Песня (1/1)

Прежде всего был голос, звучащий из темноты. Голос позвал его, и он пробудился. Мир был пуст и бесформен. Он сам был пуст и бесформен. Он не знал, где он, и кто он, и что было раньше. Только голос, прорезающий тишину. Когда он впервые открыл глаза, в них хлынула вода.—?… слышала об этом от своей матери. Ей нравились всякие безумные истории. Может, поэтому они так нравятся и мне. Только вот мама в итоге сошла с ума. —?Улыбка Итори тускнеет на пару секунд, но возвращается ярче, чем прежде. Словно бросает вызов.Итори подпирает голову ладонью, и полные мягкие груди покачиваются вслед за движением тела. Красные чешуйки осыпаются с них, как следы поцелуев, налипшие песчинки закрывают родинку, так что он невольно протягивает руку и стряхивает их?— родинка ему нравится. Глаза Итори на миг делаются огромными.—?Ренджи,?— зовет он тихо.Итори прикрывает глаза. Ренджи, сидящий чуть поодаль, поворачивает голову. Лицо у него немного растерянное, вдохновенное и спокойное. Оно всегда спокойно.—?А?Он хочет спросить: ?О чем ты думаешь??, но знает, что Ренджи ответит односложно. ?О закате?, ?о птицах?, ?о воде?, ?о том, где переночевать? (хотя о последнем?— вряд ли). Нельзя с таким лицом думать о столь простых вещах.А может, только с таким и можно?—?Погоди, не двигайся,?— он тянется к фотоаппарату. Ренджи смущенно встает, отряхивает штаны.—?Не надо этого, я не люблю. Лучше вон Итори снимай.Он фотографирует Итори, тусклое закатное солнце, темнеющую кромку леса вдалеке, присевшую на воду чайку. Может, ничего путного и не выйдет, но он только учится.—?Идем к нам, Итори расскажет историю.Ренджи смотрит на них с сомнением, но все же садится рядом, плечом к плечу. От его руки исходит тепло.Он не знал, где кончается мир и начинается он сам. Он был впаян в плоть земли и растворён в воде, не ведал ничего, кроме того, что его окружало и было им. Но он мог видеть.Он видел, как свет прорезает воду далеко-далеко вверху. И в его луче расправляло серебристые плавники-крылья существо. Маленькое, гибкое. Так высоко, что он едва мог различить очертания. Из спины вырастали острые гребни, хвост плавно струился.Тогда он вспомнил слово. Красота.И начал рождаться.—?Говорят, это невозможно описать. —?Итори перебирает песчинки. Река, растревоженная ветром, бросает ей под ноги волну за волной. Ренджи задумчиво смотрит вдаль. —?Море было таким огромным, что обнимало собой весь мир, и не было того, кто проплыл бы его целиком?— от края до края. Внизу раскинулись коралловые леса, меж ветвей плавали диковинные рыбы с перламутровыми плавниками. По морю ходили корабли. —?Она чуть прикрывает глаза, будто припоминает. —?А у самого дна плавали бесформенными островами древние фолари, видевшие ещё начало мира. Неразумные, запертые в своих огромных неповоротливых телах. Их называли Спящими.Он сбросил с себя мир, как скорлупу треснувшего яйца, и вошёл в него обновлённым. Лёгким и юным, чистым и беспамятным. Звенящим, как песня. Он готов был отзываться на любой звук, впитывать в себя любой цвет, потому что всё на свете могло быть красотой, всё на свете должно было стать красотой?— ему нужно было только отыскать её, увидеть, дать ей форму.—?Один мастер, фолари, решил пробудить древних. Может, он был очень любопытен, может, просто дурак, а может, и поэт?— кто знает? Но в каком-то смысле он был гениален. Он создал штуку вроде большой морской раковины необыкновенной красоты?— волшебную штуку?— и назвал её ?Пробуждающая память?. Если верить легенде, она и правда пробуждала память. И он решил её испытать. Но когда древние исполины проснулись, грянул страшный шторм. Небо смешалось с водой, море бурлило, как ведьминский котел, корабли тонули, словно галька, брошенная в воду.Он сжимает маленький камешек, острая грань впивается в ладонь.Откуда это тягостное чувство? Он не чувствует плеча Ренджи?— только приближение бури. Итори ткёт словами давний сон. Он думает: ?Это обычное дело. Миф о потопе, апокалиптические видения, конец времени. Что со мной? Что со мной??—?Что с тобой? —?Ренджи берёт его за руку.Так… заботливо. Почти нежно. Почти. У него светло-серые глаза, и в них вода всегда незыблема. Все штормы заканчиваются, а после?— покой.Он улыбается.—?Так оно всё и закончилось,?— Итори приподнимается, потягивается, разминая мышцы. Он видит, как Ренджи смущённо смотрит в сторону. Смущение почти неуловимо?— скулы могли покраснеть и от ветра. Но он видит. —?После бури всё вокруг было неузнаваемо. Пляж, люди, корабли?— мир оказался совсем другим. Они не понимали, что произошло, не ведали, где оказались. Остальное вы знаете. Но есть и ещё кое-что. Я слышала, что ?Пробуждающая память? тоже попала в мир людей, но была потеряна. И если когда-нибудь она снова окажется в наших руках, то кто знает? Может быть, мы сумеем вернуться домой…—?Или взбаламутим реку и разнесём город,?— мрачно отзывается Ренджи. —?Если это не сказка, то тоже мне счастье?— поубивать кучу народа из-за сомнительной возможности.—?Разве ты не хотел бы услышать песни древних? Увидеть свою настоящую родину? —?спрашивает он мягко.Ренджи хмурится, лоб прорезает упрямая складка.—?Этот город и эта река настоящие. Я родился здесь. Я хотел бы здесь умереть. Вот что я думаю. А песни… мне хватает и ваших. Я не стал бы убивать ради них.Он смеётся негромко. В этом весь Ренджи, и этим же они разнятся. Сам он готов ради песен на все. Ради одной единственной песни.Он ничего не знал и ничего не помнил. Постигал мир с начала, как ребенок, едва открывший глаза. И первым, что он постиг, была красота, а вторым?— одиночество. Он встречал их так много?— людей, фолари. Учился разговаривать с ними, понимать их, видеть в них прекрасное. Он ходил их дорогами и видел их сны, и месяцы превращались в годы, а он оставался один. Неразделённый. Неуслышанный. Наполненный до краёв чужой красотой.Они встретились снова в том же самом месте. Существо с серебристыми крыльями-плавниками купалось в свете луны. Каждое движение?— луч, прорезающий тёмную воду. Танец, острый, словно лезвие. Танец, что взрезал ему грудину и рассёк ребра единственным точным ударом. Нежным, как взмах руки.Мир распахнулся, словно объятия. И из глубины сердца он услышал самую прекрасную песню.