Дэй (1/1)

Я не знал, куда мне пойти. Дома давили стены, и родители шарахались от меня, как от призрака. В квартиру Мэна у меня и в мыслях не было возвращаться после того, что он мне наговорил. Одной ночи хватило, чтобы убедиться в том, что за восемь месяцев ничего не изменилось. Меня не оскорбили его слова. Просто он говорил со мной в таком тоне, будто чувствовал себя хозяином моей жизни, а я был для него всего лишь забитым дворняжкой. Поманишь рукой?— прибежит и послушно ляжет к ноге, виляя хвостом. Дашь ногой под зад?— убежит прочь и не вернётся до тех пор, пока не позовёшь. Мэн играл роль чванливого павлина, но она ему абсолютно не подходила. Он играл так слабо, что и мой брат в два счета бы его раскусил.На работу идти не хотелось, потому что воскресные смены всегда забирал Мэн. Разговор в тот вечер не прошёл бесследно для нас обоих, но я не ожидал, что увижу за барной стойкой Пэм. Я давно хотел повидаться с ней, потому что мы не виделись больше, чем восемь месяцев. Но думал лишь о том, куда подевался Мэн.Пэм бодро поприветствовала меня рукой и исчезла за кофемашиной. Утром в кафе появлялось мало посетителей, и она была несильно загружена. Я боялся оставаться с Пэм наедине, потому что имя её брата обязательно всплыло бы в разговоре. День начинался с дурного предчувствия, которого я никак не мог расшифровать. Я неохотно поплёлся в раздевалку, струшивая с джинсов слой пыли.Тем утром солнце светило необычайно ярко, но я не беспокоился о том, что приплёлся на работу в куртке. Я ничего не замечал, никого не слушал, снова возвращаясь в тот мир, из которого выбирался долгие восемь месяцев. Пэм порхала возле включенной кофемашины, переговариваясь с какой-то симпатичной девушкой. Она приходила в кафе в мою смену, вместе со своими подругами, и они часто посылали мне кокетливые взгляды. Я всё делал на автомате?— переодевался, здоровался с официантами, пробегал глазами по меню. Потому что в моей голове на повторе крутился разговор с Мэном. С таким звуком, будто кассету зажевывает.—?Что у вас с Мэном произошло? —?Пэм заметила моё настроение, как только я пришел, и утащила на обед в ресторан за углом.Я ковырял вилкой рис, оттягивая время, но сестра Мэна едва ли не в рот мне заглядывала. От её взгляда хотелось сбежать, забиться в уголок какой-нибудь пыльной коморки и не показывать нос. Мы вспоминали детство и старшую школу, болтали о девушках и о парнях, но к вопросу о её брате я не был готов. Вернее я заранее заготовил ответ о том, что мы поссорились из-за Саравата, но даже в моей голове это звучало убого. Пэм никогда в жизни не поверила бы, что нас с Мэном рассорил мой брат. За восемь лет ни разу, а тут вдруг ловите подарочек. Отговорка на уровне пятиклассника, честное слово.—?Ничего,?— лениво буркнул я, уткнувшись взглядом в окно.—?Так я тебе и поверила,?— хмыкнула Пэм, отпивая свой зеленый чай. Она часто его пила, ещё до того, как переехала в Аюттхаю. Пэм наивно верила в то, что этот прозрачно-зеленый напиток спасёт её нервную систему, но разойтись с Таенгом успокаивающий чай ей не помешал. —?А мой братец просто так на меня все свои смены на этой неделе сгрузил?—?Что? —?я удивленно поднял бровь, и вилка, которая выскользнула из моей ладони, цокнула по тарелке.Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, и внимательно посмотрел на Пэм. Та внезапно замолчала и припала губами к чашке. Пэм и не подозревала о том, что её брат прятался от меня. В прямом смысле. Я ведь готовился к тому, что в воскресенье мы встретимся на работе и поговорим спокойно. Вместо этого Мэн решил за нас обоих, как обычно. Он так и не переборол свою вредную привычку сбегать от проблем.Было ещё кое-что, о чём я не знал. Потому что Мэн не мог рассказать мне о таком.—?Ты мне зубы не заговаривай,?— Пэм расправила плечи и наклонилась ко мне, чтобы никто нас не подслушал. Она почти прошептала:?