49 (1/1)

—?Это все глупости, что мы не хотим мира… —?сонно рассказывала Ким Джису,?— Коммунистам нужен мир, и война лишает нас многого, так же как и всех прочих. Мы просто хотим свободы. И справедливости.—?Мы хотим того же…—?Но какой ценой? —?она внимательно смотрела на Чеен. —?Прикрываясь громкими словами, поддерживать американские амбиции? Неужели нет никакой личной гордости и чести? В этом состоит ваша правда? За пять лет после мировой войны предприятий, принадлежащих корейцам, не осталось вовсе. Всюду янки, янки и их желания.—?Вы говорите по-английски… Зачем вам язык ваших врагов?—?Они мне не враги,?— пожимала плечами Ким Джису. —?Пока живут в своей стране и не пытаются прийти ко мне в дом со своими правилами. Понимаешь?Странные разговоры вели они холодными зимними вечерами в пограничной военной заставе?— обычно тему предлагала Ким Джису, но все в итоге сводилось к оправданию мотивов войны. Чеен, которой приходилось поддерживать их, хотя бы потому, что благодаря Ким Джису она все еще была жива, неожиданно для себя самой втягивалась в обсуждения, и вскоре начинала объяснять свою позицию.Странной была эта история?— общение двух таких разных людей. По необходимости?— в этом Чеен могла поклясться. Она точно не смогла бы вызвать такой интерес Джису, если бы они учились в одном институте или служили в одной части. Но сейчас, пока Чеен была политзаключенной, а Джису?— ее командиром и надзирательницей, что-то общее, неуловимо связавшее их, помогло им получше узнать друг друга.И то, что узнала Чеен о Джису, одновременно пугало ее и восхищало.Во-первых, она солгала о любви к генералу Чхве?— однозначно. Адъютант подполковника в пьяном виде проболтался, что подполковник Ким презирала мужчин подобных ему, и несмотря на то, что тот неоднократно предлагал ей отношения и свою помощь, с гневом отказывала ему. Он также делал ставку на то, что та была настоящей коммунисткой?— уверенной в себе и своих силах, потому любое дело, за которое она бралась, давалось ей без проблем.—?Она все может, если хочет этого. Никогда не проигрывает. Как сталь. Как кремень.Адъютант, как и многие мужчины вокруг, был влюблен в Ким Джису, но заранее знал, что не сумеет привлечь ее внимание.Во-вторых, она была неумолима жестока ко всем преступникам?— и сторонникам, и врагам. Словно внутри нее жила вечная ненависть к тем, кто преступает грани дозволенного, поступает грязно и нечестно. Чеен увидела, как легко осудила на смерть подполковник Ким военнопленных, обвиненных в попытке бегства?— без сожалений и страха, но с такой же легкостью она осудила и своих подчиненных, которым вменялось жестокое обращение с гражданским населением. И ни один мускул на ее красивом лице не дрогнул?— будто бы не с этими людьми она служила и не о них заботилась чуть раньше.—?Они не заслуживают прощения,?— спокойно пояснила она. —?Я никогда не смирюсь с тем, что цель оправдывает средства. Не этому их учили в коммунистической армии и не этого от них ждут.—?Но идет война…—?Война обнажает человеческое нутро,?— Ким Джису улыбнулась. —?Сразу видно, кто и чего стоит. Я не могу доверить людям, которые без труда решаются навредить гражданскому населению, будущее моей родины. Поверь мне, я оказывают им услугу. Их жестокость все равно рано или поздно привела бы их к гибели. А так у них есть надежда.—?На что?—?Их родственники до конца жизни будут уверены, что жизни их лишила избалованная идиотка, а не их собственная подлость. О них будут думать хорошо и после смерти. Никто не разочаруется в них.—?Вас это на самом деле так волнует? Ну, чувства их близких?—?Да,?— пожала плечами Ким Джису. —?