Облигато (1/1)

Он заливает в себя сто грамм водки из пластикового стаканчика отработанным за годы карьеры движением. Алкоголь давно перестал жечь глотку, надорванную тысячей песен в сотнях городов, и морщится Кирилл то ли по привычке, то ли от того, что солнцезащитные очки на голове от резкого движения соскальзывают назад и падают. А он, дурак, оступается и давит их мыском кеда, давит до противного хруста, и, осознав, что они уже пали смертью храбрых, еще сильнее втаптывает их в пол, пока стекло не превращается в мелкое крошево. Здоровья погибшим, как говорится. Двумя пальцами, будто мертвую крысу, он подбирает очки за дужку и кладет на столик, между бутылкой ?Пяти озер? и пачкой ?Marlboro?.?В попытке избежать своего отражения в зеркале – ничего нового или хорошего он там все равно не увидит – Кирилл бросает взгляд на маленькие часики, видимо, оставленные намеренно как напоминание особенно нерасторопным артистам, чтобы не опаздывали на выступление слишком сильно. Часовая и минутная стрелка сливаются в некрасивую черную загогулину, указывающую на девятку. Ему хочется бросить часы на пол и раздавить и их тоже, но он, удивляясь самому себе, не делает этого.?Снова вливает в себя водку и закуривает. Зал может подождать пять-десять минут. Может и все пятнадцать. Выходить на сцену без очков не хочется, и Кирилл надеется, что, если он накидается как следует, они либо волшебным образом починятся, либо ему станет похуй.?Без очков он на сцене – как без рук. За темными стеклами можно спрятать сухие во время трагичных вздохов и всхлипов глаза, а если вдруг пробьет на слезу – приподнять очки и посмотреть в камеру и на первые ряды, мол, видите? Довели ищущего выход.?Он рывком встает и направляется к выходу из гримерки. Сквозняк из открытой двери смахивает со стола пустой стаканчик, и в его стуке о пол Кириллу слышится насмешливое цоканье.?Уже на подходе к сцене паренек из стаффа протягивает ему наушник, похожий на устройство из шпионского фильма, и микрофон. Кирилл старается не думать о том, насколько ему не хочется выходить на сцену – так проще заставить себя сделать что-то.– Нет, чего-то не хватает, – бормочет юноша, не столько Кириллу, сколько самому себе.?Секунду подумав, он снимает с выреза футболки свои очки, поверх каждого стеклышка вписано по белой пятиугольной звезде.?– У тебя очки – часть образа, ты на всех фотосессиях и концертах в них. Сейчас их нет, наверное, разбились, а замены нет. У меня, конечно, дешевая паль с алиэкспресса, но, если тебе нужно, возьми, – у парнишки чуть хриплый голос, и говорит он скороговоркой, то и дело поправляя спадающую на лоб выцветшую челку.?В очки Кирилл вцепляется, как утопающий – в спасательный круг.?– За мной должок, – говорит он, надевая их. Удивительно, как дешевая оправа за триста рублей может так хорошо сесть: нигде не жмет, не болтается. Красота, – верну потом.?Паренек пожимает плечами, будто дальнейшая судьба очков его не интересует, и отворачивается. Черная форменная футболка болтается на нем, как на швабре, долговязой и тощей. Кирилл без особых усилий выбрасывает его из головы и направляется к сцене.***Зал тонет в неоново-голубом свете. Мир, втиснутый в белую звезду, состоит из теплого скользкого пластика микрофона под пальцами, гула толпы, который вот-вот заглушит музыку в наушнике, пересохшего горла и вымокшей футболки. Лица в первом ряду смазываются, кажутся неотличимыми друг от друга, и Кирилл подходит к краю сцены, чтобы убедиться в том, что это разные люди. Тысячи пар глаз пожирают его, но он научился растворяться под их взглядами, чтобы не чувствовать себя обнаженным.