Необъяснимый феномен (1/1)

Его учили, что чувства должны поддаваться логике. Учили, что логике поддается все. И он верил. Потому что это было правильным. С этим убеждением Спок прожил большую часть своей жизни. И это действительно, казалось, работало всегда и на всех, кроме него. Странного, невозможного, совершенного невероятного человека. Джеймса Тиберия Кирка. Кирк не поддавался логике ни земной, ни тем более вулканской. Он по десяток раз за миссию делал вещи, которые могли привести к неминуемой гибели. Которые неприменно привели бы к гибели любого капитина. Кроме него. И казалось бы Спок должен был бы волноваться и беситься, мечтать подчинить капитана логике или даже сбежать в другой конец Галактики. Но этого не было. И это было необъяснимо. Никто не смог бы этого понять, кроме него самого. Поначалу Спок и правда хотел сбежать. Но трезво рассудил, что сначала необъяснимый феномен надо изучить. Потому что никто, кроме него этого больше не сделает. Не увидит и не сможет. И чем больше Спок погружался в феномен, тем больше он его манил, притягивал, привязывал к себе. Джим Кирк был как сверхновая звезда, горящая постоянно. Он затягивал и опалял. Его разум был глотком чистой артезианской воды. Редкой и живительной. Джим был необычайно живым, солнечным, загадочным. В него влюблялись. За его голосом шли, а сам он, казалось, этого и не замечал.По крайне мере не принимал как должное. И даже наоборот. Сам все время влезал в неприятности за всех. Этого Спок решительно не понимал.Не понимал, как может Кирк не осознавать собственной ценности настолько, чтобы так собою рисковать. И на все попытки вразумить его Кирк только смеялся, будто разговор о его ценности это какая-то шутка. Смеялся и говорил, что и втрое не так ценен как сам Спок. А Спок самым решительным способом доказывал, что он неправ. Решительным и очень интимным. Спок готов был доказывать это вечно. Ведь сам Спок, чем больше изучал, тем больше понимал Кирк бесценен. Его разум, его сила, его характер - нечто уникальное И ему - Споку - никогда не будет нужен никто больше. Никто, кроме его капитана. Хотя это и казалось невозможным для всех до него.