2. Arjun (1/1)

*Арджун?Клуб верховой езды Пестона-джи?, расположенный на окраине леса, в стороне от шумной автомагистрали и оживленного торгового квартала, был неотъемлемой частью пригорода Бхадана вот уже больше тридцати лет. В прошлом году здесь заново поставили забор, обновили вывеску, выстроили новую конюшню и даже установили за ареной огромную растяжку, изображающую алые губы и кокетливый глаз неизвестной красотки?— дань последней моде, она должна была, по задумке создателей, стать ?изюминкой? заведения и привлечь новых посетителей.Однако в посетителях недостатка и так не было. На этот ипподром, небольшой, старомодный, но почти по-домашнему уютный, съезжались не только небогатые обитатели окрестностей, но и состоятельные жители центральных районов города; иной раз персоналу требовались немалые усилия, чтобы навести порядок и справиться с потоком желающих.Жили и работали здесь всего лишь трое, и в их числе сам хозяин, господин Пестон, почтенный, добродушный пожилой человек. Обожая лошадей, он сам не был хорошим наездником, да к тому же после неудачного падения в молодости прихрамывал на правую ногу, поэтому всю физическую работу выполняли двое парней: они ухаживали за лошадьми, три раза в неделю вели занятия конного клуба и давали частные уроки. Основная часть обязанностей лежала на младшем, и каждый день до позднего вечера, зимой и летом, его можно было увидеть снующим по территории клуба. Многие из учеников, и юных и взрослых, были его приятелями, соседи при встрече с удовольствием справлялись о его делах и о здоровье Пестона-джи, и почти все девушки, приходившие в клуб, просили, чтобы их учителем непременно был Виджай?— его открытая улыбка, ямочки на щеках, насмешливый взгляд из-под длинных ресниц заставляли робкие девичьи сердца биться чаще.Этот общительный юноша и в самом деле располагал к себе. Сочетание крупных черт лица, покрытого ровным бронзовым загаром, цветущего здоровым румянцем от свежего воздуха и жаркого солнца, светлых глаз, меняющих цвет из зеленых то на тепло-карий, то на почти серый?— в зависимости от освещения, и пухлых, мягко очерченных губ было на удивление гармоничным. В нем чувствовалось нечто мальчишеское и мужественное одновременно, и в этом контрасте крылось обаяние; он двигался стремительно и легко, ступал уверенно?— и сидел на лошади с такой свободной непринужденностью, словно это умение было у него врожденным, как у какого-нибудь раджи.***Полдень накрыл город волной тепла. От сильного дождя, прошедшего рано утром, уже почти не осталось следов, но в воздухе все еще парило. В такую погоду было бы просто чудесно развалиться под навесом, на мягком сене, надвинуть на глаза шляпу и забыть о делах в пуховом одеяле дремоты…Но деятельная натура Виджая не давала ему спокойно сидеть на месте. До следующего занятия оставалось еще с полчаса, и он занимался привычным делом?— практиковался в стрельбе из своей любимой рогатки: держась лишь одними ногами за стремена, запрыгнув на верного Могамбо спиной вперед, свесившись с седла набок, вниз головой?— из любого положения он бил без промаха, и расставленные по периметру арены бутылки цветными брызгами разлетались вдребезги. За его упражнениями с неподдельным восхищением, как и всегда, наблюдал Ленгайя.Их дружба началась еще в детстве?— с того самого момента, когда смуглого кучерявого подростка, пытающегося стянуть из соседской конюшни меру гороха, застал на месте преступления рассерженный мальчишка ростом ему едва ли до плеч. Хулиган пытался сбежать и был оглушен одним поразительно точным выстрелом в затылок; горох пришлось вернуть, однако взамен порции любимого кушанья в тот день Ленгайя неожиданно обрел друга, который на поверку оказался лучшим. Почти таким же лучшим, каким был для Пестона Роя Амрит Шарма, чью жизнь?— вместе с жизнью супруги?