, но каждый раз меня охватывала странная робость. Это настораживало. Приходилось успокаивать себя тем, что вряд ли я так просто найду его, если он сам не хочет встречи.Так что уверенности, что сегодня он объявится, тоже не было. Я подозревала, что на все празднества на свете и, конкретно, на торжественный вечер в честь окончания года Хибари глубоко плевать. Но все-таки смутное предчувствие чего-то нехорошего не отпускало, а что-то нехорошее и Хибари стали для меня уже синонимичными понятиями.После того, как все расселись по местам, директор произнес краткую вступительную речь, смысла которой я почти не уловила, стараясь максимально незаметно оглядываться по сторонам. Что-то там про то, что в этом году мы все старались и молодцы, так будем же и в дальнейшем стараться и стараться, все равно по-другому мы не умеем.И грянул концерт.

Разнообразие номеров радовало. Здесь были и рок-группы, и самый настоящий небольшой оркестр, и коротенькая (и тем более непонятная) пьеса от драматического клуба, и всевозможные танцы, и чтение стихов… Можно было бы расслабиться и получать удовольствие, если бы не то, что нам тоже нужно было выступать с тем самым танцем-косплеем. Я хмуро покосилась на точеный профиль Мори-сенсей неподалеку. Она собрала вокруг себя всю группу аэробики, оторвав девочек от своих классов, и восседала как лисица среди загипнотизированных цыплят.Только сейчас, смотря на других выступающих, я в полной мере осознала, что мне придется выйти туда, под свет прожекторов, и я в центре, и все будут смотреть... Я попыталась внушить себе, что пять минут позора и всё, но организм справедливо осознавал, что позор бывает разной интенсивности.Вспомнив прочитанный где-то в интернете совет о том, что для успокоения нужно дышать глубже, я последовала ему с таким усердием, что начала кружиться голова. Откинувшись на стуле, я попыталась сосредоточиться на сцене. Выступать мы должны были в конце, но сколько точно номеров будет нам не сообщили, поэтому оставалось только ждать.Концерт шел своим чередом. Одни выступающие сменяли других под неизменно бурные аплодисменты. На мой взгляд, далеко не всех из списка стоило допускать в публично-ушное пространство, но японцы хлопали и радовались всем демократично однообразно. Это несколько успокаивало.

Очередным пунктом программы внезапно оказался Гокудера. Строгий серый костюм смотрелся на нем непривычно, он то и дело поводил плечами, словно хотел по-змеиному из него выскользнуть. Светлые волосы были аккуратно приглажены и собраны в топорщащийся на затылке хвостик. Сосредоточенное, серьезное выражение лица делало его не похожим на себя.Он не говорил, что будет выступать. Как им удалось уговорить его? Или он захотел сам?

Гокудера сел за рояль, положил руки на клавиши. Я невольно стиснула зубы. Это было пострашней, чем волноваться за себя.

С первых нот музыка захватила меня. Никогда не понимала классику, никогда раньше не слышала это произведение, но оно звучало так… лично. Беспокойные, страстные звуки говорили голосом Гокудеры. Мелодия вилась прихотливо, взмывая и рушась, перемежаясь виртуозными пассажами и властными, уверенными аккордами. Бурное нарастание громкости сменялось паузами, повисающими в застывшем воздухе. Ускорения и замедления заставляли сердце биться быстрей и замирать.Он играл так легко, так естественно и свободно, что уже само по себе это казалось произведением дивного искусства. Да, по сравнению с остальными, выходившими на сцену, он был настоящим профессионалом. Но сейчас было важно совсем другое.- Прости, Гоку, - прошептала я. – Прости.Гокудера поклонился аплодирующему залу. Распрямился и как-то невесело усмехнулся. Разглядеть меня в полутемном зале он вряд ли мог, и это было к лучшему. Все эмоции, которые я отчаянно глушила в себе последние недели, сейчас неудержимо лезли на свет. Прости. Прости.