— Если Мэн снова уйдёт в запой, отец его выгонит взашей и запрёт в какую-нибудь лечебницу.Я растерялся. Щеки воспламенились, и я покраснел, как помидор. Мы с Мэном общались всё время, что я провёл за границей. Я ни разу не заподозрил его в том, что он был пьяным. Мы чаще всего переписывались, по телефону разговаривали раз-два в неделю, и в этом как раз и была спрятана отгадка. Кажется, я опустошил полбутылки воды, прежде чем заговорил. Даже если бы я захотел узнать, Мэн не дал бы мне шанса.Значит, он пил за моей спиной.—?Что значит ?снова?? —?мой голос ощутимо задрожал, и Пэм покосилась на меня с виноватой улыбкой. —?Мэн пьёт? Давно?—?По-моему, я тебе сейчас много лишнего наговорила,?— Пэм завертелась на стуле и почесала затылок. Она была уверена, что Мэн мне рассказал. Она была уверена, что мы близки, только не знала насколько.—?Нет уж, Пэм,?— я сложил руки на стол, с вызовом сверкнув глазами,?— теперь ты мне всё расскажешь, от начала до конца.Пэм бросила взгляд на входную дверь, будто просчитывала план побега, но уже через мгновение заговорила. Сбивчиво, путано, обрывая предложения нервным смехом и долгими паузами. Но Пэм рассказала мне всё о своём брате. О человеке, которого я, как оказалось, почти не знал.Мне не стоило возвращаться в Бангкок, особенно в жизнь Мэна.* * *Впервые за пять дней, с тех пор, как я вернулся в Бангкок, я не думал о своей семье. О Вате, который всеми силами пытался поговорить со мной дольше, чем десять секунд. О родителях, которые боялись моего взгляда, но ещё больше боялись того, что я уеду. Мне не хотелось оставаться с ними под одной крышей, хоть я и видел, как они старались. В воскресенье я пообещал маме, что приеду на ужин, но разговор с Пэм выбил почву из-под ног. Казалось, я забыл обо всём на свете, кроме Мэна.Мой брат долго раздумывал, с чего начать разговор, но в гостиной застал только отца. Тот с сосредоточенным видом просматривал новости в Интернете, натягивая на переносицу спадающие очки, и не заметил, как Сарават спустился вниз.—?Пап, а где мама? —?Ват заглянул на кухню, вдохнув запах вишневого пирога, который мама готовила для ужина.Он присел на диван рядом с папой, но тот не отрывал взгляд от ноутбука.—?Она решила в комнате Гэвина прибраться, чтобы он якобы снова почувствовал семейный уют,?— папа безучастно кивнул в сторону лестницы и покачал головой. Очки почти соскользнули с его носа. —?Бред какой-то.Сарават опешил и посмотрел на отца с острой обидой. Он ненавидел игры, в которые играл Пи?Клахан, потому что тот всё время притворялся. С тех пор, как я покинул наш дом, папа очень сильно изменился, и это замечала не только мама. Ват часто подслушивал, притаившись на лестнице, как они ругались. Мама плакала, а отец проклинал меня, своего непутёвого сына. Он никогда не оскорблял меня всерьёз, даже когда я был за сотни миль от дома, но злился по-настоящему.Пи?Клахан не мог простить себе того, что я ушёл из дома из-за него.—?Мы можем поговорить? —?Ват неохотно подвинулся к нему, и отец положил очки на стол.—?Конечно,?— проговорил он.Мой брат обвёл гостиную растерянным взглядом и опустил голову, обхватив её ладонями. Он давно должен был поговорить начистоту о той аварии, в которую мы попали три года назад. Я думал, Сарават сделает это сразу, как только я уеду за границу, но как оказалось, он и половины не знал из того, что случилось в ту ночь. Знал только Мэн, и я был уверен, что он сохранит всё в тайне. То, что у меня было сотрясение, то, что я хотел спасти своего брата. Мэн никогда бы так не поступил со своим лучшим другом.Он не рассказал правды, потому что она могла навредить Саравату. Он не причинил бы боль тому, кого любил.—?Пап, мы никогда не разговаривали о той аварии, которая случилась три года назад,?