Глава 64 — Тирнари (1/1)

Твои, сказал, моря, над ними царствуй ввек;Тебе течение пространных тесно рек:Построй великой флот; поставь в пучине стены.<...>Едва сей бурный вихрь несчастьем укротился,И я в спокойствии к наукам обратился,Искал, где знания сияет ясной луч...(Михаил Ломоносов, поэма ?Петр Великий?)Шон свалился, как всегда, неожиданно и ожидаемо. Он, один из трех, кому блокада школы была не помеха, выбирался не то чтобы часто – не чаще раза в семь – десять дней, и буквально на два – три часа. За это время успевал засвидетельствовать свое почтение директору, которому, видимо, в нескольких фразах обрисовывал положение дел во внешнем мире, глотнуть тайры с пирогом у меня, подвизаясь почтальоном между мной и Нейли. А остаток времени проводил с Мири и Асом подальше от учебных корпусов, за конюшней, в сеннике. Не единожды уж пожалела я о благоприобретенном свойстве слышать драконов, почему и не хотела, а выходило, что вопреки желанию подслушиваю. Как ?отключаться? хотя бы на время, я пока не поняла. А им и дела не было! Как не было дела Росинке, что ее регулярные ночные скачки по заснеженной леваде увидит кто-то кроме все понимающих дозорных. Но и держать бедняжку взаперти не годится.Когда-то покойный ныне директор школы в Лерисе, полвека проживший в Тер-Шэрранте и успевший буквально сжиться с драконами, рассказывал дивные вещи о тамошней расе. Природные менталисты, они могли при желании быть самыми закрытыми существами в нашем мире. Но – не желали. Не видели ничего стеснительного в том, чтобы демонстрировать свои чувства, когда в том не было ничего запретного. Для меня, выросшей среди людей Севера, такое было в новинку. У нас ведь подобную открытость скорее за бесстыдство примут. В студенческие годы в Галарэне манеры драконов меня поначалу немало шокировали. Потом, познакомившись с шарриотцами ближе, я поняла, что это скорее от детской неиспорченности их натуры, от близости к животной ипостаси, уже зародившейся и чем дальше, тем больше влиявшей на характер, от натуры, близкой к природе и чуждой условностям общества, которое во все времена социальным запретом пытается врачевать болезни духа или хотя бы не давать им выхода вовне, дабы грех одного не заразил многих. Мрак же, а с ним и Шон-маленький, и Егоза давно и прочно приняли меня в свой круг и таиться не думали. Когда я узнала, какие имена выбрали маленькие драконы – от Мрака-дракона, между прочим, узнала, – меня разобрало веселье. Ладно, с Асовым драконенком ясно – всё к тому шло, я ж не слепая и не глухая, да и о некоторых не совсем традиционных особенностях драконов гнезда павести всякие ходили. А вот Мири… Мне почему-то казалось, что драконята любят пустить пыль в глаза, назваться непременно как-то звучно, претенциозно, с подвывертом, позаимствовав название у звезды, а то и целого созвездия, у какого-нибудь романтически-грозного явления природы, оружия или стихии. Что-то вроде Неукротимого Меча, Полуночной Звезды или Бешеного Урагана… Да непременно на языке Тер-Шэрранта – чтоб уж ни у кого не возникло сомнений, что перед ним самый драконистый дракон на всю драконью братию. А тут – Егоза! Нет, если б Мири не была северянкой, оно б показалось лишь забавным. Ну кто егоза, скажем, в Ларране? Непоседа, проныра, шкода вроде Нейлиной младшей внучки. На Севере этим словом называли еще и удачливого, предприимчивого, прозорливого даже. Того, кто в чужие дела да замыслы проникнет умом ли, деянием ли. ?Егозными? в ту далекую войну называли разведчиков, лазутчиков, и не только человеческого племени. Но и это не все. ?Егозой? кличут и девицу или молодку боевого нрава и смелого, свободного поведения, презревшую холодную стыдливость и чопорность, но не гулящую. Вот и думай, что было на уме у северного драконенка, который такое имя себе взял. И ведь это драконенок моей Мири!С этими мыслями я и заваривала тайру, прислушиваясь к шагам в коридоре. Шона узнала сразу: Мрака-то услышала загодя. А вот шаги второго мне были не знакомы. Все открылось, когда в ответ на мое ?войдите? дверь распахнулась, и на пороге показались двое. Один и впрямь был Шон, усталый, но довольный, как и всегда, когда удавалось вырваться в школу. А второй – личность весьма примечательная и в стенах магического учебного заведения неожиданная. Высокий, богатырской породы парень лет восемнадцати-двадцати, еще не успевший заматереть и обзавестись бородой по здешнему обычаю, видный собой помор, но без толики магии. Он чуть замешкался на пороге, поклонился сперва, как водится, очагу, в коем милостью богов плясал веселый огонь, потом мне:– Поздорову ли живете, хозяюшка?– Боги милостивы, – я поклонилась, как следовало в ответ доброму гостю, – того и вам желаем.Шон хмыкнул, глядя на наши северные церемонии, и тут же представил юношу как своего ученика и по совместительству ассистента и камердинера Бранна, сына Вольги Сухорука – кормщика из Больших Неводов, что под Омтой. Серо-голубые глаза парня глядели спокойно, внимательно и почтительно, но с достоинством человека своемочного. Только аура, которую он, конечно, не мог скрывать, выдавала интерес яркими бирюзовыми сполохами по дивной лазури с золотом. Хорошая аура, чистая, редко такую встретишь. – Ну вот, Бранн, а это леди Тирнари…– … учительница травоведения, – я протянула руку для пожатия, не став дожидаться, каким образом меня сочтет нужным рекомендовать придворный маг. – И школьный целитель по совместительству.Сама себя я привыкла считать тер Сани. По официальным бумагам с недавних пор проходила как тер Ансаби, но с Шоном-то мы оба знали, что то и другое принадлежит прошлому. К тому же юноша, хоть и не был сайгирнцем – граница герцогства проходила восточнее полуострова Безымянный, – несомненно, имел представление о правящей фамилии сопредельного герцогства, на то и сын кормщика. Зачем же смущать его, создавая ненужные барьеры? Шон кивнул с едва заметной усмешкой, подтверждая мои слова, и я поняла, что он сам испытывал некоторое затруднение, знакомя ученика со мной.