Глава X (негативный финал) (1/1)

Ночь и мрак?— вечные спутники вампиров, и всё же, спускаясь в подвал, Этан не мог избавиться от страшного предчувствия. Он хорошо знал, что такое боль, и умел её терпеть. Когда-то мог бы даже счастливо рассмеяться, улыбнуться, размазывая по лицу кровь, и показать всем видом, что ему это нравится. Чудовища любят боль, иногда даже собственную.Сейчас он, вынужденный держать руку у груди, скрёб водолазку, и звук царапанья ткани казался невыносимо громким. Невидимая рана не переставала быть раной. Все медицинские познания кричали о том, что, если это боль Ребекки?— не вся, лишь отголосок?— её, вероятно, уже не спасти, а это означает…Этан стиснул зубы. Смерть и раньше была близко, но пока ни разу не догнала.Они могли видеть в темноте, но то, что они искали, как назло, притаилось за тяжёлой дверью. Остальные переглянулись, а затем Аарон, удивительно бесшумно для такого массивного мужчины, подкрался к двери. Он не дрогнул, даже когда из-за стены донёсся чавкающий хруст: такой бывает, когда голодная собака жадно вгрызается в мясо.Аарон распахнул дверь и замер на пороге. Из-за его спины Этан не сразу разглядел, что происходит в запертой комнате. Разглядев же, не успел толком удивиться странной обстановке и наличию в замке подобного помещения. Всё внимание приковало распростёртое на полу тело. Бледный мужчина с разорванным горлом и раскинутыми окровавленными руками не пугал сам по себе?— Этан видел много мёртвых тел. Пугала лишь неестественная, почти счастливая улыбка, в которой его лицо навеки застыло. Над его грудной клеткой нависало тощее существо. Чавканье и хруст усилились.Оно ело.—?Если она… —?Владимир попятился,?— если она смогла убить его…Существо, скорчившееся над трупом, вскинуло голову и ощерилось рядом клыков из-под спутанных, сбившихся в кровавые колтуны волос. Оно подалось вперёд, закрывая собой истерзанную добычу. Этан сжал пистолет: если оно решит напасть…Нет, не оно.Она.Даже внешне Ребекку было никак не принять за обычного человека?— не только из-за странных, дёрганных движений, не только из-за зубов и светящихся глаз. Энергия, облаком окутывающая её, пугала. То, что осталось рядом с раненным Иваном, было лишь жалкой тенью, и вот теперь они все могли почувствовать тягучую, ядовитую ауру. Она пропитывала собой всё, чего касалась: тяжёлый, липкий воздух приходилось проталкивать в горло. Нечто, от чего съёживалась в страхе самая беспросветная ночь и содрогалась сущность любого вампира.—?Не подходите,?— Владимир говорил, не отрывая взгляда от скалящейся Ребекки. Предупреждение, мягко говоря, было излишним. Никто в здравом уме не захотел бы сейчас приблизиться к эпицентру затягивающей чёрной воронки. Иногда Этан почти жалел о способности чувствовать чужую энергию. Сейчас он пытался сосредоточиться на той, прежней Ребекке, отыскать её за повисшим непроницаемым облаком. В подвале, где не могло быть такого звука и запаха, он, как наяву, давился от горечи и метался в дыму, а где-то рядом громыхали, вспыхивая нам миг, разрывающиеся снаряды.Из чёртового дыма никак не выйти, не понять, бежишь ли от врага или прямиком в объятия смерти. Реальность тает: нет ни подвала, ни замка, ни его нет?— только он, одинокий призрак среди пальбы, огня, дыма. Не сейчас, проклятье, только не сейчас. Рукоятка пистолета кажется прохладной и льнёт к ладони, и это ощущение?— единственное, что держит на плаву, что позволяет выхватывать поверх слишком настоящего поля боя обрывки реальности.Выстрел был наяву или это тоже часть воспоминаний? Пошатываясь, Этан вскинул руку с пистолетом, но в последний миг удержал себя: нет, никакой пальбы, пока не прояснится, пока не станет чётко ясно, друг перед ним или враг. Из тумана на миг выплывает лицо незнакомой женщины с охотничьим ружьём, но прежде, чем он стреляет, Велиат отталкивает её. Этан на ощупь нашёл стену и вдавил ладонь в шершавую кладку: это напоминало о том, где и когда он находится. Нет никакого поля боя. Может, даже женщины не было?— всего лишь ещё одно воспоминание поверх действительности.