В его кошмарах, мучительных и вязких, как смола, у зрителей в зале нет лиц, лишь черные провалы вместо глаз и мерзкие бездонные пасти, синхронно открывающиеся в такт музыке. Просыпаясь, Кирилл ощупывает лицо, потому что во сне его преследует ощущение, что он и сам такой же – с жуткой маской, приросшей к коже.?Он стряхивает с себя лоскутки образов и допевает куплет, идеально сорвав голос в самом конце. Он поднимает руку – как белый флаг. Он поворачивается спиной к залу, замирает на миг, – а затем падает назад.?Чужие руки ловят его, он тонет в запахе пота и восторженных голосах. Пальцы касаются его тела, кто-то умудряется оставить на его щеке влажный поцелуй, и он плывет по этому живому морю, чувствуя себя Гренуем, которого толпа вот-вот разорвет на кусочки. Вот он, такой уязвимый и весь ваш, забирайте всего, без остатка – только было бы что забирать.Каждый ебаный раз ему страшно, что никто не подставит рук, но в то же время каждый ебаный раз он надеется, что его не поймают.***Когда свет гаснет, и он скрывается за кулисами, в голове у него ни одной мысли. Он хочет сказать себе, что честно пытается найти парнишку-владельца очков, которые сослужили прекрасную службу и спасли его глаза от вспышек фотокамер, но на самом деле он не пытается. В суетливости стаффа в коридоре Кириллу видится какая-то навязчивая жажда жить, напускная и натужная, но он послушно старается не огрызаться в ответ на просьбы и даже улыбается на нескольких фотографиях.??Можно селфи???Распишешься на моей груди? Ха-ха, шучу, вот блокнот?.?Кто пустил сюда фанаток? А, это двоюродная сестра фотографа? Ладно?.?Еще пару фоток, пожалуйста??Гримерка кажется Кириллу тесной, словно ее стены хотят раздавить его хрупкое вымотанное тело. Он переодевается в сухую футболку и накидывает мантию, подбирает с пола стаканчик и выливает в него остатки водки. Голубую бутылку хочет опустить в ведро для мусора, но передумывает – видит в этом какую-то насмешку, мол, смотрите, не просто алкоголик, но алкоголик воспитанный. Культурный, мать его.?Раз уж он нарек себя некультурным, бутылку можно и разбить, но сил на это нет, так что он оставляет все на своих местах.?Кирилл щелкает зажигалкой, затягивается и закрывает глаза. Чистая одежда дает иллюзию чистого тела, но он все еще чувствует каждое прикосновение липких разгоряченных пальцев, царапины от девичьих коготков.Тур вымотал его, выжал, как половую тряпку, и он лелеет мысль о том, что сегодня он будет ночевать не в отеле, а у себя дома, пусть в холодной и неуютной, но своей квартире, из которой не надо выписываться не позднее двенадцати дня, а бонусом идет бесплатный мини-бар.?– Можно? – Кирилл не оборачивается на голос, смотрит в зеркало, в котором видно дверной проем и юношу в нем – того самого, который случайно спас его концерт.?– Заходи. Ты за очками??Он неопределенно качает головой, закрывает за собой дверь.?– Обычно в гримерках устраивают мини-вписки и зовут своих друзей, – говорит он вместо ответа, – у тебя тут прям пусто. Одиноко.?– Ну вот такой вот я. Решил никому не давать проходок, – Кирилл тянется за следующей сигаретой, поворачивается и наблюдает, как незнакомец собирает осколки стекол веником. Пряди волос то и дело спадают ему на лоб, и он раз за разом поправляет их, снова и снова, как какой-то механизм, как заведенный, как неживой, как человек из кошмара…?– Посмотри на меня, – не выдерживает он.– Чего? – переспрашивает парень, поднимает голову, и Кирилл облегченно выдыхает, понимая, что у незнакомца обычное лицо.?