– А у меня и тайра с пирогом поспели! Помор ел и пил степенно, лишь украдкой бросая любопытные взгляды на книжные полки, на стол с фолиантами эльфийских травников и бумагами, над которым в холщовых мешочках висели травы и коренья, а иной раз и на меня.Шон заметно торопился. Ему надо было заглянуть к лорду директору и успеть на свидание, где ассистент ему был пятым колесом в телеге. Поэтому я не стала дожидаться, пока маг найдет предлог поручить ученика моим заботам, и сама обратилась к юноше:– Ты ведь здесь впервые, Бранн?– Да, леди Тирнари.– Ну, так мы отпустим господина придворного мага по делам, а сами потайлякаем* да и пойдем смотреть школу. Хочешь?– Хочу! – это у него вылетело горячо, по-детски, и парень смутился. Пояснил уже почти степенно: – Дюже любопытно, как школа устроена.– Ну, вот и жамещательно! – Шон наспех прожевав, запил пирог остатками тайры. – А я как только, так сразу, – и был таков.Некоторое время мы оба смотрели на дверь, что захлопнулась за магом, потом друг на друга. Начинать следовало мне, как хозяйке и старшей. Здесь, на Севере, женщина только в общественных делах была на шаг позади мужчины, да и то не всякая. Иная почтенная вдова, не одного сына взрастившая, и в обществе имела вес немалый. В доме же, да еще будучи хозяйкой, да в отсутствие хозяина-мужчины – мне и начинать.– Как же ты попал в ученики придворному магу, Бранн? Сам-то ты не маг.– Не маг, – он кивнул. – Господин герцог меня магии и не учит. И помор поначалу нехотя, слово за слово принялся рассказывать мне историю их знакомства. Вот ведь диво дивное! Рассказывал немного отстраненно, как будто сам стеснялся странного каприза богов, чьей волей оказался в учениках мага, да не простого, а самого главного, придворного. В его скромности не было показного самоуничижения, скорее искреннее удивление, идущее от той смиренности, какая свойственна людям по-настоящему одаренным, которым дано чувствовать бездны мироздания и свою по сравнению с ними ничтожность. Но от этого жажда познания только усиливается. Так путника, перед которым расстилается бесконечный простор, дорога не пугает, а, наоборот, манит, зовет, вабит, как местные говорят.– Выходит, Шон тебя взялся учить математике, физике и химии?– А еще астрономии, истории, государственности, и по риторике да вирсификации книжек обещал.– И школы для магически не одаренных?– Обещал. Только б война кончилась.– А что, на юге тоже неспокойно?– Неспокойно, – Бранн сказал это так, что я поняла, расспрашивать не стоит: не скажет, а то еще и замкнется. И так немногословен. Нейли о войне вовсе не писал, и чем он там занимается, я догадаться не могла. Только чувствовала, за этими умолчаниями много горького. Да и сам Шон в последнее время еще больше исхудал и осунулся, постарел будто, и всегдашней его веселости заметно поубавилось. Недоброе что-то зрело, и грядущее было неясно. За всю осень только на краткий миг сняли запрет выходить в город, и то лишь преподавателям. Тогда и произошел тот неприятный случай с новой учительницей, после которого запрет вернули и школа вновь оказалась вроде как на осадном положении. ? ? ? ? ? ? ?О том, что случай был не единичный, знала только я. Почему не рассказала никому? Не было смысла, когда стало известно о происшествии на Веселой улице, куда любопытство завело леди Леймириэль. Но я-то вроде знала недобрые уголки Китового Киля и обходила их стороной. Мой путь лежал в небольшой и уютный постоялый двор, хозяйке которого, почтенной вдове одних со мной лет, я готовила снадобья от грудной жабы. Он находился невдалеке от Старорыночной улицы в месте традиционно спокойном, даже респектабельном. Ну, в праздник к ночи могли и там драку учинить, но без поножовщины и прочих безобразий.Я шла, борясь с огромным соблазном. Впервые за много недель выбралась за пределы магического контура школы, и почтенная Мариса, конечно, с радостью предоставила бы мне небольшую комнатку, где я спокойно смогла бы связаться с любимым, услышать голос, почувствовать, как его радость и нежность волной прокатываются от затылка вниз, разливаясь теплом и истомой, когда он коснется губами малахитового сердца на своем браслете… Но нельзя. Услышишь ты – почувствуют тебя. Кто может почувствовать. Эльфы и драконы под видом обычных обывателей или имперских патрулей – не страшно. Но и они магией пользоваться избегали, сканируя пространство на присутствие источников иной магии, прежде всего темной и враждебной, а вместе с тем и любой иной в городе, где с давних пор магов не любили и чурались. Они искали и опасались провокаций.В одном из писем Нейли просил не пытаться связываться с ним посредством браслета или иным ментальным способом, и я лишь с тоской оглянулась, покинув ?Лахтицу?, тихую в адмиральский час. И впрямь размечталась! Только взбаламучу тех, кто, растворенные в толпе, возможно, слушают магический фон, и особенно чутко на предмет магической связи. В городе он был практически нулевым, а ставка имперских властей располагалась вблизи бухты и надежно изолирована магическим контуром. Я могла лишь догадываться, что власти предполагали, будто за несостоявшимся мятежом, а равно и за иными беспорядками в городе стоят враждебные Империи магические силы. Их-то и стремились обнаружить патрули, дозоры, а возможно, не только они. Надо было действовать предельно осторожно, избегая открытого магического противостояния и вообще применения магии еще и потому, что сам народ, еще недавно с неприязнью относившийся к магам, своего мнения не переменил, и шаткое перемирие, которого удалось добиться после того памятного веча, могло рухнуть в любой момент, если бы кто-то из нас воспользовался магией, пусть даже с целью самозащиты, поскольку нити общественного мнения находились отнюдь не в руках власти. А в чьих, еще предстояло выяснить. В таких условиях разрешить магам выходить в город было рискованно, но и держать взаперти, пока затишье, не имело смысла.