Часть 8 (1/1)

Словно в наказание, Солдат вынуждает поселиться их по соседству со Стивом, который об этом даже и не догадывается, и от этого Джеймсу обидно вдвойне, потому что: "Ну, Стив, вот ведь он я, неужели ты не чувствуешь того, как я близко?" Но Роджерс не чувствует, и это заставляет вспомнить прошлое, и так не дающее наконец себя схоронить: Капитан не мог знать, что Барнс выжил, так откуда ему знать теперь, что Джеймс совсем рядом?Он ведет себя глупо: отказывается от еды, не разговаривает, но это единственная месть, которая ему удается - Солдат кружит вокруг него хищной птицей, неспособной на нападение, потому что Зимний впервые не знает, куда бить - размолотое его поступком в крошево ощущение себя целостным снова трещит по швам, и не дай бог ткнуть по больному, прицельно или наугад, и снова собирай Баки, как чудовище Франкенштейна, по частям из обломков того, что от него осталось.Это его работа, это его наказание, так думает Зимний, в очередной раз унося в кухню остывший кофе и подсохшие тосты. Злится, мечется по тесной квартире зверем - и терпеливо ждет, пока Джеймс выберется из скорлупы, осознав, что все это было ради его же блага.*- У Стива всегда был я, - на часах семь утра, и сейчас совсем не время обсуждать дела душевные, но Джеймс наконец-то произносит хоть что-то за прошедшую неделю, и Солдат весь подбирается, чувствуя покалывание в пальцах от волнения: вот сейчас Барнс наконец-то скажет то, в чем боялся себе признаться долгое время, - у меня же его никогда не было.Признаться себе в этом трудно, осознать это и того труднее, и у Джеймса вид, словно он пробежал с десяток километров на одном дыхании, но легкость, больше похожая на пустоту, все-таки воцаряется в душе, когда слова наконец оказываются сказанными.- Когда я исчез, когда умер для него, а после воскрес, я почувствовал, словно наконец что-то для него значу - и не захотел отпускать.Баки запускает пятерню в волосы и тянет, словно пытается вернуть себе болью ощущение реальности.- Только ты прав, это чувство долга и вины, а они - якорь на его шее, так имею ли я право заставлять тянуть его всю оставшуюся жизнь?Солдат молчит, потому что Джеймсу не нужен его ответ. Барнс сидит еще немного на краю постели, а после растягивается на простынях рядом с Зимним воплощением утренней неги и умиротворения - ни капли горя в синих, как море, глазах. - Но мы ведь и не с таким справлялись, - глухо произносит он в подушку, нащупывая живую руку Солдата и переплетая их пальцы. Романтический жест, будь между ними хоть толика романтики. - В конце концов, у меня есть ты. У меня всегда был ты. "Спасибо" повисает в воздухе, оставаясь несказанным, но Зимний слышит - и улыбается, широко и искренне, впервые за долгое время, но все же украдкой. Чтобы Барнс не заметил.