— Ват нервно провёл ладонью по растрепавшейся челке и посмотрел в пол. Даже спустя три года ему всё ещё было трудно вспоминать о той аварии, потому что мы попали в неё из-за него. Из-за Эрн, за которой мой брат погнался на машине. Я сидел рядом, но среагировал слишком поздно.Откуда только взялся тот проклятый столб?—?Потому что воспоминания о ней причиняют боль тебе, маме… —?папа отвернулся, и Сарават испугался. Ему показалось, что папа едва сдерживал слёзы. —?И Дэю.Его голос будто оборвался на моём имени. Больно, с хрустом, разрывая жилы в кровь. Я никогда не видел отца таким разбитым, и Ват, наверное, тоже. Папа почти не всхлипывал, не шевелился даже. Только едва заметно мазнул ладонью по щеке. Сарават боялся нарушить тишину, поселившуюся в гостиной. Он смотрел на часы и прислушивался к шагам на втором этаже. Мама и вправду затеяла уборку в моей комнате, но Ват не хотел, чтобы она увидела их с папой такими.Они были расстроены из-за меня.—?Ты ведь не знаешь, что случилось на самом деле,?— заговорил Сарават, сжав пальцы в замок.—?Ты о чём? —?отец посмотрел на него пустым взглядом и потянулся к очкам. Наверное, он хотел скрыть красноту глаз за стеклами. Мы с братом никогда не понимали его мании выглядеть в наших глазах холодным и твердым, как камень, который не пропускает через себя человеческие эмоции. Как будто мы могли перестать его уважать из-за слабости.Только со временем я осознал, почему отец так себя вёл.—?Мы врезались в столб, потому что Дэй хотел остановить меня,?— Сарават тараторил, как будто боялся сбиться, но посмотреть папе в глаза не решался. —?Я помчался за какой-то спортивной машиной, потому что увидел красивую девушку,?— он шумно дышал, и отец внимательно следил за каждым его движением. —?Если бы Дэй не затормозил, мы бы разбились. Он не хотел, чтобы мы врезались в столб. Дэй хотел спасти меня.Ват выдохнул и смахнул со лба дорожку пота. У него сбилось дыхание, и сердце стучало так громко, что могло расшибить грудную клетку. Сарават сотню раз представлял этот разговор, но каждый раз в его голове он заканчивался по-разному. То отец залеплял ему смачную пощечину и уходил наверх. То он плакал, сотрясая Вата за плечи. То выгонял его из дома, выкинув вещи из окна. В реальности всё оказалось намного труднее. Потому что ноша, которую Ват прятал внутри уже несколько дней, с тех пор, как я рассказал ему о сотрясении, никуда не делась.Он выглядел бледнее полотна.—?Сынок, мы с мамой давно знаем правду,?— папа нахмурился и снова поправил очки.—?Откуда? —?вспыхнул Сарават, едва не сбив ногой папин ноутбук. Возле него как будто другой человек сидел, не тот, который едва сдерживал слёзы несколько минут назад. Отец плотно сжал зубы, боясь выдавить из себя лишнее слово, и стучал пальцами по колену. Иногда мы с братом боялись того, как быстро менялось его настроение. —?И вы позволили Дэю уехать?Папа закрыл глаза всего на мгновение.—?Мэн нам всё рассказал сразу после того, как Дэй улетел за границу,?— Мэн не сдержал своего слова, потому что перед тем, как я улетел в штаты, он поклялся не рассказывать правду Саравату и моим родителям. Брату не разболтал, но родителям всё-таки признался. Наверное, меня должен был огорчить его поступок, но он значил только одно?— Мэну было не наплевать. Отец продолжал говорить, но Ват почти не слушал:?— Мы ничего не могли изменить.Сарават сорвался с дивана, как ошпаренный.—?Но почему вы мне ничего не сказали? —?повысил голос он. —?Мэн всё это время знал правду и молчал. Если бы я рассказал вам всё с самого начала, мы бы не потеряли Дэя. Первые недели я не мог различить, что в моих воспоминаниях?— правда, а что вымысел,?— Ват едва шевелил губами, и его шепот звучал жалобным признанием. —?Но потом я понял и промолчал…Значит, он всё-таки знал и не сказал. Мой брат не захотел меня вернуть, хотя только он мог это сделать.—?Ты не виноват,?— отец подошёл к Саравату и сжал его плечо. —?