Мне казалось, я ничем не выдала себя: по говору и повадке вполне могла сойти за небогатую купеческую дочь, которая возвращается от подружки. В портовых городах девушки торгового сословия могли выходить из дома без сопровождения по светлому времени суток, не было в том ничего предосудительного. Чаще, конечно, гуляли стайками, жуя медовые пряники и глазея на лотки торговцев. Когда покупали ленту или бусы, а когда и отрез на платье, тут же договариваясь о доставке с продавцом, – не самой же таскать.Но я совершила ошибку. А ведь Мири, помнится, рассказывала, как едва не стала жертвой благоденских мерзавцев, и это в двух шагах от оживленной рыночной площади. Узкий, пустынный проулок локтей в восемьдесят длиной, отделявший небольшую площадь с постоялым двором от Старорыночной улицы, не казался ни опасным, ни зловещим. Собственно, я и не ожидала опасности, когда задумчиво шла, опустив голову, чтобы не по-осеннему яркое в просвете туч солнце не било в глаза. Чуткое ухо уловило едва заметный шум – вскинула голову. Лишь спустя секунды три просвет выхода к торжищу перегородили три фигуры, выпав из мрака глубоких дверных ниш по обе стороны проулка, и двинулись прямо на меня. А за спиной послышались тяжелый топот и дыхание: путь к отступлению оказался отрезан.Недолгое время я мрачно рассматривала трех мужиков жутковатой наружности. У двух засапожные ножи торчат из голенищ, у третьего карман оттягивает что-то тяжелое. Кистень? На рожах глумливые ухмылки. Гайменники. С одним я бы попыталась совладать. Быстроты удара он не ожидает, поскольку видит перед собой беззащитную девчонку и представить, что перед ним взрослая женщина-маг с далеко не тепличным опытом, не может. Но трое, да еще двое за спиной – их сиплое дыхание я слышу – уже перебор. Я ведь не лорд Танши. Вступать в переговоры смысла нет – не для того подкарауливали, чтобы поболтать, посмеяться да отпустить. Придется действовать магией и бить наверняка, а этого лучше бы избежать. Впрочем, своя жизнь дороже. Браслет ощутимо потяжелел, но не погорячел: прямой магической опасности не было. Между тем затягивать паузу головорезам не хотелось, тянуло покуражиться, и тот, что был в центре, ощерил в ухмылке крепкие, желтоватые, как у зверя, зубы. Клочковато-рваная багровая аура с черными протуберанцами. Плохо дело.– Ух ты, какая цаца! – он не был оригинален, раззадоривая себя и соватажников. – А что ж так невесело глядишь?..Он еще что-то говорил – я не слушала и не слышала. Сознание холодно фиксировало: двое сзади замерли без движения. Они уверены, что никто не вступится и не помешает. Еще бы! Кому оно надо? Подумаешь, невидаль – пятеро ватажников в глухом проулочке зажали да снасильничали девку, неосторожно сунувшуюся короткой дорогой! С нее не убудет. Или убудет? Непохоже, чтобы после такого дурочку планировали оставить в живых. Да и не останешься – порвут, как звери. Кому насильничать сладко, – зверь. Хуже зверя. А вот тут вы, волчье семя, и просчитались…Пальцы уже жгло – огненный шар готов был сорваться молнией в грудь главному, а там уж… Нет, в живых я их не оставлю. Таких пугать – только время терять. Их огнем жечь надобно, как бешеных псов. Город, кабы не был магами пуган, мне бы только спасибо сказал. О том, что кто-то заинтересованный мог бы представить дело так, будто магичка первая напала на мирных обывателей (с горстки пепла многого не спросишь, а пострадавших так сладко с надрывом жалеть, не вдаваясь, кто да за что), в тот момент не думалось. Не думалось вообще. Стало вдруг легко, куражно и лихо на душе.Гайменники то ли почуяли неладное, то ли просто решили перейти от слов к делу, достаточно раззадорив себя и видя, что посмурневшая девка нема как рыба и будто в ступоре. Кабы вовсе не сомлела. Какая ж забава, коли добыча в беспамятстве, – не бьется, не кричит? Никакого интересу! Подались было сузить круг, после чего их смерть была бы уже неминуема, но в этот момент из-за спин троих, с того конца проулочка, который выводил к рынку, послышались шаркающие шаги, стук палки и покашливание. ?Коренник? замер, его ?пристяжные? повернулись. А я мало замешкалась, опасаясь задеть непрошеного гостя. Эх, принесла ж нелегкая ненужного стороннего! Как его теперь не задеть?Меж тем произошло совсем уж невместное: гайменники расступились, круг стал заметно шире, разомкнувшись в подкову, потому что задние тоже отступили, а передо мной оказался старик, подслеповато щуривший слезившиеся глаза. Одет он был не роскошно, но добротно, обут же в мягкие опойковые сапоги на овчине. Такую обувь не всякий купец себе позволит.Старик скользнул по мне вроде безо всякого интереса, гайменников ощупал взглядом построже и начал тихо, но без вкрадчивости и как-то даже по-отечески:– Что ж это вы, детушки, купеческую дочь пугать удумали? А ну как ей об вас что дурное примстится??Ну что ты, дедушка, как можно! И в мыслях не было. Разве ж о таких добрых молодцах что дурное подумаешь? Я средь них аки Белолика средь семерых братьев (лучше б и впрямь гномами были, а то от такой немалой ?чести? оторопь берет). Ну, манера у них такая – в подворотне свататься к честным купеческим дочерям. Так невозбранно оно – где приспичило, там и сватаются?. – Дык… – главарь неожиданно поперхнулся под взглядом дедушки. Остальные топтались, пытаясь прятать глаза.– А ты, дочь купеческая, иди себе, иди, – говоря это с нажимом, старик и не думал сводить взгляда со старшего гайменника.