– Устал просто. Померещилось. Не обращай внимания.?– Как скажешь, – он продолжает мести пол, будто убирая только ему одному видимые кусочки стекла, – я вообще пришел покурить.?– Улицу для лохов придумали? – интересуется Кирилл, беззлобно, потому что паренек ему не мешает, наоборот даже, скрашивает вечер.– Во-первых, там дождь и холодно, даже в куртке. Во-вторых, на парковке у входа курить нельзя, нужно идти за ограждение, а там – твои поклонники.– Ясно. Ты очки забери. Сигареты свои или стрельнуть??– Свои, – юноша сметает осколки в совок и выбрасывает в ведерко.?Он подходит к столику, садится на пол по-турецки, скрестив ноги. В изгибе спины Кирилл видит выпирающие позвонки. Красивый. Несмотря на нескладность и подростковую угловатость, как у олененка, несмотря на растрепанные, как шерсть дворняги, волосы, – небрежность, по которой не скажешь, умышленная ли она или неосознанная. Кирилл протягивает ему очки, расстояние между их пальцами – тринадцать сантиметров, от дужки до дужки.?– Андрей, – говорит паренек, напяливая очки на нос, и достает пачку ?винстона?, – у тебя тут даже менеджера нет??– Сегодня я сам по себе, – усмехается Кирилл, отхлебывает из стаканчика. Говорить о том, что с Асей он повздорил, и довольно сильно, он не хочет. Водка плохо утоляет жажду, от табака сушит рот, но на это вполне можно не обращать внимания.–? Ты пьян, – говорит Андрей, без осуждения, а как факт, – и на сцене был пьяным.?– Нет, это ты трезв и нагл. А я закончил тур и имею полное право выпить.?Паренек поводит плечами, мол, дело твое. Пепел стряхивает прямо в ведерко, и со стула Кирилл видит, как он серым снежком опускается на осколки очков, хоронит их под собой. Думать о символизме не хочется.– Ты говорил, что за тобой должок. Мне нужна помощь, – Андрей вертит сигарету в руках. Его пальцы унизаны причудливыми кольцами – в форме змей и насекомых, с орнаментами, напоминающими руны.– Звезд с неба не достану, но по мелочи помогу.– Выведи меня отсюда. Не хочу еще час, а то и два, тут торчать. На меня и так сегодня чуть софит не упал, но Оля – сука, она меня до конца смены не отпустит.?– А ты кем тут работаешь? – интересуется Кирилл.?– По мелочи: подай, принеси, уйди, не мешай. Меня вообще пустили к сцене только потому, что у Сани живот прихватило. Обычно я что-то где-то убираю или ношу.?– Считай, что нам обоим повезло, что у Сани прихватило живот, – усмехается Кирилл в ответ, – сомневаюсь, что у него нашлись бы очки для меня.?– Я передам ему при встрече, – говорит Андрей настолько серьезно, что непонятно, сарказм ли это или он просто отшучивается.?– Иди к своей Оле. Где она сидит вообще??– И что я ей скажу??– А ты ничего не говори, просто крутись рядом. Где она сидит-то??– Сейчас, наверное, руководит погрузкой твоей аппаратуры. Злая, как собака, обычно она это делает вместе с менеджером, а тут все самой приходится. Если что-то потеряется – ты знаешь, кого винить, – Андрей кривится, тушит окурок и встает, – это недалеко от заднего выхода, если что.?– Вот туда и иди. И имитируй бурную деятельность у нее на глазах. А потом подыграй мне.?Когда за юношей закрывается дверь, Кирилл выжидает секунд тридцать и тоже выходит из гримерки. Коридор опустел, где-то в отдалении раздаются приглушенные голоса, и на пару минут, пока он ищет выход во двор, ему становится почти все равно. Почти никак. Охранник, лицом похожий на разваренный пельмень, говорит, что на улице все еще неспокойно, имея в виду то ли непогоду, то ли фанатов.?