В том, что случилось с Гэвином, виноваты только мы с мамой.В этом мой папа ошибался. Виноваты были не только они с мамой. Ват заварил эту кашу, но ему духу не хватило ответить за свой поступок. Он с детства привык прятаться за моей спиной и никогда не задумывался о том, что я могу исчезнуть из его жизни. Бросить его одного, без защиты и бескорыстной помощи. Я был рядом каждый день, и Саравату было непросто привыкнуть к моему отсутствию.Тайн помог ему привыкнуть. А я больше не хотел возвращаться в его жизнь.* * *Мама складывала одежду в моём шкафу и нашла фотографию, которую я спрятал в кармане черных джинсов. Фотография выпала ей под ноги, и мама увидела меня. На фото мне было семь лет. На мне был черный костюм, узкие брюки и рубашка с вихлястыми рукавами, расшитыми золотом. Я хранил эту фотографию много лет, как память о моём знакомстве с музыкой. Ещё ребенок совсем, с широченной улыбкой на лице и прилизанной шевелюрой. Больше десяти лет прошло, и я вспоминал своё детство со светлой грустью. Выступления, восхищенные взгляды и аплодисменты зрителей, свет софитов. Тогда я был по-настоящему счастлив, потому что семья поддерживала меня. Мама научила меня не отказываться от своей мечты, каким бы тяжелым не был путь к ней. Наверное, именно её слова помогали мне оставаться сильным.Пи?Мали открыла окно, и холодный ветерок пробежал по её длинным каштановым волосам. Она тяжко вздохнула, сжав фотографию в ладони, и присела на кровать. Фото напомнило ей о том дне, который так много значил для меня, и для неё, наверное, тоже.Мне было семь лет, но меня не тянуло к машинкам и конструкторам, как моего брата. Сарават носился по двору с футбольным мячом, строил башни из лего, а я завороженно смотрел музыкальное шоу по телевизору, которое в то время было очень популярным. Из-за него я и попросил маму записать меня в музыкальную школу.—?Мам, я больше не пойду в музыкальную школу,?— после очередного занятия я прибежал домой в слезах и вцепился своими маленькими ручонками в мамину шею.Она усадила меня на диван и нежно гладила по голове, пока я глотал всхлипы. Я запомнил её взгляд, непривычно заботливый и светлый. В детстве мне казалось, что так мама смотрела только на Вата. Он был любимым ребёнком, потому что папа каждый вечер проводил рядом с ним. Рассказывал о футболе, проверял его домашние задания, слушал смешные истории о наших приключениях в школе. Тогда я думал, что со мной было что-то не так, и папа из-за этого сторонился меня. Но мама никогда не выделяла кого-то одного, потому что её любви хватало на нас обоих.Я заметил дырку на своей любимой блестящей рубашке и разрыдался ещё громче. Чудом папы не было дома в тот день. Он повёз Саравата на футбольный матч в Аюттхаю. Если бы он увидел меня, заплаканного и расстроенного, в объятиях мамы, он перестал бы относиться ко мне, как отец. В детстве я боялся его больше всего.—?Почему? —?мама утирала мои слёзы, крепко прижав меня к себе. От неё пахло цветочным стиральным порошком и вишневым порогом, который был моим любимым лакомством в детстве. Именно поэтому мама решила испечь его на ужин в то воскресенье.—?Потому что мальчики в школе смеются надо мной,?— всхлипывал я, уткнувшись носом в мамино плечо. —?Они говорят, что поют только девчонки в пышных юбках. А я не хочу, чтобы меня дразнили девчонкой.Мама задумчиво улыбнулась и провела ладонью по моим волосам. Я тогда был на пугало похож, с распухшим, как печеный помидор, носом и покрасневшими от слёз глазами. Но мама никогда не повышала голоса, когда я вредничал или не слушался её. Она не наказывала меня, как папа, когда я плакал. Мама с улыбкой смотрела на меня, смахнув со щеки влагу, и я слушал, как бьётся её сердце, когда она притягивала меня к себе. Я всегда знал, что мама найдёт нужные слова.Тогда она снова промолчала, но потом я услышал слова, которые помню до сих пор.—?