Я, с трудом придя в себя от неожиданной перемены, скользнула между застывшими ?детушками?, задавленно шепнув только:– Благодарствуй, дедушка, – и давайте, боги, ноги! Вылетев на Старорыночную улицу, перевела дух. Здесь по-прежнему было светло, шумно и весело. Солнце все так же упрямо пробивалось из-за туч. Но радости как не бывало. Несколько минут назад я готова была насмерть уложить, в пепел обратить пятерых человек. Да, они головорезы, но мне от сознания того лучше не было. Утаить такое происшествие я бы не смогла да и не стала бы. А и реши утаить, так еще вопрос, получилось бы? Магический выброс такой силы не остался бы незамеченным для сведущих, кое-кто из которых, возможно, черные колдуны. Но не в том лишь дело. Я точно знаю: свидетели происшествия были, не могло их не быть. Только вступиться не спешили. Но на срамное позорище, где впятером девке подол задрали б, готовы были глядеть втихаря да слюни ронять, причинные места теребя. А вместо того увидели бы, как магичка с честной компанией разделалась, дознание да суд не утруждая. И поползли бы по городу слухи, что маги-де честной люд в грош не ставят, истребляют почем зря да втихаря. О том, что были то гайменники, у кого руки по плечи в крови, и не вспомнили бы. А там, подогрев народ, не с одного раза, конечно, можно было б и в набат грянуть…Сердце бешено колотилось, но голова работала четко, как часы. Краем сознания я отметила приятно согревающее тепло браслета. Он больше не тяготил руку. Собственно, все закончилось, едва в проулке показался странный старик в дорогих сапогах. Кто он, интересно, что имеет такую власть над самым бесчестным отребьем? Нехотя прокручивая в памяти неприятный эпизод, я изумлением поняла, что показалось странным и что я пропустила, готовая в любой момент пустить в ход Силу: ауры у старца не было. Собственно, к этому я уже привыкла: маги, среди которых я жила, обычно прятали ауру. Это социальный навык сродни обычаю прятать телесную наготу. Крайне редко кого-то из взрослых магов можно читать по ауре. Разве только в моменты крайнего душевного волнения, стресса, способного нарушить концентрацию, или в кругу близких, которым доверяешь, как себе. Но простые люди прятать ауру не способны. Выходит, старик был человек не простой? А кто тогда? Знахарь? Знатливой, как звали их северяне? Понятие это очень широкое и далеко не всегда предполагает наличие Дара. Травник, знахарь может магом и не быть. Я сама долгие годы скрывалась под маской простой знахарки, не мага, как до меня моя мать. Так было удобнее и безопаснее, особенно здесь, на Севере. Но простой знахарь ауры не скроет, значит, этот дед один из нас, магов. И, спасая ?купеческую дочь?, он прекрасно понимал, что перед ним тоже маг, ведь как я не видела его ауры, так и он – моей. А в том, что он глядел истинным зрением, я теперь не сомневалась. И готовый сорваться с рук магический импульс почувствовать мог. Скорее всего, почувствовал. Что связывает его с гайменниками и связывает ли? Головорезы вели себя довольно странно. По их реакции нельзя было предположить с полной уверенностью ни того, что они знакомы со стариком, ни того, что видят его впервые…Катая так и эдак в голове эти мысли, я довольно быстро дошла до школы. Магический барьер пропустил меня беспрепятственно, и один из дозорных, который в своем облачении практически сливался с пейзажем так, что я его чудом заметила, скорее почувствовала присутствие, на приветственный кивок ответил легким полупоклоном. О недавнем происшествии думать больше не хотелось – одни догадки, и те на пустом месте. И лишь одна мысль свербела в мозгу: вот ведь задействовать тихую магию связи поостереглась, памятуя Шоново предупреждение, а пустить в ход боевую, много более разрушительную и мощную, как приспичило, и не подумала поостеречься. Внутри упрямо, норовисто всхрапнули.Вечер прошел в раздумьях, ночь – в беспокойных снах и препирательствах с Лаидилиэль. Росинка, пережив то же, что и я, все еще горела праведным гневом и едва ли не буквально била копытом. А наутро стало известно об инциденте, происшедшем с учительницей эльфийского, о вмешательстве лорда директора и о том, что Совет магов в лице придворного мага настоятельно рекомендует преподавателям и адептам впредь стен школы не покидать…? ? ? ? ? ? ?– Это плац для построений. Там – учебный корпус с библиотекой, – я указала в сторону здания, давно отстроенного после прошлогоднего пожара. – А там – столовая с кухней. За ней – продуктовый склад и коптильня. Там, за перелеском, небольшое озеро. В нем наши адепты занимаются плаваньем. Там конюшни и левада...Бранн с интересом осматривал все, что я показывала. Охотно отправился поглядеть классы, пустующие в выходной день, и книгохранилище. Судя по всему, ученику придворного мага уже приходилось видеть библиотеки побогаче школьной, но и ее он осматривал с большим интересом:– Тут ведь книги по физике, математике, ботанике, истории, государственности и праву? Вирсификация вон, – парень зорко читал названия на корешках. – Там вон не разумею. Язык незнакомый. А то – эльфийский. Начертание знаю, но прочесть не учен покуда. Отдельные слова только. – Это трактаты на драконьем. На соседнем стеллаже – учебники гномьей словесности, частью на имперском, частью на подгорном. А слева, ты правильно определил, книги на эльфийском – травники, а еще левее – эльфийский эпос и учебники эльфийской истории и словесности – названия тоже на двух языках. Они же для имперцев. Учебников так мало, потому что бóльшая часть выдана адептам для занятий.– А что ж, по магии и нет совсем? – юноша выглядел озадаченным.– Есть. Но их немного. Там, в конце прохода направо. Видишь ли, Бранн, магию по книжкам почти не изучают. Дар требует иного учительства.