Кирилл толкает дверь и выходит на небольшое крыльцо. Он мог бы позвонить Вадиму, водителю, который своим широким мужественным плечом закрыл бы его от чужого обожания, но ему слишком лень доставать из сумки-почтальонки телефон. Машина стоит где-то неподалеку, Вадим его увидит и выйдет сам. Или не выйдет. Похуй.?Он не смотрит на пеструю мешанину лиц за грязной серой перегородкой, не вслушивается в крики охранников, которые эти решетки придерживают, чтобы за них не прорывались. Отмечает хорошую организацию – парковка и оборудование защищены от посторонних – и направляется к фигурке в белом целлофановом дождевике.?– Ольга? – протягивает он руку, и женщина поднимает взгляд на него. На ее планшете не разобрать надписей под дождевыми каплями, покрывающими экран. – Я пришел сказать спасибо за организацию мероприятия. Все было на высшем уровне. Я надеюсь, что в райдере*, который вам передала Ася, указан адрес отправления аппаратуры.?Взглядом он ищет Андрея – и находит его за складыванием какого-то кабеля в нескольких шагах.?– Мне жаль, что она не смогла присутствовать лично сегодня, – продолжает он, – но вы отлично справляетесь и без нее. Я могу чем-то помочь??– Это моя работа, Кирилл, – Ольга улыбается, скорее из вежливости, чем искренне, – райдер составлен идеально, так что передавайте Асе мои благодарности.?– Кабель jack-jack погрузили, на бирке номер двадцать один, – Ольга кивает и отмечает что-то в планшете. Андрей очень вовремя подал голос, и Кирилл как бы невзначай смотрит на него, хмурит брови.?– Андрей? Андрюха, ты что ли??Тот вскидывает голову:– Кирилл??– Андрюха, сколько лет, сколько зим! – Кирилл подлетает к нему, обнимает, похлопывает по плечу. Кажется, обычно так встречают старых друзей? Поворачивается к Ольге, объясняет: – Со второго курса не виделись, года четыре, считай, если не больше. Кореш мой старый.?– А я думал, не вспомнишь меня, – Андрей выходит из ступора, пихает Кирилла локтем в бок, не сильно, но ощутимо – думал, ты зазвездился совсем.?– Ой, после того как мы философию вместе сдавали, как тебя не вспомнить, – отмахивается в ответ и снова обращается к Ольге: – Слушайте, можно я его у вас украду повспоминать студенческие годы? А то вы же знаете, потом то я не смогу встретиться, то он забудет.?Он все еще приобнимает Андрея одной рукой, надеясь, что не слишком нагло прижимается к нему. Под ладонью на плече – остро и костляво. Ольга хмурится, но в итоге отмахивается от них.?– А помнишь, как мы в общагу к девчонкам лазили? – продолжает Кирилл, пока они идут к черному мерседесу, и Андрей кивает, давит смешок, и лишь у самой машины говорит тихое ?спасибо?.?– Куда тебя подвезти? – Кирилл подносит руку к стеклу, чтобы постучать, но Вадим опережает его и выходит, чтобы открыть двери.?– До Горьковской. Спасибо еще раз. Я смены с Ольгой терпеть не могу, ты видел, она до последнего сомневалась, отпускать ли нас??– Ну, я бы тоже задумался, но не настолько долго, конечно, – Кирилл растекается по сиденью автомобиля. Пятнадцать минут по ночному Питеру – и он будет дома. Взглядом рассеянно блуждает по телу Андрея, напоить бы, уложить рядом, покрывать худое тело поцелуями… – Не хочешь выпить со мной??Паренек качает головой.?– Как-нибудь в другой раз, может. Вот тут остановите, пожалуйста, – и прежде, чем Кирилл успевает сказать ему, что он ничего не знает, кроме его имени, Андрей выскальзывает из машины и растворяется в влажном сумраке улицы.??*Облигато - партия инструмента, которая не может быть опущена и должна исполняться обязательно указанным инструментом.*Райдер – список требований к организатору концерта, которые выдвигают артист и его команда.