Часть 4 (2/2)

Он тренируется с завязанными глазами.

Движения Хибари Кёи отточены и изящны.Он словно танцует, и в этом танце неумолимость и смертоносность катящейся лавины. Это… красиво. По-настоящему. Каждый взмах странных дубинок в его руках так убийственно рационален, что переходит за грань искусства.Вдруг резким рывком Кёя разворачивается. Все происходит так быстро, что я даже не успеваю осознать, что пора вспоминать прошедшую жизнь. Меньше, чем за вздох, он оказывается рядом, в одном шаге от меня, слишком близко. Я цепенею как под гипнозом. Наблюдаю за тем, как он останавливает страшный по силе удар в миллиметре от моего виска. Мне кажется, будто это происходит не со мной.- Забью до смерти.Я смотрю на дубинку. От металла, кажется, исходит смертный холод. Как и от его голоса.

Губы Хибари плотно сжаты. Черная повязка на глазах бесстрастна и равнодушна, но мне почему-то кажется, что он позволил себе роскошь зло сощуриться под ней. Отвечаю совсем не то, что собиралась.- Я тебе мешаю? – тихо говорю я.Вместо ответа Хибари Кёя отворачивается.Сердце запоздало начинает колотиться. Это было опасно, с завязанными-то глазами… Но почему-то настоящего страха так и нет. Допустим, в идеальном контроле над ситуацией со стороны Кёи можно не сомневаться. Но откуда эта уверенность, что он меня не ударит? Потому что девочек бить нехорошо? Трижды ха. Сомневаюсь, что молодого человека вообще интересуют половые различия.Осторожно прикрываю дверь и сажусь на пол, скрестив ноги.За мягким пируэтом идет перекат, и удар с колен с еле слышным свистом режет воздух. На лице Хибари на миг проскальзывает рассеянная, мягкая улыбка, тут же скрывающаяся под сосредоточенностью. Радость от удачно проведенного приема? Окажись там противник – он вряд ли смог бы встать.

Я ежусь от этой мысли. И от того, что мне хотелось бы увидеть, как Кёя улыбнется тогда.Он выглядит таким естественным в центре оплетающей паутины ударов. В конечных точках их траекторий невольно представляются враги, один за одним падающие, как марионетки с подрезанными нитями.Иллюзорные смерти взвихряются мрачным шлейфом, ложатся ему на плечи недостающим пиджаком. Придают Кёе безупречную завершенность.Мне кажется, что сейчас я понимаю его. И это чудесно и больно одновременно.

Не знаю, сколько времени проходит, когда Кёя останавливается и бережно кладет дубинки на пол. Не снимая повязки, начинает отжиматься на пальцах. Слипшаяся от пота черная челка падает на лицо. Он кажется уставшим и удивительно умиротворенным.Я тихонько поднимаюсь на ноги и берусь за ручку двери.- Ты уже пропустила хор, - говорит он.Я дергаюсь от неожиданности. Нехотя выуживаю из сумки телефон и смотрю на время. Забодай меня комар!

- И вчера ты его прогуляла. Как и еще два урока.Я молча смотрю на Хибари. Он ускорил темп отжиманий, и его дыхание понемногу становится неровным.

- Мне очень жаль, - наконец бормочу я. – Можно идти?- Нет.Блин, ну его не поймешь…- Я даже не буду говорить о том, чем ты занималась вместо занятий. Я был крайне удивлен, обнаружив на своей крыше кого-то в столь неподобающем виде.Неподобающем виде? Я даже не знаю, смеяться или плакать.

Вчера был первый день весны. И он выдался таким дивно солнечным и теплым, что тратить его на уроки было бы преступлением. Я с трагичным видом добрела до медпункта, где меня ущипнули за щечку и признали негодной. Домой не хотелось, крыша школы показалась самым подходящим местом для того, чтобы пару часов бездумно смотреть на бескрайнее небо. Солнце пригревало немилосердно, поэтому я задрала футболку, открывая миру живот, и подкатала юбку повыше. Ну, может быть, место для того, чтобы позагорать, я действительно выбрала некстати. Но что-то ?неподобающее? тут мог усмотреть только Хибари Кёя. Стоп. Самолично?

Я представляю вчерашнюю ситуацию со стороны, и мне становится… неуютно.

Вот дремлю я, разморенная солнышком. Униформа в неприличном беспорядке, волосы разметались по крыше. Лицо прикрыто локтем, а в ушах наушники. Неудивительно, что я пропустила выход главы Дисциплинарного комитета на сцену.Шокированный Кёя застыл рядом соляным столпом. На лице праведный гнев, в руках дубинки, на плече птичка.

99 процентов за то, что на следующем фрейме я пятой точкой пересчитываю все ступеньки лестницы вниз.Но он ведь не стал будить меня. Молча стерпел угон ?своей? крыши и ушел, даже не подперев дверь шкафом. И сегодня утром, как обычно, уделил мне ровно столько же внимания, как пустому месту.Почему?С отжиманий мой загадочный от слова ?гадить? мучитель переключился на качание пресса. Мда, мои червячьи страдания на аэробике и рядом не валялись. Он поднимается и опускается с ровностью машины, умудряясь всем видом выражать крайнюю степень неодобрения. И от этого мое смущение понемногу начинает переходить в злость. Я стискиваю сумку покрепче:- Мне нет прощения. Я осознала свою вину и полностью раскаялась. Подобного не повторится.- Этого мало, - роняет Хибари. Не останавливаясь, он стаскивает повязку. Жмурится – отвык от света за время тренировки.Сейчас он бесит меня просто бесконечно.- Ну да, на свете не существует наказания, которым можно было бы искупить мои ужасные преступления. Пойду сдохну в темном углу, - произношу сквозь зубы, из последних сил сдерживаясь. Это же надо быть такой высокомерной свиньей…- Ты напрасно хамишь, - после паузы очень спокойно говорит Кёя. – Не советую считать, что твой пол делает тебя неуязвимой для всего спектра мер дисциплинарного воздействия.Я таращусь на него с искренним недоумением. Картина того, как он шлепает меня, перекинув через колено… так, стоп.- То есть?- Общественные работы. На добровольно-принудительной основе.

- Чего?Кёя наконец смотрит на меня. Задумчивое выражение его лица напоминает мне Мори-сенсей и ее стремление к гармонии.

Понятно. Он решил все же забить меня, но в переносном смысле. Забить как торчащий гвоздь. Согласно известной японской поговорке и кредо жизни половины встреченных мной японцев.Как же мне все это дорого…