– Вроде как ремесло? – Ну да, – я обрадовалась удачному сравнению. – Вот как отец тебя кормчему делу учил. – Тятя меня и по лоциям учил. – Точнее читать лоции учил. Парень утвердительно кивнул. – Мы тоже кое-чему в магии по книгам учим. Есть у магов и семейные рукописные книги, передающиеся из поколения в поколение. Но их, понятно, в школьной библиотеке не хранят.– А остальное, выходит, магии не касаемо.– Да. И ты можешь учиться по этим книгам, как и наши адепты. Хочешь увидеть классы для занятий?– Хочу! А физики и химии классы можно?– Конечно. Сегодня выходной. Классы пустуют. Ты сможешь все осмотреть, и мы никому не помешаем.А про себя малодушно помолилась, чтобы лорда директора не застать на рабочем месте. Химию и физику вел он, это было его царство. И, хотя вторжением в личное пространство это нельзя было бы назвать, некоторую понятную неловкость я ощущала.Классы физики и химии, по счастью, оказались пусты, и любознательный мореход неспешно, основательно осматривал демонстрационный стол, шкафы с реактивами, приборы, тигли, вытяжной шкаф... Даже взял мел и провел по аспидной доске. Но больше всего его заинтересовал генератор шаровых молний под колпаком из огнеупорного стекла. Поддавшись страсти юного любознатца, я невольно сама потеряла счет времени. Лишь когда за окном почти стемнело, мы покинули естественнонаучное крыло. Бранн был задумчив, перекатывал что-то в голове. Делиться мыслями и впечатлениями не спешил. Наконец спросил как бы между прочим:– Вы ведь тоже все это изучали?– Изучала. Но не могу сказать, чтобы преуспела в физике или химии сверх программы. В травологии и словесности – более-менее. Хочешь посмотреть класс истории и государственности? Там есть огромная географическая карта, – и призналась неожиданно для самой себя: – Сама люблю ее разглядывать. Когда никто не видит.Парень удивленно покосился на меня, я – на него, и мы, не сговариваясь, усмехнулись. Ну да, хороша же картинка: училка, втайне ото всех бегающая в кабинет истории глазеть на карты! Изолт, знала бы, посмеялась от души. А что, может, она тоже втайне бегает рассматривать мои гербарии?– Сюда, проходи.Затеплив пару светлячков поярче, я подвела гостя к огромной, во всю стену, карте Империи и сопредельных земель. И потомственный кормщик надолго выпал из реальности…Мы как раз обсуждали пути и возможности зимней и летней навигации в Северном море, когда дверь тихонько отворилась и на пороге показались двое. Один из них, скрестив руки на груди, некоторое время с усмешкой подпирал ободверину. Другой тихо опустился за последнюю парту и, подперев кулаком голову, принялся слушать спор травницы с помором о перспективах того, что последний называл ?Североморским путем?, о гелиаграфии** вообще и картографии в частности да о компетентности того умника, который наносил на карту береговую черту от Северных до Гномьих гор. В этой самой компетентности парень сильно сомневался, и мне оставалось только пожимать плечами: их лоции всяко точнее, ведь, в отличие от имперского картографа, они здесь дома, и от точности поморских лоций зависит жизнь мореходов.– А разве нет его, Североморского пути? – наивно спросила я. Сам-то Бранн, я поняла, морем попал из Омты в Киль, да и в гавани было немало кораблей – торговых и рыболовецких. – Нет, конечно! – помор говорил певуче, заметно окая. – То есть путь-то есть, и ходят кто посмелее. Но все больше по своим лужам – килевские повсточь от Безымянного, омтинские – по запад. Но разве ж это навигация? – юноша уверенно ввернул книжное слово, как до того ?лоции?, будто всю жизнь им пользовался. Книгочей!– Но ведь ходят?– Краткое время и самые куражные. Кто судьбу спытать любит или по крайней нужде, и то с оглядкой. Вот здесь, – парень ткнул в место у крайней северной точки полуострова, – Ошкуй-Нос. До июня тут льды проходы стерегут, а как разводье, токмо и лови ветра – северные находальники, чай, тоже не дремлют. Тут они, через пролив, за зиму что волки оголодавшие на своих островах. Один на один наши еще могут отбиться, коли лодья добрая и гость на охрану не поскупится. Но они ж поодиночке не нападают. Сворой норовят. А тут еще время такое, что у нас говорят, у Ошкуя обедник с побережником встрень сходятся братцу сиверу на забаву. Море сувойно, того гляди кинет на ледяную глыбу, или абик какой не увидишь – вода-то бурлит, – волнуясь, помор забывался, вставлял слова, которые я понимала с пятого на десятое, и то потому, что мне, северянке, приходилось слышать байки про коварный Ошкуй-Нос, тамошние ветра и течения.– Так ветров ввек не переменить, да и течений тоже.– Не переменить, – кивнул парень. – Лодьи иные строить надобно – крепкие, железом обшитые, коим льды не страшны. Я читал, подгорные мастера такое железо делают, что никакая ржа не берет. У них свое поселение есть вот тут, у впадения горной речки, они ее Харршетхой зовут. Торговать бы с ними надобно морем, а не торгуем. Ходить не поодиночке, да оружными, чтоб островные и сунуться не могли. А то ведь у моря живем, а толку? Задвенный пролив – путь в Западный океан, но там токмо викинги и хозяйничают, нам же и ходу нет! Здесь, в Китовом Киле, да и у нас в Омте, и в Бивне тож гостей богатых много, а товары возят обозами посуху. Много ль посуху довезешь? Смех один. Свои лихоимцы на дорогах озоруют тож, но все ж безопаснее, и товар дешевле выходит, чем когда лодейную команду нанимашь и за риск платишь. Мы, рыбари, ведь тож все больше у своих берегов промышляем, к Ошкуй-Носу редко суемся, в Задвенные воды и того реже. Купцы и те, смешно сказать, из лахтицы в лахтицу по-соседству лодьи снаряжают, голомени сторонясь. Вот ныне токмо до ледостава лес доставлять пробовали, и то потому, что викингам ноне не до нас. А море-то оно наше, наше! На поверку же токмо викинги в нем и хозявá…***Парень замолчал, глядя на карту, и в этот момент я различила шорох. Обернувшись, увидела двух мужчин, которые сидели за одной партой, подпирая головы кулаками, и с интересом слушали, как лихо училка с кормщиком рассуждают о делах государственных. Бранн тоже обернулся. Смутился. В ответ на наше нестройное приветствие Шон только хмыкнул и, обратившись к лорду директору, сказал:– Вот, лорд Йарби, прошу любить жаловать. Это и есть Бранн, сын Вольги Сухорука из Больших Неводов, что близ Омты. Муж ума государственного, как видите. Потомственный кормщик из поморских рыбарей и с недавних пор мой ученик, – он все же хохотнул. – Хотя последнее, похоже, обоюдно.