1 часть (1/1)

Последние несколько дней тебе снились туман над погибающей осенней травой, кровь на вспоротой копытами земле и раздробленный череп, увенчанный ржавой короной. Теперь ты наконец понимала, почему. Принц без сознания. Тяжело дышит, мечется в лихорадке. Тело… молодое, сильное, испещрено ранами и наливающимися цветом синяками - от покрытого испариной лица до щиколоток. Едва справившись с собой, с собственным страхом за жизнь молодого наследника, ты притянула к себе на колени открытой сосуд с розовой водой и мягкую белую ткань, которая в скором времени станет от грязи и крови непригодной для использования. Ты видела, как за неимением достаточного количества ресурсов, а особенно тканей для перевязи, другие ученики, отняв их от ран одних солдат и едва сполоснув их в воде, прикладывали к увечьям других. Это приводило тебя в ужас. Знал бы твой престарелый, мудрый мастер, что по вине его нерадивых учеников погибает столько мужей, еще способных держать оружие, доказавших в бою свою доблесть. Впрочем, тебя вряд ли послушают. Ты была рождена женщиной. И не должна была быть здесь. По иронии, ты была лучшей из учеников лекаря Уолсби. Обеспокоенный состоянием короля после битвы с семьей Перси, он отдал раненного принца Хэла в твои руки. И ,обоже, ему было сейчас тяжело. Пока ты ни как не можешь уменьшить его боль. Смочив кусок ткани в ароматной воде, ты провела ей по лицу Гарри, от лба к переносице, во вискам, скулам, щекам, крыльям носа, подбородку. Именно этого ты и опасалась. Лицо казалось раскрасневшимся не от грязи и пыли, принц буквально горел. И не приведи Господь грязной кровью*. С губ Хэла сорвался протяжный стон, и, казалось, ты должна была уже привыкнуть к этому звуку, ведь не впервые тебе приходилось лечить тяжело раненных, но… его стон бил по сердцу так, как плеть рассекает плечи изменников. Ты провела по его обветренным сухим губам, запекшимся от грязи, чистым уголком ткани, чтобы увидеть ярко алую полоску кожи. Губы принца тонкие, изогнутые агонией лихорадки, но удивительно мягкие, податливые под твоими прикосновениями. Каким же сладким грехом они должны были быть наполнены, когда дарили поцелуи молодым девам… Но ты об этом мечтать не имела права. В твоих руках принц Уэльский. Наследник английского престола династии Ланкастеров. Герой битвы под Шрусбери. Сейчас – борющийся с жаром молодой мужчина, который отчаянно нуждался в помощи. Стирая пот, кровь и грязь с его плечей, живота, бедер и голеней, ты думала, что длинная рваная рана, протянувшаяся от плеча до середины груди самая серьезная. Свежее напоминание о прошедшей битве выглядело так, будто его вырезали тупым кинжалом, глубоко вспоров кожу. Но рана под коленом, на внутренней стороне бедра, самая болезненная. Задето сухожилие. Возможно, последствия останутся с принцем до дня его смерти. Но ты клялась себе девственной чистотой Святой Марии, что это произойдет не сегодня. Рану на плече необходимо было прижечь каленым металлом, чтобы плоть не начала гнить. Единственный выход – белладонна. Ты злилась на себя, что могла использовать только ее, но клеймить кожу Гарри на живую, пусть он и был без сознания – выше твоих сил. Ты всегда тщательно следила за тем, чтобы в этом вареве сок из трав был только выдержанным в настое как минимум неделю, белена – только два цветка, сок болиголова и самой белладонны – только самый свежий, а опия – щепотка, чтобы принц потом мог проснуться. Но и этого гарантировать ты не могла, отчаянно злясь на себя. Руки мелко дрожали, когда ты подносила к устам Хэла вино с добавлением зелья. Приоткрыв его губы, ты медленно наклоняла кубок, чтобы принц не захлебнулся. Когда жидкости во рту скопилось много, он машинально ее проглотил, поморщившись сквозь тяжелое забытье. Вкус у белладонны был невероятно едким и гадким. Осталось подождать пару минут. Добавив в печь