— унесла в восемьдесят пятом году страшная автокатастрофа. Тогда дядя Пестон, который всю жизнь прожил холостяком и не чаял души в их единственном сыне Виджае, стал его опекуном. Управлять большим хозяйством хромому старику и десятилетнему ребенку было сложно, и Ленгайя, к тому времени сам зарабатывавший себе на жизнь поденным трудом (родителям, на шее которых сидело девять детей, было определенно не до него) окончательно переселился к ним.Но сегодня за оградой, помимо приземистого говорливого силуэта в полосатой майке, Виджай боковым зрением заметил еще кое-что, а точнее?— кое-кого.Сония Саксена.Когда он увидел свою новую ученицу в первый раз, то подумал… да ничего он на самом деле не подумал?— он просто остолбенел и, как дурак, целых четыре секунды не мог произнести ни слова!У него никогда не было трудностей в общении с прекрасным полом, и к своим двадцати годам он успел не раз и влюбиться, и охладеть к предмету воздыхания, но Сония…Такой девушки, как она, Виджай никогда не встречал раньше и даже представить не мог, что они существуют. Она была не похожа на застенчивых соседских девчонок, краснеющих от каждой фразы; не похожа и на других богатеньких наследниц, жеманных и вялых, брезгливо морщащих носик при виде лошади и отчаянно трусящих при каждой попытке на нее сесть?— и зачем они только хотят учиться ездить верхом?Сония была не просто красива?— она казалась ожившей картиной, принцессой из сказок, слишком ослепительной, весьма гордой, в меру кокетливой, слегка избалованной, но ей это шло?— как и модные, подчас даже по-европейски смелые наряды, как и уверенность, с которой она водила машину, как и детская непосредственность и смешливость. В ней чувствовался характер, живой и сильный, незаурядный для ее возраста, ее горячность не уступала его собственной, а еще?— им было неоднократно проверено?— если подойти под предлогом съехавшей набок сбруи и между делом случайной шуткой заставить ее улыбнуться, то можно совсем близко увидеть, как играет солнце на кончиках пушистых ресниц и переливается вокруг зрачков хризолитовая зелень.В этот омут хотелось нырнуть безоглядно. Он смеялся, с притворной самоуверенностью нес сущую околесицу и подначивал ее, но все острее чувствовал, что ходит по краю?— чего-то нового, головокружительного, еще неизведанного; что находится на волоске от чувства, которое сотрет все, что было раньше, и бесповоротно изменит его жизнь… что она?— Она?— тоже неравнодушна к нему, и лихорадочное волнение, смешанное с любопытством, охватывало его всякий раз, когда красный автомобиль въезжал в ворота клуба.Он спрыгнул с лошади, подошел к ней. Сония принялась хвалить его меткость, засыпая его кучей вопросов?— она говорила быстро, звонко, скороговоркой; Виджай уже привык к ее щебету, который звучал для него лучше пения птиц. Их болтовня привычно перетекла в легкий флирт?— на радость Ленгайе, который выразительно подмигивал и хихикал с видом зрителя в кинотеатре?— и оставалась таковой ровно до тех пор, когда на его вопрос, ради кого же она всегда приезжает раньше условленного времени, ее красноречивый взгляд дал ему однозначный и столь желанный ответ.Не веря своим ушам, он потребовал доказательств?— она поклялась и тут же перевела все в шутку. Виджаю ничего не оставалось, как подыграть ей, в процессе разговора предложив в подарок свою рогатку. Сония на это пожаловалась, что совсем не умеет с ней обращаться, и он вызвался научить ее стрелять, бесстыдно пользуясь возможностью ненароком приблизиться к ней и обнять ее под видом обучения стрельбе. Сердце стучало шально и гулко, от аромата ее духов и тепла ее тела?— а еще больше от ее косвенного признания?— упоительно кружилась голова. Было просто необходимо найти предлог ее поцеловать… и наконец он нашелся!Однако ни с чем не сравнимое блаженство попытался испортить телохранитель Сонии, дюжий гиппопотам в униформе, явно не наделенный ни интеллектом, ни чувством такта; пришлось его проучить, прокатив задом наперед на Могамбо под улюлюканье друга и оглушительный восторг Сонии. Драка, окончившася полной победой Виджая, снискала ему ликующее ?