Сидевшая рядом Нобуко, как я вдруг обнаружила, настойчиво пыталась привлечь мое внимание.- А? Что?- Нам пора.- Аа, - коленки вдруг подозрительно ослабли. – Идем.Я на цыпочках прошмыгнула за ней вдоль опустевшего ряда. Там меня встретил сюрприз - о котором я уже и забыла волноваться.Хибари Кёя. Стоит возле выхода, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

Его взгляд царапнул по мне так остро и неприятно, что меня невольно передернуло. Это был только проблеск, тут же задернувшийся стандартным ?тебя-не-существует?, но я уже научилась чувствовать Кёю. Колючки, обычно направленные на мир, сейчас ранили и изнутри.

Я скользнула мимо, изогнувшись, чтобы не коснуться его даже краем одежды. Он не шелохнулся, словно сросшись с зданием.Плохо, очень плохо. Очень плохая музыка. Совсем выбила меня из равновесия, а Хибари, конечно, отметил это и аккуратно внес в любимое досье. Очень плохой Хибари. Еще и сделал выводы. И эти выводы ему совсем не понравились.Что он с его эмоциональным диапазоном табуретки смог прочитать в грызущей меня жуткой смеси тоски и сожаления? Что он смог бы понять в том, чего я сама не понимала?Я не знала. Но ничего хорошего по-прежнему ожидать не приходилось.

Попавшийся навстречу в коридоре Гокудера демонстративно перешел на другую его сторону. Ага, щас.

- Слушай, - зашипела я, поймав его за рукав, - есть разговор… Одну минутку! Я сейчас!Мой фальшивый энтузиазм любопытство с мордашки Нобуко не согнал, но, по крайней мере, она оставила нас наедине.Гокудера вырвал у меня пиджак и демонстративно засунул руки в карманы. Грустный, уставший, уже растрепанный… бедный. Он старательно не смотрел на меня, но закушенная губа выдавала нервозность.Я открыла рот и сказала совсем не то, что собиралась:- Ты так здорово играл…Он глянул на меня уголком глаза. Неопределенно пожал плечами.- Всё?- Эм, нет… насчет Хибари-сана… будь с ним осторожен, - произнести это имя сейчас далось мне ценой некоторых усилий.

- Первое, чему учат в этой школе, - буркнул он. – Спасибо за заботу, конечно. Очень мило с твоей стороны.- Я серьезно, Гоку! Пожалуйста.Он резко развернулся и наклонился ко мне, чуть не уперевшись лбом в мой.

- Знаешь что? Если он захочет еще раз со мной поговорить, то это будет касаться только нас двоих. Уяснила?

От чего-то зловещего, вкравшегося в его голос, захотелось уменьшиться. Впервые в голову закралась мысль, что, пожалуй, в их ?разговоре? все может быть не так однозначно…Разговоре? Еще раз поговорить?Размашистые, сердитые шаги уже унесли Гокудеру далеко по коридору. Я метнулась было за ним, но тут же остановилась. Скоро на сцену… Ох, что же делать?Могу ли я вообще сделать хоть что-нибудь, чтобы реально повлиять на происходящее? Ну, в лучшую сторону. В худшую до сих пор получалось совершенно без усилий.Последние штрихи в образ, конечно, заняли больше времени, чем планировалось, так что опомнилась я только когда нас вытолкнули на сцену. Мори-сенсей сыпала налево и направо мотивирующими советами, которые звучали отменно вежливо, но по смысловой нагрузке мало чем отличались от "соберись, тряпка!". Занавес должен был вот-вот подняться, а я, замерев в центре начальной позиции, судорожно пыталась вспомнить первое движение. Каким-то чудом (видимо, от очень большого страха) я достигла просветления и успокоилась в аккурат за секунду до начального отсчета.