Обо мне же тоже кто-то должен будет помнить. Я не уверена, что однажды не окажусь на месте этих людей. И меня не осудят за то, что я сделала… Ты сама сказала, Пак Чеен, идет война. Никто не в ответе за то, что произойдет с нами. Кроме, конечно, нашей совести.—?Но разве их совесть не может диктовать им другие ценности, отличные от ваших?—?Могут,?— Джису улыбнулась. —?Но есть что-то общечеловеческое, правильное и настоящее. И это никто не сможет изменить. Милосердие, например, или жалость, или доброта победителям к поверженным. Истинный коммунизм учит именно такому. Справедливости и доброте. Равному отношению к разным людям.Она внимательно посмотрела на Чеен, усмехнулась, словно что-то вспомнила.—?Разве ты не пожалела бы раненного врага, Пак Чеен? Не перевязала бы раны ему? В твоем стиле помочь врагу и возлюбить его, как саму себя. Ты наивная и добрая деревенская девочка, таков твой путь.—?Если враг ранен, я перевязала бы ему раны… —?нахмурилась Чеен. —?Но не каждый враг заслуживает прощения, госпожа. Есть вещи, которые даже я, деревенская девочка, не смогу простить никому?— ни близкому, ни постороннему.—?Тебе это так только кажется… —?рассмеялась Ким Джису. —?Простишь, конечно. Слишком уж большое у тебя сердце, как мне кажется. Приятно наблюдать за ним. Если б не война, разумеется.—?А если бы не война?..—?Я пошла бы преподавать в женскую гимназию,?— мечтательно сказала Ким Джису. —?И обязательно посетила бы Советский Союз. Не Китай. Советский Союз. Страну, которая первая освободила человека. Хотя и далекую от коммунизма?— но все же.Она смотрела в сторону, черты ее разгладились?— и перед Чеен был совершенно другой человек, которым, наверное, была Ким Джису в годы своей юности, со своей семьей.—?Надеюсь,?— вырвалось у Чеен,?— Надеюсь, все ваши мечты сбудутся. По крайней мере, мне этого очень хочется…Она по-прежнему проводила вечера с подполковником Ким, а потом уходила к себе. Жила Чеен в комнате охраны?— она временно пустовала, потому что сейчас охраной госпожи занималось местное руководство. До границы было недалеко, в этой заставе не было вездесущих китайцев?— только корейцы-коммунисты и одни мужчины. Прибытие красавицы Ким Джису заставило изменить всех планы?— а вместе с собой она привезла Пак Чеен.—?Моя личная пленная,?— объявила она командиру части. —?Ей нужны нормальные условия. Я должна привезти ее в Пхеньян, и если она умрет я и мое руководство будет очень расстроены.В другой ситуации командира части могло бы возмутить такое поведение приезжего руководства, но Ким Джису знала, какой подход нужен к тому или иному человеку. Она свои требования озвучивала твердо, но очаровательно улыбаясь?— и любой из мужчин, который слышал ее, готов был из кожи вон вылезти, лишь бы сделать все так, как она просит.Чеен теперь жила в пустой комнате, где окна были завешаны старыми простынями, стояла небольшая кровать, а по ночам было жутко холодно. Побывав у нее, Ким Джису долго и неуместно шутила, острила, но потом Чеен принесли переносную печурку и шерстяное одеяло, а начальник караула достал откуда-то ей керосиновую лампу, так что жить в темноте ей больше не пришлось. Ее кормили как простых солдат, но благодаря протекции Ким Джису, изредка она получала мясо, а пару раз и яблоки.Счастливая жизнь?— особенная даже?— если так можно было выразиться, небольшой намек на уют и сытость. Чеен удавалось даже в баню ходить, а щедрая госпожа подполковник отдала ей некоторую одежду, как когда-то Шухуа. Странно было теперь осознавать, что милая избалованная госпожа Шухуа умерла?— и, возможно, Чеен тоже умрет, и даже госпожа Ким Джису.—?Меня снова будут судить в Пхеньяне? —?