Ты настоящий супергерой!? и быстрый поцелуй в щеку, а затем девушка порхнула к машине, открывая дверцу водительского места.—?Эй, госпожа,?— окликнул он,?— тебе еще нужно многому научиться, помимо верховой езды и стрельбы!—?Чему это?—?Целовать следует не в щеки, а в губы,?— сияя от удовольствия, пояснил ей Виджай.Ничуть не смутившись, она ответила:—?И этому я тоже научусь! —?послала ему воздушный поцелуй, прыгнула в машину и умчалась, увозя с собой посрамленного телохранителя.Виджай помахал ей вслед, сопровождаемый простодушными излияниями дядюшки, прибежавшего на шум и впечатленного произошедшим не меньше Сонии. Потом его ждало занятие клуба, уборка конюшен и ревизия склада с Ленгайей. Весь день он летал как на крыльях, и даже снова разразившийся после обеда ливень, слишком холодный для марта, не испортил ему настроения?— вряд ли когда-то выдавалась такая отличная суббота!А ночью ему опять приснился тот сон.*Сложно сказать, когда это началось?— возможно, после того, как он еще ребенком три дня провалялся в бреду от сильной ангины; но, сколько он себя помнил, с разной периодичностью?— иногда чаще, иногда редко, но так или иначе видения возвращались и возвращались снова.Мерное кружение мельничных крыльев над головой, мутные очертания зданий?— темных громад, сминающаяся под ногами мягкая полевая трава, музыка солнца и ветра, мелодичный звон?— колоколов, браслетов ли? Картинки, ощущения, звуки сменяли друг друга, на грани яви и сна мелькали неясные тени?— и чужие, и знакомые, и светлые, и пугающие…В такие ночи сердце, казалось, беспокойно искало чего-то?— вслепую, наощупь; заходилось мучительной болью, обливалось тоской?— недетски тяжелой, горькой, как пепел, саднящей, будто открытая рана…Что-то держало его. Что-то звало. Тянуло к себе.Несдержанное обещание? Неотвеченная мольба?Он взрослел, и сны становились все реже. Не в силах понять их причину, он старался не обращать внимания, надеясь, что когда-нибудь они прекратятся совсем; к тому же, бодрствуя, можно найти занятия куда интереснее, чем утопать в размышлениях о причудах подсознания.Но в этот раз все было по-другому.Ему снова снилось поле?— зеленое море, расцвеченное желтыми пятнами бессмертника, снилась деревушка?— маленькие хижины да древние развалины среди высоких холмов. Мелькнуло на секунду прекрасное, величественное здание из белого камня, и его вид почему-то вызвал острую тревогу. Резкий, неприятный звук ударов меди о медь все возрастал, настойчиво кромсал пространство, которое искажалось, двоилось, пересыпалось, перетекало обрывками одно в другое, выхватывая из тьмы то пестро раскрашенную глиняную статую, то седые, изъеденные временем горы, то залитую светом долину, то браслеты, яркие звенящие браслеты в его руке…Опасность сгущалась в воздухе, как черная туча, и он, увязая в песке, бежал по дороге… нет, не бежал?— убегал, гонимый страхом, от которого не было спасения: страх рассекал кожу, проникал в кровь, не давал дышать, следовал по пятам и вдруг обрушился на него со спины?— отчаянным, душераздирающим криком…Он обернулся?— и проснулся, весь в холодном поту.До смерти перепуганный Ленгайя тряс его за плечо, и морок кошмара постепенно спадал, но паника никак не хотела ослабить удавку на горле; по мере того, как прояснялось в голове, она угасала, оставляя после себя не то холодящее предчувствие, не то привкус невыплаканных слез.***На улице стояла совсем уже весенняя жара. Дядюшка с Ленгайей уехали закупать впрок корм, а Виджай провел последний на сегодня урок и теперь ждал, удобно устроившись на крыльце и покусывая травинку. С минуты на минуту должна была приехать Сония?— когда он позвонил к ней домой, незнакомый голос сообщил, что она уже ушла. Странный это был голос?