При этом он добавил света, затеплив свои пару светляков, и стало заметнее, как Бранн покраснел, еще больше смутившись, но глаз не опустил. – Дааа, Тин, без контрольной сети я б вас потерял. Я только улыбнулась, пожав плечами: просил занять ученика – я заняла.– А этот господин, Бранн, – Шон дружески коснулся плеча Росса, – лорд Росс тер Йарби, директор этой школы.Губы Росса тронула чуть заметная улыбка, и было что-то отечески теплое и в ней, неуловимой почти, и во взгляде. Юноша шестым чувством понял, что человек, протянувший ему руку для пожатия, хоть и выглядел едва ли не ровесником, был много старше, многое пережил и не может смотреть иначе. Нет в этом ни снисходительности, ни презрения, лишь теплота, с которой узнаешь в младшем себе подобного, несмотря на разницу в возрасте и опыте. В то же время я почувствовала и острый интерес, и уважение, и то трудноопределимое чувство, которое нельзя назвать завистью и которое испытывает один учитель по отношению к другому, если тому удастся заполучить в ученики истинного самородка. А может, в этот момент один узнал в другом будущего коллегу и даже друга? Как знать… Плетущая Судьбы затянула новый узелок на полотне Предвечного Замысла, о котором никто из нас до времени не догадывался.– Ну, здравствуй, Бранн, сын Вольги Сухорука. ? ? ? ? ? ? ?Мы с Шоном отошли в противоположный конец холла, давая возможность юноше задать вопросы, на которые лучше директора никто бы не ответил. – Чрезвычайно интересный парень, – заметила я, поглядывая искоса на увлеченно беседующих мага и помора.– Ага, – Шон ухмыльнулся, почесав за ухом. – Меня все время ?господином магом? называет, – он хмыкнул. – Как отучать буду, пока не придумал. Я себя трехтысячелетним дедом чувствую. Дурацкое чувство!– Дурацкое чувство у тебя оттого, что ты не знаешь, как познакомить его с Мири и Асом, – я упорно глядела в угол, уверенная, что нашла самую болевую точку.– Может быть, – помолчав, нехотя признался дракон и вздохнул. – Он же не поймет.– Ну, ты ведь не обязательно должен сходу демонстрировать особенности ваших отношений, слишком не традиционных для парня из народа?Шон скептически дернул угловатым плечом:– Почует. Он на редкость проницателен, этот мальчишка! Да и… – помолчал и вдруг заговорил сбивчиво и горячо: – …не хочу я врать и притворяться, понимаешь? Он понять меня должен! И принять таким, каков я есть. Мне надо это. Надо, чтобы именно этот мальчишка понял, понимаешь? Запал он мне, понимаешь? Это у них, у поморов, словечко такое есть – ?запал?, ну, или ?глянулся?. Я прежде таких людей не встречал. Цельных. Сильных. Одаренных. Любопытно мне, на что он способен. Нет, не то… Он как я, понимаешь? Только человек и без капли магии. В чем-то как я. А в чем-то талантливее, сильнее, понимаешь? Но он дитя своей среды, своей традиции, тролль ее за ногу!..– Понимаю, – я покосилась на увлеченных собеседников. – Мой первый учитель, директор школы в Лерисе, больше полувека прожил в Тер-Шэрранте. Он тоже был человек, которому, думаю, не сразу и не все было понятно в тамошнем укладе и особенностях. Но он полюбил драконов, а полюбив, и принял, и понял. Он был дружен с моим покойным отцом. Это от лорда Мадора я впервые узнала о ваших драконьих… хм… ?странностях?. Потому и то, что происходило с Мири, поняла раньше, чем она сама, – я не сдержала улыбки, до того наивными и смешными теперь казались метания сестры в тщетных попытках выбрать, правое крыло ей дороже или левое, вместо того, чтобы принять оба.Шон в ответ тоже усмехнулся:– Ну, раз ты у нас такой эксперт, скажи мне как целитель больному, что случай небезнадежен.Ну вот! Почем мне знать? Здешний народ незыблемо держится традиций, и то, что происходит между моей сестренкой и ее мужчинами, для всякого порядочного помора свальный блуд в чистом виде и без вариантов. Но и Бранн – человек недюжинный. С обычной меркой к нему не подойдешь – коротка будет, это я сразу поняла, скорее даже почувствовала, как исходившую от него силу дарования, не магического, но, возможно, более глубокого дарования свыше. Такой дар не даст сидеть на печи, непременно погонит в дорогу. Юноша потому из уклада своего выломался, как птенец из тесного яйца. Жаден до всего нового, смел в суждениях, натуры не холопской, но в то же время почтителен к знающим, сознает свое несовершенство, ничтожность ведомого и бессилие пока постичь огромный мир, который перед ним раскрывался во всей своей полноте и непостижимости, совсем иначе, чем перед другими, не способными прозреть глубины мироздания. Поспорить могу, книги он готов глотать томами – только подавай. Откуда-то из глубины привычно уже чуть насмешливо рыкнули: вторая сущность моего собеседника, которая не отличалась деликатностью, обнаружила заинтересованное присутствие в моих мыслях, беззастенчиво транслируя их магу.– Хм… А это идея, – Шон взъерошил без того торчащие в разные стороны короткие, непослушные вихры. – В дворцовой библиотеке немало книг, переведенных с драконьего. Таких, какие в ином месте не отыщешь, – так сказать, для внутреннего пользования. Есть и о гнездах, и много чего… хм… любопытного о быте и нравах нашего племени.