my name is/1 (1/1)

Донхён обнимает себя за плечи и медленно растирает. Его толстые кольца в форме согнутой гвозди, звезды и кристалла царапаются о bape, оставляя лёгкие борозды, которые уже через секунду исчезают. Внутри Донхёна тонут его маленькие шаблоны, наработки, саунд-вбросы и то дерьмо, что кишело в его голове и не давало сознанию отрубиться и прогуляться по ночным кошмарам по наступлении третьего часа ночи.—?Я ничего не говорил, когда ты сидел на сиропе,?— Джиён собирает вещи с пола и разглаживает простыни на постели, хотя после них всё равно придёт убираться толстая мексиканка с разноцветной щёткой в руках, он уже не помнит, как такая называется?— уберётся ещё раз. Им с отеля до студии Пало час, а Джиён уже хочет обратно. —?Но таблетки?— это не то, о чём можно не говорить.—?А ты попытайся. —?Донхён шмыгает, морщится, когда даже от этого незначительного движения у него колет под сердцем и рвутся капилляры. Продолжает себя растирать, словно нестерпимо холодно. На улице аномальная жара. —?Я буду норм. Через пять минут.У Донхёна проблемы с перелётом и слабый желудок, который принимает в штыки любую прессованную хрень в оболочке без еды. Он много в чём слаб сам по себе, но это свойственно музыкантам, тратящим минуты своей свободы от припадков написать новый сэмпл, на ксанакс, фиолетовую воду в пластиковых стаканчиках и экстази. В Джиёне меньше желания сдавать своё вдохновение на плаху, полную ножей, вытачивающих из ?его? ?общее??— для потребления, пригодное и съедобное,?— но он хотя бы ограничивается двумя сигаретами и яблочным соджу по выходным. Он садится у ног Донхёна, чувствует себя словно взял машину телепортации и вернулся к событиям американского хасла до крыши и сообщения, но ему никто не загоняет, какой он страшный. И Джиён с сигаретой между губ хлопает Донхёна по щеке внешней стороной ладони, словно внутренняя измазана в томатном соусе, хотя на деле всё куда сложнее трудновыводимого пятна?— и моментами в жизни, где ему приходится сидеть на корточках, он дорожит больше самой жизни. Уж это точно за границами того Донхёна, что Джиён когда-то знал.—?Ты мне ладишь про норм уже полчаса, парень.На Донхёне хорошо сидят бейсболки, но хреново снэпбеки,?— да он и не настолько безвкусен, чтобы брать такое в руки. Джиён крутит свои волосы пальцами и выкидывает сигарету в мусорку щелчком, которым мог бы зарядить кому-нибудь в лоб и оставить розовый след на коже. На нём жёлтые, чуть исцарапанные на стекле очки круглой формы, скрывающие глаза от солнечного света и святого взгляда Пало, который, увидев, во что смешалось карее месиво Джиёна после Донхёна, просто выгнал бы обоих взашей. Донхён не любит, когда его кто-то держит, и, наверное, только по этой причине Джиён надевает очки и подтягивает рукава толстовки вниз спрятать ссадины на руках.—?Привет, хён,?— Донхён обнажает зубы без гриллзов, и первое время Санхён удивлённо смотрит на них, проверяя, не напялил ли он прозрачные. —?Давно не виделись.—?Не знаю как, но ты приехал сюда. Думал, придётся нанять спецназ.—?Сдался как ребёнок,?— Джиён хлопает Санхёна по спине и тонет в его объятиях, которые ничуть не изменились?— всё такие же неловкие и грузные. Хлопает ещё раз?— по животу,?— и ехидничает:?— Жена откормила? Прощай, плебейские деньки?—?Сейчас я с вами обратно распрощаюсь,?— Санхён с наигранной обидой в голосе взмахивает рукой, указывая на дверь, и Донхён чуть склоняется, скрывая улыбку за сжатым кулаком.Они не крутят биты. Те грандиозные планы, на которые рассчитывал Санхён, не реализовались. Сначала Джиён нашёл заначку под своим бывшим столом, а потом шестая крышка пива выстроилась над пятой на стеклянном столе?— было нечего терять. Донхёна пошатывало с самого рассвета, когда они только ступили на корейскую землю, но сейчас он выглядит куда более ?норм?, чем обещал по выходу из отеля. В рассказах Санхёна всё больше бытовухи и вообще есть о чём поговорить кроме прошедшего будто бы сто лет назад пятого сезона и организации крупного концерта. Он предлагает Джиёну с Донхёном выступить как бывшим мемберам?— на прощание,?— и Джиён прокусывает себе язык, когда ловит раскосый взгляд на себе. Внимательный, и после этих чёртовых сиропов ни одна дрянная бутылка самого отбитого соджу теперь не возьмёт Донхёна так, чтобы его глаза перестали цепляться в самое мясо как крюки мясника, подвешивающего жертву, заходящуюся в стенаниях и давящуюся в собственной же боли. Впервые в жизни такое расслабление оттого, что Санхён сидит рядом с ним,?— за его плечом можно спрятаться, якобы очень смешно, но в действительности Джиён трусливо уходит от зрительного убийства и просит себя не трястись как вуду при прокалывании длинной иглой для шитья грубого льна. Шахматные слипоны Донхёна напротив носками направлены к носкам Джиёна, и не это ли первый знак жеста?— куда идёт движение ноги, туда и хочет сейчас человек?—?Посмотрим, там много аспектов,?— там просто Сунхо, но Джиён умалчивает. Умалчивают и двое подле него, но разговор после этого ведётся на редкость шустро?