— вежливый, но печальный; Виджай попытался было завязать беседу, но вышло неловко: собеседник, как оказалось, недавно похоронил отца, и суровость, с которой он говорил, была вполне объяснима. Этот краткий разговор полностью вытеснило из его памяти присутствие Сонии, обрадовавшей его известием, что сегодня она может остаться в клубе хоть на целый день!Целый воскресный день, который они провели вдвоем.Звуки старого дядюшкиного радиоприемника бабочками уносились из открытого окна в высоту. Они танцевали все танцы, какие только знали, иногда даже не попадая в такт, хохотали и дурачились, словно дети, гоняясь друг за другом, прыгая по тюкам сена, устраивали целые соревнования, призом в которых неизменно был поцелуй?— к удовольствию и победителя, и проигравшего. Узнав, что Виджай немного учился игре на бансури, Сония упросила его сыграть; она вскочила на оставленную на арене маленькую белую карету и стала танцевать под аккомпанемент, гибкая и изящная, сама?— мелодия, рожденная ритмом его сердца.Ее наряд был цвета полуденного неба; шаль?— цвета летнего утра; а кожа была не иначе как соткана из лунной прохлады, и в ее глазах плескалась величайшая из тайн, и алой нежностью ее губ, словно небесной краской, лучился закат.И свет солнца сиял лишь для них двоих, и хмельное, сумасшедшее счастье полноводной рекой устремилось с заоблачных вершин, и Мечта тихо сошла на землю, осеняя влюбленных радужным крылом.День, мелькнувший как миг?— и равный вечности.***—?Сония, я могу дарить тебе только стеклянные браслеты, а не золотые…Они полулежали на огромной охапке свежего пушистого сена, и он держал ее нежное запястье, рассеянно перебирая браслеты, которые подарил ей сегодня и которые удивительно подошли к ее коралловому с золотом платью. Сонное апрельское солнце то скрывалось за плотными жемчужно-серыми облаками, то появлялось вновь, словно не могло не подсматривать за ними.—?Что с тобой сегодня такое, Виджай? Что ты говоришь?—?Да, я полюбил тебя, но не подумал о том, что ты?— принцесса, а я?— пыль придорожная. Смогу ли я дать тебе всё… —?на мгновение он замялся, и Сония прервала его:—?Ты считаешь, что богатство?— это всё?Он молчал, не зная, как лучше объяснить ей, что…—?Нет, Виджай,?— она настойчиво ловила его взгляд. —?За деньги можно купить роскошную кровать, но не сон; еду, но не голод; за деньги можно купить тело, но никогда не купишь любви!Он посмотрел на Сонию с изумлением и нежностью, не ожидая услышать такую пылкую убежденность в ее голосе и увидеть пламенное воодушевление в ярко-зеленых глазах.—?Настоящая любовь?— вот самое большое богатство в мире, Виджай! Богатство, которое есть у тебя… и есть у меня. Твоя любовь, твоя преданность…Она приподнялась?— плавным, грациозным движением, подняла руку на уровень глаз, провела тонкими пальцами по хрупким блестящим обручам, любуясь ими; розово-золотистые отблески солнечными зайчиками играли на ее лице, оттеняя ее невероятную, совершенную красоту?— создание иного, прекрасного мира, дивный ангел…—?Эти браслеты?— мое самое дорогое сокровище. Я никогда не расстанусь с ними…Виджай встал следом, не отрывая от нее взгляда, и когда Сония ласково коснулась ладонями его щек, вдруг порывисто обнял ее.От этих искренних слов бесследно растаял сковывавший его панцирь сомнений; ее благородство затронуло внутри самые глубокие струны, решительно изгоняя неотвязное чувство вины. Он сжимал Сонию в объятиях, всем своим существом ощущая ту любовь, о которой она говорила?— теплый, благословенный свет, окружавший их невесомым хрустальным куполом; казалось, все вокруг состоит из него, и даже сами они?— из него, и счастливое, ничем не омраченное будущее ждет их, улыбаясь…Он никого не любил так, как ее, и знал, что это?— навсегда.