– Вот! Подкинь ему пищу для ума. Пусть читает, узнает, удивляется. Вроде как в образовательных целях. Для начала. Книга не досужие павести, она уважения требует. Ты уже представил его Императорскому трио?– Нет еще. Как-то… не пришлось.– Не решился, значит? – Нууу, не то чтобы… Просто не пришлось. Тиану по случаю он представлен. Бель тоже. По отдельности. Ардену нет. Случай не подвернулся.– Но, увидев их втроем, мальчик непременно задастся вопросом, что это за семья такая странная? И ведь не сказать, чтоб извращенцы. Все же правящий дом. Кстати, странность действительно есть: Каларианы-Лоо’аллены правят Империей как семейное трио уже второй десяток лет, а здесь, на Севере, до них никому нет дела. Простой народ не больно-то осведомлен не только о том, что за семейство правит, но и о том, что власть и законы не такого уж далекого Ларрана распространяются на земли Севера так же, как и на иные владенья Империи. Кому они, ?нелюди? да ?оборотни? к тому же, интересны? Прихоть местного феодала – вот абсолют для нынешнего поколения, вот кто был царь и бог здешней земли до недавнего времени. Наместник Барака творил непотребства на протяжении всего правления нынешней семьи, и никого в Ларране это не трогало. Народ целыми селеньями ударялся в разбой и мародерства, как те же благоденцы, и долгие годы это сходило им с рук. Как сошли бы с рук преступления против личности герцогини Лийсы, ее мужа, дочери, деверя, свояченицы и племянника, не встреть дети герцога Дейла и не заинтересуйся он ими. Счастливый случай. Частный случай. В то же время свободные поморы Западного Североморья жили сложившимся укладом и порядком, давали отпор грабителям, богатели, вовсе не зная феодальной власти и лишь платя подати в казну. Не удивлюсь, если и подати эти были значительно бóльшими, чем здешние, почти целиком шедшие в мошну местному князьку. Но это то, о чем я никогда не заикнусь Шону, зная, сколько усилий лично ему стоит изменить ситуацию в Сайгирне к лучшему.Меж тем Шон скептически заломил бровь, совершенно в манере Аскани (перенял же!), и стало понятно: проблема культурного шока, который должен был бы испытать ученик, узрев Императрицу, слишком откровенно на публике принимающую ухаживания сразу двух мужей, учителя тревожил не по-детски.– Дай ему книги. Пусть из них узнает. Книга, объективная и беспристрастная, не сможет не заставить его размышлять о том, что кажется странным в психологии дракона. А в силу юного возраста, особенно чувствительного к любовно-романтическому в отношениях, и благодаря натуре исследователя, увидев в жизни учителя подтверждение прочитанному, он, я думаю, не осудит, а скорее примет, как доказательство многогранности мира, в котором всякое возможно. Это ему будет сделать проще, чем если он столкнется с правдой жизни, так сказать, на низшем, бытовом уровне, более располагающем осудить все, что не есть традиция предков. К тому же ты ведь прочишь юноше большое будущее, значит, при благоприятном стечении обстоятельств ему придется иметь дело и с Императорским трио, и с твоей семьей. – Очень надеюсь на это, – Шон бросил взгляд в сторону ученика как раз в тот момент, когда, закончив разговор, тот в сопровождении лорда директора двинулся к нам. – Тьфу, троллева бабушка, я и забыл!– с этими словами Шон полез за полу плаща и не без труда извлек откуда-то письмо. – Вот. Через несколько дней буду инспектировать строительство форта и заскочу за ответом, если ничего не случится. – Ааэээмм?..– Не знаю. Носится где-то. Прости, точнее не скажу – государственная тайна, – и ведь даже не улыбнулся.Я все так же прижимала к груди заветный прямоугольник, скрепленный восковой печатью дома Лоо’аллен, когда Шон с учеником шагнули в мерцающую амальгаму портала, который схлопнулся вслед за ними, оставив нас с лордом Йарби в пустом холле школы. Сразу стало будто холоднее. Легким поклоном простившись с человеком, перед которым испытывала все то же мучительное чувство вины, я поспешила к выходу. И, как той ночью, когда познакомилась с Арденом, спиной чувствовала пристальный взгляд – задумчивый, но свободный от обиды и тоски. Нейли писал, видимо, в походных условиях, буквально на коленке: размашистые строчки, обычно ровные, стремительные, сейчас будто срывались в пляс. Это была удивительная песнь любви, в которой не повторялся ни один образ, будто все, что он видел в меняющемся мире, говорило ему обо мне. Было сладко и больно читать между строк его тоску, разделять надежду и замирать от страха за любимого, который и словом не обмолвился о том, что происходит с ним там, за тридевять земель. Война незримо шла во владеньях Империи, и мой Нейли был одним из ее солдат, призванный долгом сердца защитить удел своих детей и внуков. Меня, потому что я тоже часть этой земли. Будущее, которого у нас не будет, если не победим.Я так и уснула, прижимая к груди лист плотной бумаги, от которого пахло костром и чуть уловимо медвяным лугом. И сны были отрывочны и сладки, как мед. Пьянили, словно ароматы трав, что рассекала грудь молодой кобылицы. Звезды, падая с небес, мерцали росой в смоляной гриве и вспыхивали бриллиантами в жемчужно-белой. В темноте слышался знакомый голос, он шептал что-то, касаясь губами моих мокрых щек. Я тянулась, находя в темноте губами губы, стремилась врасти, вобрать, запечатлеть в гортанном стоне, как в победной песне: ?С тобой… Навек… Твоя…? А потом весь день воскресенья писала ответ. Зимнее небо серым брюхом тяжело навалилось на крыши. В отсветах живого огня очага комната не выглядела такой мрачной, но казалась меньше и по-своему уютнее. После обеда я зашла к Леймириэль – отнесла книгу, которую брала почитать. В последние недели учительница эльфийского будто бы оттаяла вопреки все крепчавшей зиме. Что-то странное происходило в ее жизни, что-то хорошее, наверное. Ну, да то не мое дело.