И всё сразу стало просто. Слушать музыку и повторять ее телом. Всё. И сенсей права: если подпевать, то двигаться становится еще естественней. Тем более, что зрители тоже вразнобой вторили тексту. Все-таки эта песня не зря была одной из самых популярных в караоке.Правда, этот текст… Ну, сложно было бы ожидать, что герлзбэнд будет развлекать свою саларименовскую аудиторию лирикой про колючие кактусы в пустыне. Типичные для джей-попа слова, разве что обошлось без ветра, с различной интенсивностью задувающего чуть ли не во всех японских песнях. Сплошная романтика во все поля. ?Я больше не могу сдерживать чувства, мое сердце раскрывается, мы все ближе, я так возбуждена…?Я старательно скакала по сцене и изображала увлеченное пение, внутренне содрогаясь. Это все было как-то… слишком откровенно. Слишком неправильно. Слишком напоминало что-то. Хорошо, что текст не на русском. Языковой барьер смягчал посыл.

?Я хочу тебя! Ты мне нужен! Я люблю тебя!?О боже, ну и тупняк. Конечно же нет. Что угодно, только не любовь.Я попыталась думать о Гокудере - единственном человеке, нравившемся мне, но что-то тут было не то. Даже представляя себе, что я сейчас танцую и пою только для него (хотя для его здоровья лучше было бы в этот момент оглохнуть, как минимум), я все равно не чувствовала ситуацию. А Хибари…Я споткнулась. Сжав зубы, поспешно вернулась в ритм.Мой сценический наряд внезапно стал неуютным. Каким-то слишком облегающим, коротким, открытым... Даже эмотичная черно-розовая расцветка работала на вызывающую направленность образа. А эти меховые ушки и хвост… вместо запланированной раскаваистой кавайности в ассоциациях вдруг вылез магазин с товарами для взрослых.Я затолкала его в глубины подсознания, но воображаемый Кёя всецело одобрил ход моих мыслей.Это было слишком. От злости мне захотелось укусить себя за хвост. Может, даже откусить его.?Мое воображение становится все больше?.Куда уж больше!Я постаралась убедить себя, что живой, настоящий Хибари давно уже ушел из зала, из области ненавистного людского скопления. Наложение фантазий на словно бы взаправдашнее его присутствие создавало безмерно раздражающий эффект. Мне хотелось двигаться еще свободней, раскованней, так, чтобы он не мог отвести глаз…Я решительно запретила себе думать и сосредоточилась на танце. Ох и получу я потом от Мори-сенсей на орехи.С последним аккордом все снова замерли в красивых позах, а зал захлопал и возрадовался. Увы, так просто уйти нам не дали. Сенсей из-под сцены замахала руками как взбесившаяся ветряная мельница, показывая всем оставаться на местах. Вышедший к микрофону директор благожелательно покосился на нас, полирнул лысину платочком и объявил завершением концерта гимн Намимори.Свет в зале зажегся. Все как по команде встали. Трогательное единодушие. Я гимн помнила довольно смутно, но ради мира во всем мире была готова симулировать патриотические чувства.И тут мой взгляд споткнулся о Хибари Кёю.Какой-нибудь Фрейд мог бы ощутить потный вал психоаналитического вдохновения от одного выражения его лица. Меня такого рода сумерки человеческой души интересовали исключительно на расстоянии - которое, увы, сокращалось неумолимо. Он остановился совсем рядом со сценой, в двух метрах от меня.

Растерявший большую часть своей хваленой невозмутимости Кёя смотрелся… занятно. В глазах плескался огонь бешенства, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. И какая муха его укусила? Самое святое, то бишь гимн Намимори, не сочетается с кошачьими нарядами, что ли? Аттракцион ?Почувствуй себя Пусси Райот??Я выразительно округлила глаза и слегка пожала плечами. Мол, извини, братец, шоу маст гоу он. Не моя это вина.