— молчаливый разговор, немой, без движений и переглядываний. Джиён запрокидывает голову, в один приканчивает остатки на дне зелёной бутылки и ставит её в ряд использованных и опустошённых, как его тело сейчас. Джиён отжат на окончании дня, в студии ему тесновато хотя бы потому, что он никогда не сидел подолгу с тремя рэперами одновременно, без смены окружения и без тупого фристайла с заначкой в пару-тройку строк, которые он писал от балды на коленке в машине.Ему нравится, когда Донхён молчит. Когда его широкий рот закрыт, плотные губы сжаты и когда он не смотрит на него. Ведь тогда можно смотреть на него, делать это без совести?— она в той мусорке, куда щёлкнулась и сигарета. Джиён бы сказал, что в нём литры нефильтрованного, как и его базар временами, но то была бы такая сладкая, слипающая задницы ложь, и он не врёт. Просто смотрит открыто, искренне, и Санхён на периферии чешет себя по плечу, словно почувствовал нарастающее напряжение в воздухе и не может ни избавиться от него, ни сбавить до зелёной полосы, чтобы всем было безопасно и ни под кем не треснул стул. Донхён косячит первым?— это его первая, основная специализация.—?Я хочу выступить,?— говорит. —?Со всеми классическими треками и на подогреве.—?С тобой это мы станем подогревом,?— бросает Джиён совсем робко, не так, как представлялось в его голове, а там представлялось очень многое и не очень цензурное. Нецензурное?— в смысле жестокое.—??Мы? или ?ты??Джиён опускает взгляд и сжимает руки на столе. Санхён бьёт Донхёна по козырьку бейсболки.—?Мелкий придурок,?— проклинает совсем безобидно?— разучился разбираться по-жёсткому. —?Ты чего городишь?—?Я с ним почти месяц прошатался в США, но мне ни разу никто не сказал, что он теперь не Hi-lite.—?Захотел пацан и расторгнул контракт. Тебе-то чего, ты сам первый укатил.Санхён изгибает свои плохо выделяющиеся брови и откидывается на стуле, чуть не сваливаясь от перевеса. Взгляд Донхёна из-под козырька вырывает скальпель, и Джиён даже чувствует эту режущую боль в области лба. Донхён усмехается, совсем не как сам, это и не он, когда берёт пачку Санхёна и подносит незажжённую сигарету к губам.—?Верно. Я же теперь не при делах.Джиён сглатывает на всю студию, опустевшую на одну ключевую фигуру. Санхён выпивает своё, разбирает стол и избавляет от мусора?— выкидывает со звоном бутылки, ворует с чьей-то упаковки салфеток пару штук и чистит стекло, предварительно плюнув на место засохшей грязи. Джиён чуть подвигается, потом встаёт и на автопилоте выходит из студии. Теперь тот факт, что его компания принадлежит крупному владельцу, меняет всё. Их этаж всё ещё второй, по конструкции чуть косит на Brand New, но есть различия. В музыке или стиле?— Джиён ещё не готов ответить на вопрос.Донхён марает спущенные до прилично рэперского джинсы о бордюр и сидит спиной к входной двери, из которой высовывается Джиён. Он не знает, к чему так тыриться, с каким пор он вообще вобрал в привычку крыть себя от поличного и запираться на все замки по ночам.—?Я что, такой кидала, что мне нельзя было это сказать? —?Донхён отворачивается и пускает дым в сторону, когда Джиён садится слева.—?Долго думал, правильно ли поступил. Я, честно, хотел восстановить контракт, когда приеду, но в итоге?— нет. Это долгая история.Донхён чересчур быстро скуривает сигарету и тут же лезет в карман за пачкой достать из своей следующую. Нервными движениями зажигает и устало потирает лоб, закрыв глаза. Сигарета дымится над его головой, уже без кепки?— та ютится у него на колене. Мятые и жёсткие волосы чуть прячут его лицо, но Джиён слишком быстро научился распознавать по движениям.—?Не хотел тебя грузить,?— заканчивает он, ковыряясь в своих пальцах, под ногтями которых забилась куча недосказанного. Он отмывает их мылом каждый день, из утра в ночь, но вот они сейчас и с этим ничего не поделать помимо?— мириться или разгребать по-настоящему.—?А ты грузи. —?Донхён стряхивает пепел и смазывает белый бордюр чернью. На кончике его языка нет яда, но он никогда не заговорит мягче. Его голос никогда не потеряет хрипа, тональность не станет стабильнее, ровно как и характер. —?Я тебе кто-то или никто?—?Ты мне заноза в заднице. —?Ты мне многое. —?Я?— старше и я могу перед тобой не оправдываться.Донхён поворачивает к нему голову, подпирает виском согнутую руку и долго смотрит без взаимности?— Джиёну интересно палить на низкие кустики, которые никто не стрижёт и вряд ли доберётся взять садовые ножницы и щёлкнуть раз десять, придав форму бесформенному. Сам взгляд Донхёна никакой,?— он как бы всепоглощающий, широта его обзора в четыре раза превосходит 360, и он просто ловит всё, чтобы потом изложить это на драм-машине и слить в соло или дуэте взрыв для сцены. И именно сейчас, когда Джиён мысленно едет в строительный магазин на малолитражке Санхёна, угол сужается до узких плеч и чуть больше положенного глаз.—?Ты?— Джиён.Донхён щурится, втягивает щёки, клетками вдыхая дым в себя, и пускает клубы через нос, словно разъярённый бык. На этот раз докуривает медленно.