*К вечеру небо совсем затянуло тучами, духота усилилась. Надвигалась непогода. Однако в пику хмурившейся природе настроение у Виджая было просто прекрасным. Он, как обычно, занимался лошадьми вместе с Ленгайей, чьи ворчливые замечания, предостерегавшие его от печальной участи Ромео или трагической судьбы Меджнуна, только больше веселили…Тем неожиданнее было появление незваных гостей.В воротах появились пятеро, одним из которых был телохранитель Сонии. Шедший впереди всех высокий брюнет с напомаженными усиками, в залихватски сдвинутом набок красном берете остановился прямо напротив Виджая и пафосно заявил, явно подслушав заранее их разговор:—?Если ты готов рисковать ради чувств жизнью, то берегись, потому что твоя смерть в моих руках!Виджай иронично протянул:—?Смерть тигра?— в руках комара?..—?Что это еще за помеха на пути истинной любви? —?осведомился Ленгайя, смерив гостя недоверчивым взглядом.—?Заткнись! —?рыкнул тот; казалось, еще немного, и он начнет по-жабьи раздуваться от чванливости. —?Я?— жених Сонии, сын Дурджана Сингха, мое имя?— Сурадж Сингх!Одновременно с последними словами он выстрелил из маленького пистолета, но Виджай, чья реакция благодаря многолетним тренировкам была превосходной, укрылся от пули бывшим у него в руках седлом и с места прыгнул за ограду конюшни. Когда вторая пуля просвистела над головой, он нашел взглядом висящую на стене рогатку, пытаясь подобраться к ней, рывком встал, но не успел дотянуться?— новый выстрел заставил его снова плашмя упасть за перегородку. Услышав топот приближающихся башмаков, он резко поднялся, с натужным криком бросил вперед огромное колесо от старой повозки, удачно сбив с ног двоих, и ринулся в бой.Драться с несколькими противниками сразу ему пришлось впервые, однако недостаток опыта с лихвой покрывала ловкость?— и справедливая злость. Неповоротливых бандитов он держал на расстоянии, маневрируя между ними так, чтобы не дать Сураджу выстрелить, а затем, изловчившись, выбил у него из рук пистолет. Но тут снова вмешался телохранитель. Виджай поочередно отбивался то от него, то от здоровяка в клетчатой рубашке, верный друг вооружился толстой палкой и лупил еще одного нападавшего, и никто не видел, что Сингх подобрал оружие. Раздался крик ?Ублюдок!? и короткий выстрел?— однако на пути Сураджа неожиданно возник Пестон-джи. Пуля попала ему в плечо; старик упал бы навзничь, если б Виджай не подхватил его. Ленгайя вскрикнул и кинулся к ним, помогая поднять бесчувственного дядюшку.Время замедлилось, кровь закипела, и зрение застила доселе неведомая ему ярость, вопрошающая?— где же расплата для того, кто посмел причинить вред безгранично уважаемому им человеку? …Виджай вскочил. Сурадж усердно нажимал на курок, но пули закончились; он наудачу швырнул пистолет, от которого Виджай увернулся на ходу и накинулся на противника с удесятеренной силой. Они сцепились, роняя и разбивая все на своем пути. В рукопашном бою жениху Сонии было сложно равняться с Виджаем: его пальцы сомкнулись на глотке Сураджа, и тот, вырываясь, прокричал:—?Сожгите тут всё!Кто-то из негодяев метнул в конюшню зажженный факел. Сухое до звона сено мгновенно вспыхнуло, и Виджай, до того с размаху отправивший соперника в полное воды корыто, бросился к тюкам, схватил попавшуюся под руку попону и стал пытаться сбить пламя. Под беспокойное ржание лошадей он ураганом носился по разрушенному борьбой и пожираемому огнем строению, безуспешно стараясь остановить стихию, пока Ленгайя, еще не полностью отошедший от шока, тащил тяжелого Пестона-джи к выходу. Схватив брошенный одним из бандитов меч, Виджай разрубал веревки, которыми были привязаны животные, но страшный пожар брал свое, все вокруг было поглощено пламенем, от удушающего дыма болела голова, и счет уже шел на секунды…Убегающие прочь поджигатели обернулись на грохот, и увиденное вызвало у них злорадный смех: охваченная гигантским пламенем крыша тяжело и бесславно рухнула, наверняка похоронив под собой незадачливого влюбленного с его никому не нужной любовью.