спросила она однажды, Ким Джису удивленно посмотрела на нее?— брови поднялись вверх, улыбка погасла.—?Почему? —?ответила она вопросом на вопрос. —?Тебя оправдали в шпионаже, разве тебе этого мало.—?Тогда зачем я еду в столицу?—?А как, прикажешь, мне оставить тебя в лагере? Там ты умрешь так быстро, что я даже оплакать тебя не успею,?— Ким Джису пожала плечами. —?Хочешь, чтобы тобой попользовались и выкинули? Или желаешь проверить судьбу?—?Нет,?— честно сказала Чеен. —?Но разве в столице врага меня не ждет смерть?—?Смерть подстерегает тебя за каждым углом, ты же женщина… —?Джису смотрела уверенно и прямо. —?В мире мужчин женщине иногда только и остается, что умереть. Но разве ты этого хочешь? Разве ты не стремишься выжить, чтобы вернуться домой? Разве там тебя не ждут?—?Ждут… —?вяло протестовала Чеен. —?Но ожидание неопределенного будущего убивает быстрее самого этого будущего. Я потеряла веру в тот день, когда случился суд. Ведь я ждала, что умру еще тогда и…—?Нет, ты не умрешь так быстро,?— рука Ким Джису легла на голову Чеен. —?Не сразу. Идет война, Пак Чеен, но ты уже начала свой странный путь, и ты не сможешь стать прежней. Ты изменилась. Возможно, это к лучшему, но, быть может, и нет?— известно только тебе. И все-таки эта жизнь сделала тебе подарок?— ты прошла так много, не можешь же ты взять и просто сдаться сейчас? Умереть, чтобы сделать лучше себе? Ты уверена?—?Я потеряла веру.—?Ты ее никогда не обретала значит,?— уклончиво сказала подполковник. —?Веру нельзя потерять, она тот светоч, что ведет впереди. Твоя проблема в том, что ты хочешь жить жизнью других людей. Более сильных или умных?— не знаю. Ты не уверена в себе, но зато ты уверена в других. И ты честно считаешь, что твоя роль только поддержка. Например, из тебя выйдет однажды замечательная жена?— ты всегда будешь на стороне своего мужа. Но и ты сама можешь стать этим мужем. То есть… Главным героем. Поверь хотя бы один раз не в кого-то, а в себя. Попробуй подумать, зачем тебе жить?— и, я уверена, ты поймешь сразу, что никто и ничто не может убить тебя. Ни я, ни коммунизм, ни даже Пхеньян, который так пугает тебя.—?А если все-таки убьет?—?Значит, ты была не самой сильной, и это твой лучший финал,?— Ким Джису рассмеялась. —?Тем скорее ты обретешь успокоение, понимаешь? Или так, или так. Жизнь, в любом случае, продолжится. И без тебя, конечно, и с тобой. Но разве не интересно увидеть все своими глазами? Попробовать пройти путь самой?—?Но вы лично расстреляете меня, если на то будет приказ?—?Естественно, я же солдат своего отечества,?— Ким Джису развела руками. —?Значит, будь умнее и сделай так, чтобы причины так поступить у меня никогда не появилось, понимаешь? Сражайся?— звучит глупо, но почему бы и нет? Попробуй пройти этот путь с достоинством, даже если он и прервется однажды.Она нагнулась и зашептала?— в глазах ее бегали искры.—?Я тебе больше скажу, Пак Чеен,?— улыбнулась она. —?Все однажды умрут. Нет вечной жизни. И смерти вечной нет. Все однажды прервется?— и ты, и я. Зачем тогда бояться того, что все равно неминуемо?Ее слова осели в сознании Чеен?— и она много позже вспоминала их.Откуда в этой красивой по-своему избалованной женщине было столько мудрости? Чеен не знала… Ким Джису по-прежнему с интересом изучала ее, подбрасывала варианты, разыгрывала ситуации, шутила, и иногда причиняла ей боль, но все это было с моралью, словно Чеен была ученицей или воспитанницей, а Ким Джису задалась целью преподать ей жизненный урок.Она не нравилась Чеен?— но ненавидеть ее Чеен тоже не могла. Даже со всей ее жестокостью. Даже со всем ее милосердием.—?У вас есть близкие люди? —?как-то спросила она, чтобы занять время?