Fables (Фрау Тотенкиндер, Бигби, Блисс) (1/1)

Дом — это определенно не то место, где тебя сжигают заживо.Даже если в нем при этом пряничные стены, дверные ручки из сахара, леденцовые окна и крыша из имбирного печенья — нет, место, в котором на конфетные полы оседает жирный черный пепел из твоей собственной сожженной плоти, не может быть домом. Это не дом, какой бы надежной приманкой он ни был для детей, что так необходимы для бессмертия, для силы.Фрау Тотенкиндер — "убийца детей". Ведьма из Пряничного Домика. Имя говорит само за себя.

Старое кресло жалобно поскрипывает под ней, словно жалуется. Преображенное чарами, оно все равно сохранило прежние черты. Стоит вглядеться, к примеру, в изгибы его ручек и резьбу на них: они до сих пор похожи на карамельные трости и недаром хранят следы острых зубок — это Блисс.Этого ребенка фрау Тотенкиндер никогда бы не пустила под нож, пусть в Блисс порой и играла кровь ее отца, Чудовища. Происхождение Блисс отражалось на состоянии вещей, подвернувшихся малютке-монстру в качестве игрушки, как вот это самое ?пряничное? кресло, но это вовсе не мешало ей быть милой. Блисс и не родилась еще, когда Тотенкиндер уже ее полюбила. Заранее знала, сколько нужно рукавчиков для будущих когтистых лап (и о хвосте забывать не стоит!) в пижамке, которую Тотенкиндер любовно вязала для Блисс в свободную минутку.

Подарки от доброй феи-крестной. Пижамка от злой ведьмы — пожирательницы детей.Тотенкиндер была бесплодна уже много-много веков. Ее чрево навсегда иссушило моментом, когда она, еще молодая, изгнанная из своего племени и преданная возлюбленным ведунья с волосами цвета вороньего крыла, положила собственного первенца на священный камень и во славу луны вскрыла каменным ножом его невинное тельце. Расплата за такое преступление настигла ее, когда последние из маленьких узников Пряничного Домика, Гензель и Гретель, закрыли ведьму в ее собственной раскаленной печи и оставили умирать.Но огонь не убил ее, слишком сильна оказалась для пламени старая ведьма. Вот очередные детские ручки открыли печную заслонку, и Тотенкиндер увидела два хорошеньких беленьких личика в обрамлении прелестных локонов, у одной из девочек — черных, как смола, у другой — рыжих, будто пламя.Это было задолго до Блисс, но фрау Тотенкиндер пошла тогда с ними, с этими девочками — пепельный призрак, понемногу снова обрастающий плотью, причудливо подвешенные в воздухе обугленные кости, едва скрепленные между собой остатками сухожилий и нестойкими, ненадежными заклинаниями. Жуткое зрелище, но дети не испугались. Они хотели помочь, не хотели оставлять ее одну, не дали ей окончательно сгинуть.

Дом начинается с протянутой руки, на которую можно опереться.В свое время фрау Тотенкиндер старалась быть хорошей — разумеется, по-своему. Выкрала себе у ненавистных богачей-королей златокудрую радость — Рапунцель, растила ее, холила и лелеяла, заполняя внутри пустоту, оставшуюся после смерти ребенка. А чем девчонка отплатила ей? Пустила в их дом какого-то проходимца, раздвигала ноги перед ним прямо в ее постели, постели своей матери! ?Неблагодарная, — думала тогда фрау Тотенкиндер, награждая Рапунцель проклятием. — Кем бы ты была, не вмешайся я в твою судьбу? Очередной избалованной богатой дурочкой, просто так получившей идеальную жизнь!?Фрау Тотенкиндер презирала когда-то принцев и принцесс и подшучивала над ними очередным коварным проклятием едва ли не в каждом случае, когда судьба сводила ее с ними. Однако то, что в Фэйблтауне и Гавани смогли простить и принять ее, вероятно, стало возможным по одной простой причине: она никогда не испытывала к ним ненависти. Только глупую зависть и презрение.Даже мудрые, древние, как сам мир, ведьмы, бывают иногда круглыми дурами.

Но другим вовсе не обязательно знать о ее заблуждениях.— Бабушка, сказку, — пролепетала Блисс, потянув ее за край платья.Самое время для сказки, вечер, скоро малютка отправится спать. Фрау Тотенкиндер отложила вязание и потянулась за книгой, мимоходом кинула взгляд на свое отражение в зеркале: сгорбившeеся под гнетом лет, иссохшее тело, белизна седых волос, маленькие выцветшие глазки в паутине морщин. Нерадостное зрелище, но это все мелочи. Стоит ей только захотеть — и вязальные спицы снова обратятся в золотые кинжалы и обагрятся детской кровью и кровью врагов, кожа станет вновь молодой и гладкой, расправятся сильные красивые плечи лунной белизны и рассыплются по ним роскошные, черные, как ночь, волосы. Стоит лишь пожелать — и она снова расцветет, как цветок по весне. Быть может, когда это случится, ей стоит выбрать цветочное имя. Беллфлауэр, Колокольчик, к примеру, должно подойти.Но пока фрау Тотенкиндер желала другого.

— Принеси мне чашку травяного чая, дитя, — сказала ведьма, погладив девочку по голове. — И я тебе почитаю.Блисс, кивнув, поспешно засеменила пухленькими детскими ножками в сторону королевской кухни. Ее тень, причудливая волшебная тень маленького монстра, заторопилась вслед, перебирая всеми шестью конечностями.— Хорошо вы теперь ладите с детьми, — услышала фрау Тотенкиндер голос Бигби.— Здравствуй, Большой Злой Волк. Рада тебя тут видеть, — фрау Тотенкиндер повернулась к нему, стоявшему в дверях покоев, вполоборота.— Заглянул навестить ваших крестничков, — усмехнулся Бигби. — Есть дела к Чудовищу и Муху.— Хорошенькие у них были крестины, если они мне крестники, — заметила фрау Тотенкиндер, подхватив его улыбку.— Да бросьте, — махнул рукой Бигби. — Все, что с нами происходит, делает нас теми, кто мы есть. От этого никуда не деться, значит, и в проклятии своя польза. Вам ли не знать.О, она знает. Знает, что не заколдуй она некогда изнеженного красавца-лорда, не было бы сейчас ни Чудовища, ни его дочурки, которой фрау Тотенкиндер читает сказки о ее же отце по вечерам. Не преврати она давным-давно другого принца в лягушку, не было бы ни Гавани, ни этого дворца, ни этих самых покоев, потому что не было бы короля Амброуза. Кем бы они были, если бы не она и ее злое колдовство?Злодейство иной раз необходимо миру, как солнце цветам, как детям — леденцы, как ей самой — ее верные спицы-кинжалы и кресло — Пряничный Домик.— Садись рядом, Бигби. Расскажи, как тебе живется.Бигби, возможно, понимает фрау Тотенкиндер лучше всех в мире: у волков хорошее чутье.Особенно на пробивающийся даже сквозь сладкий леденцовый аромат запах крови.