Ты не должен обращать на них внимания, милый,?— мама растрепала мою зализанную челку и ущипнула за щеку. Я не почувствовал и капли боли, потому что у нас был такой тайный знак. —?Когда ты вырастишь, ты будешь выступать на большой сцене, а те парни, которые над тобой смеялись, будут смотреть на тебя на экране телевизора и завидовать,?— она продолжила без тени улыбки, и я стер пальцем последнюю слезинку. —?Когда ты пригласишь их на своё выступление, они будут восхищаться, что знакомы с тобой.—?Ты правда так думаешь? —?я доверчиво заглянул ей в глаза.Мне так тепло стало в маминых руках. Будто солнце окутало меня своим светом, ярким и мягким. Я не раз возвращался к тому дню, вспоминая улыбку мамы и её слова. Тогда всё казалось правильным, и я не задумывался о том, что в будущем лишусь этого. Лишусь своей семьи. Для меня это и означало потерю своей жизни.—?Конечно, солнце,?— мама улыбнулась, и крохотная слезинка сверкнула в её глазах. —?Сегодня мы сошьём тебе новый костюм.Я с радостным визгом помчался в свою комнату, и слёзы высохли бесследно. Казалось, всё плохое исчезло в один миг. Смешки одноклассников, кривлянье и издёвки. Я забыл о мальчишках, которые перед каждым занятием караулили меня возле зала, засыпая с ног до головы новой порцией ?комплиментов?. Мне хотелось как можно скорее переодеться и рассказать маме о том, что в нашей группе появился новенький.Мы были так близки, и тогда, спустя одиннадцать лет, наши отношения с мамой казались выдумкой, плохой шуткой или детской мечтой. Всё разрушилось, и я до конца не понимал, кто был виноват в этом больше, я или родители.Мама запихнула фотографию обратно в карман и расплакалась.* * *Пэм отпустила меня всего на пять минут. Видимо, она пришла к выводу, что в том настроении, в котором я вернулся после обеда, в кафе я был бесполезен. Сначала я опрокинул на девушку стакан, и моим спасением было только то, что посетительница заказала воду. Через полчаса я чуть не вывернул тарелку с тортом, которую заказал наш с Сараватом одноклассник. Я не мог сосредоточиться ни на посетителях, ни на их заказах, потому что всё время прокручивал в голове слова Мэна. Все восемь месяцев, которые я провёл в штатах, Мэн беспробудно пил, и я был слепым идиотом, потому что всё это время ему удавалось водить меня за нос. Рассказывать о жизни моей семьи, притворяться безответно влюбленным в моего брата, держать меня в курсе всего, кроме своей жизни.Стоп. С чего вдруг я решил, что Мэн притворялся? Мы дружили много лет, и я всегда замечал, какие неоднозначные взгляды он бросал в сторону Вата. Он буквально сходил с ума по моему брату, а я был для него другом, приятелем или просто знакомым. Трудно было сказать, потому что мы никогда не обсуждали наши отношения и чувства к другу. Почему я тогда задумался о том, что у Мэна могли быть чувства ко мне?Как бы близко я не общался с Мэном, был ещё один человек, который хорошо его знал. Мой брат. Мне не хотелось обращаться за помощью к нему, потому что любой шаг в его сторону мог нас сблизить, а я не хотел этого. Заставлял себя поверить в то, что не хотел. Я вышел на задний двор кафе, накинув на плечи куртку, и набрал номер Саравата.—?Как давно Мэн пьёт? —?отрывисто спросил я, прежде чем Ват заговорил.В телефоне что-то зашумело, как будто Сарават ускорил шаг. Наверное, в тот момент он был дома и решил выйти, чтобы никто из родителей не услышал наш разговор. От Тайна Ват ничего скрывал, потому что в то время Тайн был единственным человеком, который знал его лучше других. Я услышал, как хлопнула дверь, и Ват остановился.—?Больше восьми месяцев,?— сухо произнёс он. Я почувствовал, как сжался его голос. Брату неприятно было говорить об этом. —?С тех пор, как его парень уехал за границу.—?Тайп? —?я удивился. Ещё крепче прижал к уху телефон и потянулся левой ладонью в карман. Меня снова ломало курить, и внутри закрадывалось нехорошее предчувствие. Уже второй раз за день.