— Ким Джису писала письмо, Чеен приводила в порядок ее комнату.—?Родители,?— спокойно сказала та. —?Они славные. Хотя и не могут до конца понять меня. Отец был в числе приближенных первого секретаря центрального аппарата. Он бы стал сам первым секретарем, если бы не ушел в отставку. Он добрый и честный, за всю жизнь ни одного слова лжи не сказал.—?А мама?—?Мама была домохозяйкой… —?Ким Джису улыбнулась. —?Ее первый ребенок умер очень рано. Года не было, может, слышала про эпидемию дифтерии? И всю оставшуюся жизнь мама боялась за меня и моего оппу, переживала, что мы тоже можем умереть. Оппа до самой школы с ней за руку ходил, пока сам не взбунтовался, а отец его не поддержал. А что касается меня?— мама тщетно пыталась вырастить кисейную барышню… Я не слушала ее, я даже больше скажу?— я не слышала ее.—?Она была разочарована?—?Вовсе нет,?— подполковник улыбнулась. —?Я думаю, за оппу она беспокоилась всегда больше. Сыновья ближе к матерям?— у них пуповина цела до самой смерти. Дочь, как подобие матери, живет своей жизнью. Я жила своей жизнью. Моя мать махнула на меня рукой после. Но она пишет мне трогательные письма и ждет моего возвращения. Как и любая мать.—?Моя мать… Она сейчас, наверное, растит внука,?— подумала Чеен. —?Онни и ее любимый работают, отец сажает огород, а мама играет с младенцем. Мне хочется, чтобы именно так оно и было.—?Я, возможно, потому и приняла тот перевод в Пхеньян,?— призналась Ким Джису. —?Чтобы ближе к матери быть. Слишком она беспокоится за меня. Пишет легко и ненавязчиво, но я-то знаю, что она скучает.—?Хотите быть рядом с ней?—?Хочу, чтобы она не плакала больше,?— серьезно сказала Ким Джису. —?Все можно простить, кроме слез матери. И оппа, и я виноваты в этом.—?А кем был ваш брат? Он солдат?—?Он мечтатель,?— уклончиво ответила девушка. —?Я не особо уважаю такой род занятий. Противоположность мне. Серьезный изредка, по большим праздникам. Я еще добрый и глупый. Такой вот комплект.Она с интересом всматривалась в глаза Чеен, улыбалась.—?Лучше расскажи-ка мне о том, кого ты ждешь с войны, милая Пак Чеен,?— спрашивала она. —?Ведь ждешь же наверняка… Такие милые наивные девочки, как ты, обязательно ждут кого-то.И все начиналось сначала?— Чеен сбивчиво рассказывала, Ким Джису слушала, комментируя и задавая странные вопросы. Глаза ее загорались огоньками, когда Чеен переходила к какой-то острой части своего повествования?— подполковник тут же начинала анализировать поведение Чеен или других, делать выводы. Понятно было, что ничего самого сокровенного Чеен не могла рассказать, но даже то, что рассказывала, было само по себе острым и болезненным.—?Как вы встречали свою армию? —?удивлялась Ким Джису. —?Ты не чувствовала радости, говоришь? Скорее, боль? Интересно, очень интересно…—?То есть твой оппа не писал тебе с момента, как попал на фронт? И через других ничего не передавал?Она качала головой, думала о чем-то, а потом снова возвращалась к тому, что было интересно для нее?— и Чеен снова оставалась одной.Она все еще никак не могла понять, какие цели преследует Ким Джису в этой своей странной игре?— но страха уже не испытывала. Ее врожденное чутье на людей и небольшой ее опыт подсказали ей?— она равнодушная и холодная, конечно, но ненависти или презрения в ней нет.—?А что есть? —?спросила сама Ким Джису, когда холодным вечером Чеен сказала то, о чем думала.—?Усталость,?— тихо ответила она. —?Мне кажется, что вы просто от всего устали.—?Усталость… —?повторила за ней Ким Джису, заулыбалась, а потом похлопала Чеен то тонкому плечу.—?Завтра мы покинем это место,?— сказала она. —?Приедет полковник Ким, он руководит отрядом, к которому отношусь и я. Приедет не один?