Остальные… Кажется, они сражаются. Но так нелепо подставляются и сдерживаются, чтобы не ранить обезумевшую бестию. Неужели думают, что чудовище можно спасти? Ведь её больше нет там. Нигде нет. Как ни иди?— только чёртов дым, иногда?— тела под ногами, вдалеке или совсем рядом кто-то переговаривается, но протянешь руку?— и они развеиваются, как миражи.Нет… Это не происходит сейчас.Весь мир теперь сузился до одной картины: Ребекка с посеревшей, как у трупа, кожей, рыча и скалясь, впивается в руку защищающегося Владимира. Тонкие клыки, обманчиво хрупкие, иглами прошивают ткань и скрывающуюся под ней плоть, разрывают, калечат?— и, хоть рана и не выглядит страшной, аура Владимира слегка блекнет. Новый укус?— всё меньше знакомого света. Кажется, Аарон, чья энергия так ослаблена, что едва ощутима, кричит, что нужно остерегаться любых укусов, что они отбирают силы.Губы невольно кривятся в усмешке. Да, что-то из дикой природы. Маленькая ядовитая ящерка, которая будет таскаться за тобой, дожидаясь, пока яд ослабит тебя достаточно, чтобы и такой малявке не составило труда перегрызть тебе горло. Под рёбрами резко сводит?— Этан почти счастливо смеётся, когда в бок Ребекки входит рапира Рафаэля. Но торжество длится недолго: она словно дожидалась, пока он приблизится, чтобы схватить его руку и прокусить, пачкая кровью светлый рукав рубашки.На миг всё снова заволакивает горьким дымом: всё тело скручивает в приступе кашля.Всё происходит быстро, слишком быстро, чтобы предупреждающий окрик Велиата достиг ушей. Его: ?Не надо!? — отдаётся в голове вместе с выстрелом. И без того истерзанная грудная клетка вновь пробита насквозь. Даже не видя, Этан никогда бы не промахнулся. Это подтверждает и его собственная боль: каждый шаг навстречу ещё дёргающейся твари, в которой мало что напоминает человеческую девушку, даётся с трудом. Словно что-то сдерживает его от последнего шага, что-то, вшитое в мышцы и жилы, пугливо съёжившееся и скулящее.Ах да.?Я хочу жить?.Один раз он уже совершил эту ошибку. И повторял снова и снова, обманывая себя и твердя, что после всего пережитого умирать слишком поздно. Кажется, Велиат опять зовёт его, не понимая, что всё решено, и осталось лишь дойти до конца.Сделать то, что следовало сделать давным-давно.***В темноте, где не было больше ничего, Ребекка металась, раскинув руки, и тщетно искала выход. Нет, пусть даже не выход: хоть что-то, что будет реальным, что поможет ей не раствориться без остатка, не забыть, что она?— это она. Как назло, мрак царил беспросветный. Если кто-то и скрывался там, за пеленой, то больше не выдавал себя.На грани сознания Ребекка понимала, что не спит. Что это нечто иное, клетка в глубине подсознания, где прежде сидела та пугающая девица из зеркал, её тёмное отражение. Но сейчас оно снаружи, и шанс, что она приблизится вновь, и они поменяются местами, всё призрачнее с каждой минутой.Жалкая гусеница, ползущая в грязи. Нет. Обрывки старого кокона. Кажется, в передачах о дикой природе было что-то о том, что иногда бабочки, выбравшись из куколок, съедают уже не нужную оболочку. Или это просто очередная байка?.. Без разницы. Скорей всего, так чудовище, опьянённое свободой, и поступит с ней: проглотит и переварит.Свет… Вот бы здесь было хоть немного! Но ни одно воспоминание о солнечных днях, о палящей жаре, о том, как сдуваешь со лба капли пота, не разгоняло мрак. Всё это было лишь слабыми отблесками перед закатом на темнеющем стекле.А потом Ребекка поняла, что не одна.Этан стоял рядом. Его измученное лицо не выражало ничего, кроме бесконечной усталости. Пытаясь дотянуться, она прикоснулась к его груди и едва не отпрянула, ощутив под одеждой мокрый кровавый провал. И свет всё же забрезжил перед ней, но не спасительный: холодный, режуще-яркий свет осознания. Ребекка дотронулась до своей груди?— и пальцы легко вошли внутрь. За осознанием пришла боль. Не в силах устоять на ногах, она рухнула на подхватившего её Этана и замерла, пугливо вслушиваясь. Кажется, его сердце ещё бьётся. Кажется…Он глубоко вздохнул и прижал её к себе. На мгновение они оба почувствовали, как один: звенящую тишину, лихорадочное дыхание, холод дула, упёршегося в висок.И грохот выстрела.