На миг я испугалась, что он за ухо стащит меня со сцены, но гимн явно был в приоритете даже перед загрызанием. Глава Дисциплинарного комитета бурлил как чайник, а я чувствовала себя неожиданно свободной и легкой. Словно начало лета, оценки в школе выставили и идешь рано утром, в новеньких кедах, и солнце золотом пробивается сквозь деревья, а мир такой свежий и чистый…И пусть в Японии учебный год заканчивается весной, а на улице давно сгустились ранние сумерки – все равно я вдруг осознала, что все мучившее меня с приезда в Намимори, перестало быть важным. Мне ведь больше не нужно справляться со своими преследователями самостоятельно. И я знаю, что им было нужно, хотя все еще не понимаю, что это такое… И я больше не буду плакать по ночам из-за Гокудеры. Что сделано, то сделано, и это уже никак не исправишь. По крайней мере, что-то между ними уже произошло без меня, и все живы, и зависимости нет.

А сам Хибари… сейчас я была сильней его.От моей жизнерадостной улыбки Кёя слегка притормозил. Потом, видимо, сделал правильные выводы. Кипящая лава его лица застыла. На миг мне показалось, что я даже слышу скрип яростно стиснутых зубов.А, может, до него наконец дошло, что мы не одни в зале. Директор уже нервно косился в его сторону, видимо, гадая, почему лучший в мире гимн произвел действие, диаметрально противоположное обычному. Вот трус.Я демонстративно выкинула Хибари из поля внимания и присоединилась к общему пению. Ощущать себя частью целого хотя бы таким образом было здорово. Я плохо слышала себя, но чувствовала, как мой голос сливается с остальными, становясь частью общего звучания. Оно уравнивало нас, нивелировало несовершенство интонаций и различия людей, становясь чем-то большим, чем мы. Уже третий раз за этот вечер я теряла себя из-за музыки, каждый раз снова и по-новому находя.

Когда я не удержалась и снова посмотрела на Хибари, тот стоял с закрытыми глазами и, казалось, всецело был поглощен звуками. Петь он и не пытался – наверное, единственный в зале, - но, по крайней мере, больше не выглядел как опытный образец камнежевательного андроида.

После гимна директор под всеобщие аплодисменты еще раз поздравил всех с окончанием и пригласил праздновать. Я дернулась было вернуться в гримерку, но никто из танцевавших девочек и не подумал переодеваться в банальную униформу. Против общего потока выгрести не получилось.Увидев, что мы вот-вот окажемся в непосредственной близости, Хибари развернулся и стремительно удалился. Его техничное отступление больше всего напоминало побег. Я аж заморгала от удивления.Ну ладно, пусть скрывается. Разговаривать с ним при всех я все равно не собиралась. А пытаться догнать сейчас – сомнительное счастье. Пусть полностью реабилитирует свой светлый образ.

Тем более что аппетитные запахи сигнализировали, что в холле уже развернули прилавки со всякой вкуснятинкой. Желудок радостно заурчал. Нееет, у меня есть законное право на отдых. И пусть весь мир подождет.Через некоторое время я осознала, что право имею, но использую на редкость бездарно. Я просто не могла заставить себя принимать участие в общем веселье.Я фотографировалась с кем-то, смеялась, что-то говорила, выслушивала поздравления, сама поздравляла, кажется, даже выиграла в каком-то конкурсе – и это все на автопилоте. Даже вкус во всех отношениях замечательной еды пролетал мимо сознания, оседая на языке пеплом.

Яркая эйфория выступления схлынула. Осиротевшая реальность оказалась пустой и неуютной. Ощущение надвигающейся бури было как зуд между лопатками. Я не могла понять, почему окружающие этого не чувствуют. Все вокруг было каким-то ватным, словно во сне. Гокудера бесследно исчез, как и Хибари. Еще кого-то тоже не хватало, но я не могла вспомнить, кого.Сделав вид, что мне захотелось глотнуть свежего воздуха, я выскользнула через приоткрытую дверь холла в школьный двор. Он был ярко освещен. Темнота, накатывающаяся из-за фонарей, казалась жадно ждущей, в ней то и дело виднелось движение. Я знала, что это уединившиеся храбрые парочки, но на нервы все равно действовало.Непринужденно прогулявшись по двору, я свернула за угол школы.