—?Да, ты же его помнишь,?— голос Саравата заметно повеселел, а у меня губы задрожали, будто от холода. Но хлёсткого ветра я не боялся, даже когда стоял на улице в одном фартуке поверх рубашки. Сердце душил пронзительный холод одиночества, и это чувство было куда опаснее, чем весенний ветер. —?Оказывается, Тайп?— старший брат Тайна. Почему это вдруг тебя так заинтересовало?Он спросил так внезапно, что я растерянно прикусил губу. Истинный мотив Саравату не понравился бы, и я пытался обыграть всё так, чтобы не вызвать подозрений. Тележка, которую я тащил за собой, и без того трещала от проблем. В новых приключениях я не нуждался и не хотел вмешиваться в отношения Мэна с моим братом.Это так смешно. Я правда думал, что между нами были какие-то отношения?—?Да так, решил пройтись по новостям, которые мог пропустить за восемь месяцев,?— равнодушно хмыкнул я.Ват замешкался, как будто хотел спросить что-то ещё. Это был наш первый разговор длиннее, чем десять секунд, с тех пор, как я вернулся домой. Меня беспокоило то, каким расстроенным он выглядел, когда мы встречались в ванной или на кухне. Я гнал прочь желание поговорить с Сараватом, но тот разговор был вынужденной мерой.—?Ты сейчас где? —?Ват почти прошептал.—?На работе,?— я не стал врать. Я стоял на заднем дворе кафе родителей Мэна и рисовал носком кроссовка узоры в луже. Какие-то бесконечные линии, геометрические фигуры. Вдруг зажигалка, которую я крутил в руке, выпала из кармана.Я присел, чтобы поднять её, и куртка сползла на асфальт. Пронизывающий ветер скользнул за воротник моей рубашки и хлестнул по спине, от чего кожа заколола, зачесалась. Я не мог сдерживать дрожь, и зубы застучали от холода.—?И давно ты устроился на работу? —?поинтересовался Сарават ожесточенным тоном. —?Что за должность?Я вернулся в кафе, прикрыв за собой дверь, и один из официантов косо на меня посмотрел. Наверное, я весь посинел от холода, потому что ладоней почти не чувствовал. Казалось, будто ветер до сих пор свистел в ушах. Только недовольный голос, доносившийся из динамика телефона, держал меня в сознании. Градус злости в крови нарастал с каждой секундой.—?Это тебя не касается,?— сердито отрезал я. —?Спасибо за информацию.В раздевалке я повесил куртку на крючок и оставил телефон в кармане. После разговора с братом мне ещё сильнее захотелось уехать из дома. До зарплаты оставалось больше трех недель, и я не мог себе позволить такую роскошь. Одна мысль о том, что мне придётся видеть Вата почти целый месяц, доводила меня до нервного тика.Почему я так сильно хотел избавиться от него? Я ведь даже не попытался узнать, что было на самом деле. В том, что случилось со мной и моей семьёй, была и моя вина тоже. Тогда я закрывал глаза на многие вещи и рыл себе новую яму.Я облажался.* * *Мэн не отвечал на мои звонки весь день, и я должен был что-то сделать. Выяснить, что на самом деле происходило между нами. Разузнать, что привело его к алкоголизму. Привести его в чувства, не позволив снова взяться за бутылку. Ослепленный проблемами своей семьи, я забыл о том, как много значили для меня друзья. Трое из них оставались в Лос-Анджелесе, парни из моей группы ?We are1?. Один друг был совсем рядом, но прятался от меня, как школьник. Он сам поцеловал меня, и это я должен был избегать его, поменять свои смены, закрыться в своей комнате.Я хотел увидеть его, и Пэм отвезла меня сразу после работы. Она даже не спрашивала ничего. Я смотрел сквозь лобовое стекло на ночной город, мысленно представляя разговор с Мэном. Я почему-то вспомнил его пьяного, в тот вечер, когда я был на смене в кафе, а он один засыпал на лавочке. Что случилось бы с ним, если бы я вовремя не вышел на улицу? С горьким вздохом я отвернулся к окну, а Пэм включила в машине музыку. Наверное, хотела помочь мне расслабиться.