— с ним будут важные люди, а мне поручено сопровождать их всех. Думаю, у меня получится, почему бы и нет. В конце концов, я хорошо знаю полковника Ким, он всего на два года меня старше, ему повезло, что началась война, иначе не получилось бы так высоко взлететь.—?Вы будете их сопровождать?—?Да, а ты будешь сопровождать меня,?— пояснила Ким Джису. —?В конце концов, ты должна везде быть при мне, я же тебя отстояла. Если ты сбежишь или навредишь народному хозяйству, накажут меня.—?Я бы никогда не попробовала бы даже…—?У тебя не получится, я знаю,?— отмахнулась Ким Джису. —?Но мне не по себе будет, если оставлю тебя тут. Поэтому сегодня умойся и смени одежду?— эта уже грязная. Да и веди себя тихо и скромно, те люди не такие, как я, особо интересоваться тобой, жертвой капитализма, не будут.—?Меня накажут?—?Возможно, Пак Чеен, если ты нарушишь правила. Надеюсь, ты уже поняла?— игра строится на правилах. Если все сделать так, как нужно, то и наказания не будет. А вот если ты покажешь слабину или, не дай бог, заставишь кого-то усомниться в его идеалах… Тогда тебе это будет дорогого стоить. Странные ее слова задели Чеен за живое?— она задумалась, а правда ли все то, что говорит Ким Джису, но много позже поняла?— эти слова не просто были правдивы, они были той истиной, по которой жила сама Ким Джису.Они были смыслом существования огромной жестокой равнодушной машины, под названием государство.Чеен действительно привела себя в порядок, а в ночь перед этим не спала?— пыталась вспомнить лица тех, кто ждал ее дома.—?Я скучаю,?— говорила она самой себе. —?Чонгук. Джихе. Дахен. Чанель. Живы ли вы? Все ли с вами в порядке? Увижу ли я вас когда-нибудь?Чеен старательно отгоняла от себя мысли о малышке Юне. Наверное, она теперь совсем большая. Наверное, она уже ее забыла. И слава богу… Сердце разрывалось от боли, от приступа болезненной нежности к ребенку.—?У нее нет отца… —?Чеен вспомнила равнодушное лицо Чжан Исина, когда он узнал о дочери. —?Она ему не нужна, если нет Цзыюй. Матери у Юны тоже нет?— ее расстреляли. И меня нет. Я обещала не бросать ее. Я обещала быть с ней всегда.Чеен беззвучно плакала?— впервые за долгое время, впервые после суда, на котором готова была умереть.—?Я обманула мою Юну. Я никогда не вернусь, и ей придется полагаться на милость других.Странное одинокое чувство, боль, с которой невозможно было свыкнуться, страх, пустота внутри.—?Моя Юна… Моя Цзы… —?думала Чеен, и последней мыслью ее было,?— Мой оппа.И впервые за долгое время, которое она старательно избегала этих мыслей, она написала ему очередное воздушное несуществующее письмо.Не для него?— теперь уже?— для себя самой.Чтобы выжить и вернуться к своей маленькой девочке. Чтобы не упасть.—?Оппа,?— тихо говорила Чеен в холодный воздух своей одинокой запертой комнаты. —?Я не знаю, что с тобой и где ты. Возможно, я никогда не узнаю этого. Возможно, все давно кончилось для тебя?— и ты не услышишь мой рассказ, как я живу последние два года, как много я прошла, как много мне еще предстоит пройти. Возможно тебя уже нет. Возможно меня уже нет, а все это мне только снится. И тогда?— это мое единственное утешение?— я смогу увидеть тебя в лучшем мире и побыть с тобою рядом. Оппа… Ты попрощался со мной и ушел, пообещав мне вернуться, а может, ты и не обещал ничего, а мой усталый разум придумал все за тебя. И я осталась одна, оппа. И я честно пыталась быть той, кем хотел видеть меня ты. Но я оказалась способной и на подлость, и на предательство, и на трусость. Я оказалась другой, оппа.Чеен вытирала мокрое лицо, смеялась?— представила, что сказал бы на это Джонни Со.