А к вечеру забежали Мири и Ас, румяные с мороза – катались с горы. Я ждала, что спросят о Бранне, – видели, небось, в контрольной сети. Но они не спросили. Говорили об учебе, о планах на будущее. Поминали Кирана, который недавно прислал письмо из Академии. Там тоже неспокойно. Приняты меры безопасности, но не такие жесткие, как в школах, поскольку студенты уже вполне взрослые и разумные маги. (Ага, если бы!) Между делом ребята рассказали, что в минувшую пятницу были в Ларране на заседании Совета лордов Империи. Ас с горечью заметил, что толку от них с Мири никакого, ведь они сами сидят взаперти и мало что знают, тогда как именно здесь, на Севере, в Сайгирне, одна из стратегически важных зон противостояния.– За нас воюют другие, – с горечью сказал он. – А мы, как куклы, только глазами лупаем на заседаниях. Стыдно! Я взрослый. И я – мужчина.Что я могла ему ответить? В его возрасте герцоги Сайгирн уже несли на плечах бремя власти и ответственности за свой удел, стремились дать роду продолжение, заботясь лишь о сохранности драконьей крови в династическом браке с женщиной, в жилах которой тоже текла кровь драконов. И, сходя безвременно в могилу лет в двадцать - двадцать пять, только могли надеяться, что в лучшие времена кто-то из их потомков будет иметь возможность взрастить вторую сущность. Но когда они наступят, эти лучшие времена?– Сегодня Шон отвечает за ваш удел перед Короной, а вам следует встать на крыло, ты же понимаешь. Вы первые Ансаби за много поколений, кому это удастся. Шон сдюжит. С ним вы будете стократ сильнее, и он никогда не позволит вам отказаться от драконов. Да вы и сами на это не пойдете. А подвигов и на ваш век хватит, поверьте. Сестра с кузеном переглянулись и вздохнули. Все это они знали и понимали без меня. Но понимание ненамного облегчало невеселые думы. – Сейчас все школы в одинаковом положении.– Похоже на то, – Аскани кивнул и, поймав взгляд невесты, продолжил: – Мы видели в Ларране лорда Дишандра. Он был чем-то заметно озабочен. Кажется, просил аудиенции у Императоров. Видимо, у них тоже не все спокойно.Я с интересом взглянула на него. Хм… Нет, им с Мири, конечно, неизвестно, какого рода особый интерес связывает правящее трио с ?Соколами?. Неужели инкогнито близнецов раскрыто? В письме на мой вопрос о внуках Нейли лишь вскользь упоминал, что, по его сведениям, там все благополучно, передавал привет от Бри: школа совершенно оправдала наши надежды. Хотя некоторую недоговоренность я почувствовала. Не могу объяснить, что именно насторожило. Возможно, несколько нарочитая незначительность, даже шутливость тона. Ну, да боги с ними. Лорда Дишандра я видела лишь однажды, мельком, хотя наслышана, конечно, немало, чтобы понимать: знакомство с ним большая честь. Он бывал здесь на моей памяти единственный раз прошлой зимой, когда после пожара временно забрал часть адептов в Марен-Кар. Но я тогда возилась с приготовлением снадобий от ожогов и ран, и этот визит фактически прошел мимо меня. Да и не стремилась я к новым знакомствам. Приговор Совета магов, порядком смягченный, все же тяготел надо мной. Так гоже ли было государственной преступнице, приговоренной к исправительным работам, заводить знакомства с теми, в чьем мнении не хотелось быть посрамленной?Поймав испытующий взгляд ребят, я привычно проверила крепость щитов, хотя над переносицей не свербило. Но драконы есть драконы, с ними держи ухо востро. Где-то в глубине сознания забавно крякнули на два голоска. Ну-ну, вылупиться не успели, а туда же! Словно в подтверждение, ответно раздался насмешливый всхрап.– Я знаю еще меньше вас. Я же не бываю в Ларране. Но, думаю, и в Марен-Каре, и в Белом Бивне, и в Галарэне приняты и принимаются сходные меры. Нам только и остается, что набраться терпения и делать свое дело.Мири открыла было рот что-то сказать, но, быстро переглянувшись с Асом, замялась. Складывалось впечатление, будто они думали узнать что-то от меня, но надежды не оправдались. Ничего, все, что им следует знать, Шон и так скажет. Я уверена, он достаточно откровенен с ними.Однако я не угадала: они хотели не столько узнать, сколько сообщить. Помолчав, Мири начала с вопроса:– Скажи, Тин, ты правда училась в Галарэне?– Шон сказал? – я улыбнулась. – Правда. Но доучиться не смогла.– Из-за того… случая? – сестра покраснела. Мы избегали говорить о том, что стало причиной моих злоключений.– Нет. То случилось позже. Просто с приходом к власти регента Корона перестала оплачивать кошт магически одаренных имперцев, а стоимость обучения взлетела так, что учиться могли единицы. Я к тому времени уже потеряла отца. Денег, которые он оставил мне, было слишком мало, а стоимость обучения так высока, что заработать своим трудом оказалось нереально, хотя я и пыталась изо всех сил. Всего-то год оставалось доучиться. Тогда Белая башня почти опустела: мало кто мог раскошелиться на такую сумму. А к чему ты спрашиваешь?– В преддверии праздника Середины Зимы Императрица желает устроить большой юбилейный бал в Академии, на который будут приглашены выпускники разных лет. Она хочет, чтобы это стало доброй традицией и вдохновляющим примером для нынешних адептов.– Тогда это не для меня. Я не была выпускницей, как и десятки других студентов Белой Башни, вынужденных покинуть стены Академии в годы Регентства. – Шон сказал об этом на заседании Совета лордов, – подал голос Аскани. – Но Ее Величество заметила, что жадность и самоуправство лорда Фирданна празднику встречи бывших студентов не помеха. Так что жди приглашения.– Охохонюшки, до праздника еще целый месяц. Мало ли что произойдет за это время…