раскаленные угли, ты положила на ее поверхность тонкий хирургический нож и сглотнула. Ты ненавидела делать это сама. Но все другие были заняты пострадавшими в бою с шотландцами и изменниками Оуайна Глиндура. Гарри слегка повернул голову и снова простонал, сжав в кулаке простынь ложа больничных покоев. Бедный, раненный принц, на чьи плечи скоро ляжет бремя развязанной не им войны… Ну что еще ты могла для него сделать? Горячая кожа твоим ледяным от беспокойства рукам казалась открытым пламенем. Положив одну из ладоней на его лоб, а другую – на щеку, ты чувствовала, как Хэл тянулся к ним сквозь дурман от зелья и жар лихорадки. Он не выглядел сейчас тем храбрым воином, яростью чьей руки был сражен сам Генри Перси… Гримаса муки исказила его лицо, когда раскаленный металл коснулся кожи на груди, сорвав с губ сдавленный крик. Стараясь действовать как можно осторожней и почти не дыша, ты сводила вместе края его раны и прикладывала к ним лезвие, заставляя плоть сходиться вместе. Ценой череды мучительных мгновений на коже принца остался лишь обожженный рубец. Гарри хватал ртом воздух. Опия недостаточно. Ему все же больно. Ожог настолько свежий, что трогать его какое-то время будет нельзя. Костяшки на его кулаках белели напряжением, судорожно поднималась и опускалась грудь. Твое сердце болезненно сжалось. Воровато оглянувшись, как будто вас мог кто-то увидеть, ты наклонилась к его лицу, и, погладив спутанные пряди кудрявых волос, поцеловала в лоб и переносицу. С течением времени дыхание постепенно выравнивалось, сердце в груди больше не грозилось пробить клетку ребер. Впереди наследника ждала тяжелая ночь, возможно, самая трудная в его жизни. Он сам должен будет бороться с болезнью, сам выбираться из чертогов тьмы, а тебе оставалось лишь молиться за него Пресвятой Деве. И облегчать страдания так, как когда-то давно делала мать, если ты еще ребенком металась в горячке. Старинная, почти забытая, видевшая не один век баллада твоего народа, Cariad Cywire**. Едва ли принц понимал древний язык кельтских берегов***, но все же: Преврати неделю в год, преврати год в три, Молю тебя, судьба моя, со мной поговори, Обрати колодцем реку, дом ключом запри, Услышь слова, что встали, мне поперек груди.И покуда крышей облачен мой дом, Серый голубь перья чистит за окном,Черный ворон иву тяжелит гнездом,Любви моей дорога будет мне крестом. Твои пальцы крепко сжали его ладонь, поднеся ее к лицу. Прикрыв глаза, ты покрывала мелкими поцелуями руки Хэла, едва отдавая себе отчет в том, что делаешь. Он был твоим принцем, впервые крещенным в огне битвы, будущим правителем славного Альбиона, приемником золотой регалии, что свела с ума столько многих английских королей и... уставшим кудрявым юношей, сквозь тяжелый сон сжимавшим в ответ твои пальцы. На следующее утро принц открыл серо-голубые глаза, сравнимые по глубине с солёными водами Ла-Манша, и ты не увидела в них жестокости, которая так пугала тебя во взгляде вашего короля. Только благодарность и немного боли. Спустя декаду ему предстояло стать королем и добыть для Англии ее самую громкую победу Битвой при Азенкуре. Тебе же, дочери валлийской знахарки, выпало счастье наблюдать за его триумфом в должности главного придворного лекаря. Ты не находила себе места, когда он уезжал на войну, а однажды… приехал из побежденной Франции с нареченной женой. И через год колокола Кентерберийского собора зазвонили во славу рождения принца. Не появилось жестокости в его взгляде и тогда. Спустя семь лет, последним днем августа 1422 года от рождения Христова, его удивительные глаза, исполненные мудрости и монаршим величием, закрылись отныне и навсегда. Солдатскую болезнь**** не исцеляет ни одно зелье. Но видит Господь, как отчаянно ты пыталась. Ровно через 7 дней наступил праздник рождества Божьей Матери, у которой, на этот раз, отмолить его ты не смогла.