Часть 12 (1/1)

Так прошло уже несколько месяцев. И однажды Хюррем-султан заметила на своём теле какие-то странные высыпания. Сначала она подумала, что это на нервной почве в свете последних событий (смерть Рустема-паши, тайный никях Хюмашах-султан и Маны-паши, вражда Селима и Баязида, которая обострилась), но шло время, а странная сыпь не проходила, а только начала нарывать. Видя состояние госпожи, Клаха-ага пригласил к ней главного лекаря. Осмотрев её, Юсеф-эффенди заявил:—?Госпожа больна. Её болезнь, увы, неизлечима.—?Мы в первый раз с таким сталкиваемся,?— ответили ещё два лекаря,?— но одно можем сказать точно: это дурная болезнь, которая не поддаётся излечению.Клаха, Фахрие и Сюмбюль отказывались верить в то, что сказали лекари. Они приглашали лучших врачей из окрестностей Стамбула, из Манисы и Измира, но всё они твердили как один: этот недуг не лечится.Хюррем-султан была очень расстроена. Её печалило не столько то, что она попала в лапы коварного недуга, сколько невнимание и недоверие султана Сулеймана. Он давно уже был с ней холоден, ведь однажды он застал её в тайной комнате, из которой она подслушивала все заседания и после этого даже сослал её в Кютахью к Баязиду. Даже сейчас она не была уверена, что чувства Сулеймана, когда он узнает о её болезни, вспыхнут вновь.Хуриджихан-султан медленно, но верно шла на поправку. Движения больше не причиняли ей боль, память частично вернулась: единственный момент, которого она не помнила?— человек, который на неё напал. Но Нурбану-султан это сыграло на руку: так она могла избежать суровой кары в дальнейшем. Пока Хуриджихан лежала в лазарете, она невольно прониклась симпатией к Клахе. Симпатичный слуга не отходил от неё ни на шаг, и Хуриджихан благодарила его за то, что осталась в живых. Но сам Клаха не спешил отвечать на чувства султанши: ему хватило и того, что Ками и Мана ?попали под каблуки?, а присоединяться к наивным пашам он не собирался.Расстроенный Клаха, узнав о болезни хасеки, шёл по длинному коридору, словно тень, направляясь в покои повелителя. Остановившись у дверей, он сказал:—?Локман-ага, скажи повелителю, что я пришёл.Спустя какое-то время Локман вышел и сообщил, что повелитель ждёт. Клаха, осторожно ступая, вошёл в покои. Султан Сулейман сидел, отрешенно смотря в сторону.—?Повелитель,?— Клаха начал всхлипывать,?— Я хотел сообщить вам…—?Клаха-ага, успокойся и скажи, что случилось,?— спокойно произнёс султан Сулейман.—?Повелитель, хасеки Хюррем-султан… Она попала в лапы неизлечимой болезни.—?Что? —?султан как будто очнулся,?— Немедленно пригласи к госпоже лучших врачей, пусть начинают лечение!—?Мы с Фахрие-калфой и Сюмбюлем-агой уже приглашали их, повелитель. Но они все говорят в один голос, что сия болезнь не поддаётся излечению…—?Клаха, ты можешь идти! —?парень поклонился и ушёл. Сулейман вскочил с места и направился к Хюррем-султан.Вытирая слёзы, Клаха шёл куда глаза глядят, лишь бы страшные, дурные мысли от него отстали. Перед его глазами была непонятная пелена, и он не заметил, как налетел на кого-то в коридоре:—?Клаха, мать твою! Ты бы хоть смотрел, куда идёшь!—?Ой… Ками, прости, я тебя не заметил,?— Клаха изо всех сил пытался сделать вид, что всё в порядке.—?Так… —?от пытливых глаз паши не укрылось паршивое настроение Клахи,?— рассказывай, что происходит? На тебе лица нет!—?Хасеки Хюррем-султан заболела неизлечимой болезнью. Её тело покрывают странные нарывы, которые не сходят.Ками схватился за стену, чтобы не упасть от неожиданности.—?Что?—?Ты не ослышался.—?Так нужно пригласить всех лекарей империи! Они наверняка знают, как помочь госпоже справиться с этим.—?Уже звали. И все твердят как один, что это не лечится. Они согласились помочь на время блокировать эти симптомы, но сказали, что Хюррем-султан осталось минимум месяц-два.—?Ты сообщил повелителю?—?Сообщил. Он идёт к госпоже.***Хюррем-султан сидела в своих покоях и примеряла доставленные ей новые наряды. Так она могла отвлечься от мыслей о своей болезни. Она не хотела умирать, не сказав султану Сулейману последних слов любви. Она рассматривала свои драгоценности и размышляла: ?Это кольцо перейдёт к Нурбану. А вот эта брошь достанется Хюмашах… хотя у неё этих брошек много: Мана-паша всегда просит об этом лучших ювелиров империи!? Из размышлений её вывел голос Сюмбюля-аги:—?Дорогу! Султан Сулейман-хан Хазретлери!Султан влетел в покои хасеки и печальным взором посмотрел на жену.—?Моя Хюррем… —?султан обнял женщину. —?что бы ни говорили, я найду способ вытащить тебя и вернуть к нормальной жизни!—?Ты всё знаешь? —?спросила Хюррем-султан.Сулейман взглянул на неё и ответил:—?Я приглашу во дворец всех лучших лекарей! Они искоренят этот коварный недуг.—?Сулейман, свет моего сердца! Все врачи, что меня осматривали, в один голос заявляют, что эта болезнь неизлечима… Но я благодарю этот недуг за то, что он вернул мне тебя!Новость о болезни Хюррем-султан облетела столицу и окрестности за считанные дни. Шехзаде Баязид прибыл в столицу, как только его верный лала передал ему письмо от повелителя. Михримах-султан едва сдерживала слёзы, когда султан рассказал ей, что болезнь матери неизлечима. Шехзаде Селим, как всегда, пьянствовал в объятиях своей наложницы Мелисе, но к нему зашёл Газанфер-ага и сказал:—?Шехзаде, Вам письмо из столицы.—?Давай сюда. Мелисе-хатун, ты можешь идти. Газанфер-ага, останься,?— наложница ушла, а шехзаде Селим развернул свёрток.?Шехзаде, у меня для вас очень плохие новости. Уже по всему Стамбулу и окрестностям разошлось сообщение о болезни достопочтенной хасеки Хюррем-султан. К ней пригласили лучших врачей империи, но все они сказали, что болезнь нашей госпожи не поддаётся излечению. Уже несколько дней во дворце все плачут. Хасеки Хюррем-султан, по прогнозам лекарей, осталось совсем недолго: месяц-два. Пишет вам ваш несчастный покорный слуга Ками-паша.?Шехзаде ещё раз перечитал письмо, прежде чем до него дошёл смысл написанного. Сердце его сжалось, а боль настолько сковала его грудную клетку, что Селим даже не мог выдохнуть. Увидев состояние шехзаде, Газанфер спросил:—?Шехзаде, вам плохо?—?Всё… нормально… —?с трудом проговорил Селим, боль уже слегка ослабла и отпустила его,?— распорядись, чтобы готовили карету. Мы едем в столицу.