1 часть (1/1)

Иногда Негиши хотелось громко, просто до неприличия громко стукнуть себя по лбу ладонью и выругаться в лучших традициях Краузера. Очень сильно хотелось. Внутри него поднималась обжигающими всплесками лавы волна гнева, пальцы сжимались в кулаки, а в голове звучали подобно раскатам грома первые ноты первого сингла?— ?Убийство?. Негиши дружелюбно улыбался Юри, кивал знакомым и быстро успокаивался. Как казалось остальным. Громоподобные слова-текст первого сингла все еще звучали, временами становясь похожими на текст ?Лютого зверя?, в такие моменты ему вспоминалось, как он решил ?съесть? фальшивку. Да, тогда бешенство и гнев были сильнее, они буквально топили его, погружали с головой в пьянящую лаву, холодную, жидкую и контрастно горячую, разъедающую его сознание и приносящую невероятное наслаждение. В такие моменты, когда ярость такой силы накрывала его, ему невероятно, просто до безумия сильно хотелось ударить Юри. Ударить так, чтобы она и встать не смогла, ему хотелось ударить и Саджи, ему хотелось… Много чего хотелось! Да, великий Джек! Он не понимал, что с ним! Точнее, он то прекрасно понимал, что с ним происходит, а вот остальные ничего не понимали! Ничего они не понимали, они смотрели прямо на него, но видели сквозь него. А в это время он сгорал и пожирался собственными чувствами, он сгорал от негодования.Все они жили жизнь той, которая была ему недоступна, обожаемые всеми, любимые и понимаемые, они занимались тем, чем хотели, а он разлагался, смешивался с металлом и еще пытался отрицать Краузера, еще пытался отрицать самого себя. Но это было бесполезно, и понимание пришло, ворвалось в его жизнь после побега, и он с еще оставшейся толикой смирения кивнул самому себе и все же со скрипом, с тяжестью принял его. И тут же показалось, что воздух наполнил его самого, стало легко, стало хорошо, а толпа кричащая и возносившая его не казалась больше омерзительной. Эта толпа принадлежала ему. Но все же ему было немного больно. Он так и не смог показать миру действительно свою музыку, мир не принял его пацифизма, мир разжевал, перемолол его, исказил и выплюнул в виде Краузера. Краузера?— убийцы, насильника и просто больного ублюдка.А друзья еще смотрели на него и пытались разобраться. Что же не так с Негиши? Что с ним происходит? Как же такое могло произойти? Как из милого и доброго парня начинает получаться странное нечто, которое не гнушается назвать милую девушку жирной блядью и предложить по ходу дела изнасиловать ее? Пусть по пьяни, пусть изредка, но почему в тенях, почему в движениях, почему в отзвуках голоса они видели больше не Негиши? Они видели рождение неизвестного монстра. Видели и не подозревали, что видят не рождение чудовища, а его рассвет, время явления миру. И монстр вовсе им и не незнаком, монстр?— это сам Негиши. В такие моменты Юри только и могла визжать и кричать слова ненависти, в такие моменты все знакомые отшатывались от него и хотели сбежать, но стояли на месте и закрывали свои глаза, радостно покупались на очередные отговорки-уверения, на оправдания, на ложь. В такие моменты он вспоминал свой первый крупный концерт. Вспоминал и хотел улыбаться, ухмыляться, скалится, смеяться, он правда в такие моменты хотел убивать. Убивать этих нихера не видевших людишек.Давайте принесем жирную свинью в жертву!Но нет, Соичи ничего из этого не делал, он все также улыбался взволнованной Юри, и все опять верили, что все хорошо. А в голове уже проносились слова-текст ?Гротеск?, а потом все начиналось сначала, и он опять сжимал кулаки, он опять улыбался, он опять захлебывался в ослепительно-красной лаве, которая наверняка состоит из чужой крови, он опять тонул в своем гневе. А они верили, что все хорошо. Но он задыхался в пожаре из их заботы, из их идеальности, якобы наивной и доброй, но такой детской, подростковой. Забавно! Забавно! Они были не выросшими детьми, которые верили во все хорошее, хотели давать второй шанс, а потом удивлялись: почему же их поимели? Хотя, он и сам был не лучше, он сам наивно верил до последнего, что время Краузера закончится, что он сможет играть милые и добрые песни, нести свет в мир. Бедненький наивный придурок, этот мир плевал на свет, мир оказался очарован темно-красными отсветами тьмы, насилия и убийства.Все эти пустые слова, вся эта слепота выводила его из себя, раздражала, заставляла выворачиваться наизнанку, и на свет выходил Краузер. Краузер скалил клыки неестественно длинные, нечеловеческие. Краузер бил. Краузер правил демоническим балом из толпы сошедших с ума фанатов. Краузер наслаждался свободой и властью. Но это тоже было его ложью все эти пять лет, пять лет как он покинул свой дом. Это делал не Краузер, это делал он сам. И неожиданно понимание, открытие, принятие, дало ему отдушину?— концерты. Он мог вздохнуть, стряхнуть с себя пепел, оставить за собой развороченные горы, сожженные города, в такие моменты он мог быть собой. Большей теперь частью себя. В такие моменты он мог не бить себя рукой по лбу, в такие моменты он мог не оглядываться на склизкую, неестественную улыбку Юри, в такие моменты он мог не сгорать в лаве. В такие моменты он растворялся в ней. И существовать становилось чуть проще. Блять, да оказывалось, что быть больным ублюдком Краузером не так плохо! Неторопливо, иногда чуть проскальзывая в сознании звучали слова самой знаменитой песни Джека, который оказался не таким уж и сумасшедшим, по крайней мере по сравнению с его, Краузера, фанатами. Текст-слова ?Факингемского Дворца? ненавязчиво проплывали среди очередного вороха его мыслей. И даже после концерта, когда слова исчезали, а на фоне снова звучал первый сингл?— ?Убийство?, все казалось не таким уж и отвратительным.—?Эй, Негиши, ты задумался, у тебя все хорошо?—?Конечно, Айкава-сан. Все в полном порядке! Как новый номер ?Гламур-Гламур??—?О! Все просто…Охрененно. В конце концов, тонуть в лаве не так уж и плохо, особенно когда эта лава больше не растворяет тебя в невыносимом жаре, который будто не принадлежит этому человеческому миру.