—?Ты, конечно, принимал меня любой, я это знаю. Тебе вообще было все равно, каким считает себя человек, которого ты любишь. Тебе было важно, каким ты видишь его. И я помню, я знаю, что ты сказал мне быть смелой. До тебя, оппа, я не смела и рот открыть, а теперь я живу в плену, во второй раз, на равных говорю с человеком, способным убить меня за одно то, что я смотрю ей в глаза, и я не существую, я живу.—?Я уверена, оппа, ты бы прошел мой путь с большим достоинством. Возможно, ты бы спас всех. И Цзы была бы жива… И ребенок Джихен. И Кан Даниэль не попал бы в плен. Я знаю, что ты примирился с Чанелем-оппой, он говорил о тебе с уважением, он изменился, он уже не тот парень, что просто заставлял меня краснеть на танцевальном вечере. Я молюсь, чтобы они с Да-ним выжили, раз уж я в плену, они должны быть в безопасности. Он солдат, а она врач. Они еще могу спасти свое отечество.—?И я знаю, что тебя всегда пугала война, оппа. Потому что ты знал, чем все это обернется для простых людей. Не для всех этих генералов. А для учителя Шивона. Для Тэена. Для меня и тебя. Для моих родителей. Я ведь не успела показать тебя им. А ты не показал меня своим близким. Я бы хотела дослушать твой рассказ о детстве, оппа. Я хотела бы узнать, что случилось с той девушкой, в которую ты был влюблен.Чеен не удержалась?— сложила руки на груди, как много лет назад в детстве, когда родители водили ее молиться, зажмурилась крепко-крепко, попыталась сказать все то, что скопилось внутри.—?Поэтому, оппа,?— попросила она искренне. —?Вернись ко мне, если сможешь. Если ты еще не на краю, если есть хоть один шанс. Я хочу увидеть тебя снова. Я хочу быть с тобой самой честной на земле, я хочу, чтобы ты был рядом, оппа. Я хочу верить в тебя. И в себя хочу верить. Я хочу снова почувствовать себя защищенной. И хочу научиться тому многому, чему ты можешь меня научить.Она не плакала?— четко ощущала, что говорит все правильно и верно, как на уроке.Возможно, уроком это все и было. Ее собственным уроком.—?Оппа,?— попросила она еще раз. —?Вернись ко мне, пожалуйста. Дай мне что-то, что поможет мне выжить. И даже если я не смогу выйти за тебя замуж или стать матерью твоих детей, даже если мы умрем уже не завтра, а сегодня…—?Пожалуйста, вернись ко мне,?— повторила она. —?Ты достоин жизни.И не было в мире ничего более святого и чистого в этот момент, кроме невинной и доброй молитвы Пак Чеен, обычной корейской девушки, обездоленной и одинокой, уставшей от войны, которая взывала к своему пропавшему любимому, чтобы он вернулся и спас ее от зла.А на утро они с Ким Джису на форменной машине поехали встречать высоких гостей.—?Молчи,?— шипел Чеен на ухо адъютант. —?Не вздумай рот открыть. Тебя нуна защищает, но это ничего не значит. Эти люди презирают американцев и вас, трусов, поддавшихся на их провокации. Они расстреляют тебя за один неправильный взгляд.—?Я ничего не сделала.—?Я бы и сам тебя расстрелял… Подлая ты душонка… —?Адъютант Ким Джису по понятным причинам презирал Чеен, она раздражала его, вызывала у него ненависть. —?Но пока живи… Нуна любит играть в свои игры, а мы никто, чтобы спорить с ней. Но придет и твое имя, подлая, мерзкая дрянь.Чеен не решилась ответить ему что-то?— однажды, когда он толкнул ее за обычное слово, Ким Джису наказала его, и его ненависть к Чеен удвоилась. Такое отношение было опасно для Чеен?— она действительно старалась не привлекать к себе внимания.—?Пак Чеен,?— возбужденно сказала Ким Джису с переднего сиденья. —?Смотри! Мы в действующей ставке! Почти на линии фронта! Тут недавно шли ожесточенные бои… Смотри, как много интересного тут! Ты должна все это увидеть…