Мэн жил на четвертом этаже, и я в одно мгновение оказался возле его квартиры.—?Мэн, я знаю, что ты там,?— я почти сорок минут колотил кулаками в его дверь. —?Открой эту чертову дверь, придурок!Я кричал, и меня совсем не заботило то, что соседи могли вызвать полицию. На часах было почти одиннадцать. Мэн прятался за дверью, но так и не открыл мне. Сначала я услышал его тихие шаги, а потом только неуловимое дыхание. Он был там, или всего лишь моё больное воображение разыгралось. В голове шумело, и я ничего не понимал.Мне нужно было его увидеть, но Мэн не открыл ни в тот вечер, ни на следующий день.* * *На кухне царил полумрак, и я осторожно подкрался к холодильнику. Я с обеда ничего не ел, и желудок завывал с ощутимой резвостью. Одной ядовитой обидой и ненавистью сыт не будешь, а тех ?сладких? блюд за день я вдоволь наелся. Мне хотелось всего лишь закинуть в рот какой-нибудь бутерброд и завалиться в кровать. Усталость блокировала темные мысли, и я едва не падал с ног.Кто-то щелкнул выключателем на стене, и кухню заполонил свет. Я должен был догадаться, кто обязательно меня дождётся.—?Где ты был? —?Ват склонился на дверной косяк, скрестив руки на груди. Он выглядел сонным и злым, и в этот момент я будто в зеркало смотрел. Я был таким же, но спорить с Сараватом сил у меня не оставалось. Только смотрел на него, нахмурив брови, и пережевывал кусок вчерашней ветчины.—?На работе,?— буркнул я и поставил на стол графин с соком.—?Так поздно? —?Ват подошел ближе, шаркая домашними тапочками.Я раздраженно закатил глаза, наливая апельсиновый сок в стакан. На кухне вкусно пахло вишневым пирогом, за который я всегда был готов сражаться на кулаках. Так странно, что я сразу не почувствовал знакомый аромат. И перед мамой стало так стыдно, прямо как в детстве. Когда я разбил её любимую кружку или когда сжёг её праздничную блузку. Она готовилась к ужину и ждала меня, а я бегал за парнем, который вёл себя, как ребенок. Я был ещё бóльшим ребёнком, если решил, что имею право обижать своих родителей. Мама не заслуживала такого отношения.—?Ват, перестань притворяться заботливым братом,?— ядовито прошипел я, отпив глоток сока.—?Я не притворяюсь! —?Сарават зыркнул на меня с такой яростью, будто хотел заехать по морде.—?Не кричи! —?я поставил стакан на стол и направился к двери. —?Родителей разбудишь.Ват смотрел мне вслед, но не пошёл за мной. Он будто прирос к полу, придавленный нестерпимым отвращением к себе. Тогда я ещё не знал, насколько сильно мой брат себя ненавидел все восемь месяцев, когда меня не было рядом.—?Ты обещал, что поговоришь со мной,?— проскулил он. —?Мама приготовила ужин и ждала тебя весь вечер.Я потушил свет на кухне ему назло и вышел за дверь. Наверное, мы с братом были ещё недостаточно взрослыми, чтобы разговаривать серьёзно. Детские игры в прятки, глухая обида, злость и полное отсутствие взаимопонимания. Мы стали чужими людьми из-за того, что случилось три года назад. Так много времени утекло, и не было причин хранить в сердце боль, которая рушила наши жизни. Я не мог. Я упрямо доказывал то, что смогу жить один, без чужой помощи.—?Я завтра с ней поговорю,?— я повернулся и посмотрел на Вата с нескрываемым презрением. В тот момент я не мог его простить, наступив себе на горло. —?А с тобой говорить у меня нет никакого желания.Сарават огорченно опустил голову, и я ушёл. Я оставил его, как и восемь месяцев назад. Но в этот раз поступил ещё хуже, потому что жить в разных странах и быть чужими людьми?— это боль, с которой приходится мириться. Но жить в соседних комнатах, не зная друг друга,?— это конец. Конец всему, что значилось семьёй.Тогда было больно нам обоим. И я не знал, кому больше, мне или Вату. Боль, разделенная наполовину, уничтожала дотла. Тогда я мог спасти хоть что-то в своей жизни? Или кого-то? Я не мог ничего, потому что был один.