IV часть (1997 г.) / 1 глава (1/1)

IV1997 г. … и никого не защитилаВдали обещанная встреча,И никого не защитилаРука, зовущая вдали... Александр Кочетков ?Баллада о прокуренном вагоне?, 19321Я наблюдаю за Керри. Наблюдаю украдкой, просчитывая каждый свой взгляд; я отмеряю время, складываю секунду к секунде и отворачиваюсь. Отворачиваюсь всякий раз вовремя. Меня невозможно поймать. Я не оставляю себе права на ошибку. Никто, даже Керри – и особенно Керри! – не должен узнать о моем тайном пороке. Я наблюдаю за Керри. Каждую нашу совпавшую смену. Не упуская ни единой возможности. Я не свожу с нее глаз. Честно пытаюсь завязать, стараюсь отвлечься, переключиться, полностью сосредоточиться на работе, но я продолжаю наблюдать за Керри. Куда бы она ни пошла, чем бы она ни занималась, я ищу ее взглядом. Я следую за ней, выискиваю предлоги, чтобы побыть рядом. И я никогда не заговариваю с ней первым.Подобно последнему извращенцу, вуайеристу, только и способному тайно пялиться на обнаженных девушек, я наблюдаю за Керри. Каждую нашу совпавшую смену. И только одно ?но? формально отделяет меня от всей этой похотливой братии: объект моих притязаний всегда одет, и никогда – вызывающе. Белый халат, строгие, наглухо застегнутые блузки и кофточки – вот чем довольствуюсь я в своих наблюдениях. Вот чем мне приходится довольствоваться.Как когда-то в юности, я наблюдаю за Керри. Не заговариваю с ней первым. Держусь поодаль. Выбираю идеальное место и не свожу с нее глаз.Я ненавижу ее новую стрижку, превращающую женщину, которой совсем еще недавно я клялся в вечной любви, в незнакомку.Я люблю ее новую стрижку за то, что она превращает женщину, которую я все еще пытаюсь разлюбить, в незнакомку.Мне нравится ее новая стрижка.Больше всего на свете я хочу перестать думать о ее волосах!Я наблюдаю за Керри. Склонившись над ворохом медицинских карт, она сосредоточенно вписывает результаты анализов в историю болезни своего пациента. Я наблюдаю за ней со спины – один из моих любимых ракурсов. Коротко остриженный затылок выглядит беззащитным. Волосы, вернувшие себе природную яркость, вспыхивают в свете лампы всеми оттенками красного. Я наблюдаю за Керри, мысленно отсчитывая секунды, и отворачиваюсь. Злюсь на себя за то, что вновь позволил себе поддаться постыдной слабости, но при следующей же удобной возможности занимаю выгодную позицию и продолжаю наблюдать.Керри разговаривает с Марком. Он говорит ей что-то смешное, и она смеется. Я наблюдаю за ними издалека, но до меня долетают их неразборчивые голоса и смех Керри. Я наблюдаю за тем, как, смеясь, она запрокидывает назад голову. Наблюдаю за тем, как ее ладонь касается его плеча. Я мысленно приказываю себе отвернуться. Приказываю себе перестать ревновать. Я говорю себе, что пытка скоро закончится. Но я не могу отвести от нее глаз. Новая стрижка украшает ее, зрительно делает Керри моложе. Я наблюдаю, как Марк поднимает руку и привычным, рассеянным жестом проводит по ее волосам. Я вижу, как всеми оттенками красного вспыхивают пропущенные между его пальцами пряди. Это зрелище делает меня несчастным. Смех Керри причиняет мне боль. Я отсчитываю отведенные мне секунды и отворачиваюсь. Досчитываю, отворачиваюсь и ухожу прочь. Я сбегаю от ее смеха, запрокинутой назад головы и волос. От пламенных, вспыхивающих на свету медными сполохами волос и от прикасающегося к ним мужчины. Убегать – это мой выбор. Мой выбор и мое право. Несколькими днями ранее я сам попрощался с Керри. Я рассказал ей о своем новом месте. Назвал дату отъезда и почти искренне пожелал ей счастья. Она не заплакала в тот момент, и за это я был благодарен ей.Она не заплакала, когда я сказал ей: ?Прости, и будь счастлива?, и, чтобы в кровь не разбить ее растянутые в лицемерной улыбке губы, мне пришлось спрятать руки в карманы халата.Я наблюдаю за Керри. Устало перебрасываясь фразами с нашей коллегой, она собирается ехать домой. Я наблюдаю, как Керри снимает халат, и привычно отмахиваюсь от расстраивающей меня мысли. Я гоню ее прочь, мысль о том, как похудела Керри после смерти отца. Мы не говорили об этом. Точнее она пыталась поделиться со мной, но я не стал ее слушать. Я разглядываю кукольного размера блузку, болтающуюся на ее исхудавшей фигурке, и изо всех сил стараюсь заставить себя прекратить думать о том, что она так и не оправилась от потери. Я рассматриваю синяки под ее глазами, скорбную складочку в уголке рта; она замечает мой взгляд и окатывает меня зеленой волной холодного безразличия. Я хочу отвернуться, хочу сбежать, ускорить отъезд из города, но я продолжаю таращиться на ее лицо. Новая стрижка добавляет ей возраста. Я думаю о том, что она выглядит больной. Больной и смертельно усталой. ?Я виноват?, – слова покаяния буквально рвутся с моего языка, но я не произношу ни слова. Не потому что не чувствую за собой вины. Не потому что не понимаю, что бросить ее спустя всего лишь неделю после похорон отца было подло. Я не произношу ни слова, потому что малодушно боюсь подарить себе ложную надежду на чудо. Мне страшно зацепиться за мысль о том, что не все потеряно. Страшно поддаться желанию притянуть Керри к себе, обнять ее, вдохнуть запах ее волос. Если с моих губ сорвутся слова покаяния, последствия могут стать необратимыми. Я никуда не поеду. Керри попросит дать ей ?еще немного времени?. Мы стряхнем пыль с наших масок, водрузим их себе на лица и возвратимся к до дрожи осточертевшей игре. Роль любовника. Роль любовницы. Роли людей, не разочаровавшихся в жизни, себе и друг друге. А потом Марк назначит дату свадьбы. Керри заплачет и скажет: ?Он просто ни о чем меня спросил!? Я, скорее всего, в первый раз в жизни ударю ее по лицу. Она, скорее всего, обрадуется пощечине. Я не смогу бросить ее. Она не решится бросить Марка. Он попросит меня стать его шафером. А кульминацией этого самого пошлого в мире сценария обернутся вовсе не гипотетические полоски на тесте на беременность. Два возможных отца. И одна запутавшаяся в чувствах и обязательствах мать. Я боюсь этого сценария; не хочу оставить ему ни лазейки. Я молча продолжаю смотреть на Керри. Отсчитываю секунды, оставшиеся до момента, когда мой взгляд мог бы быть истрактован не как случайный, но как многообещающий, с тайным подтекстом. Секунды истекают, и я скрепя сердце поворачиваюсь к собеседнице Керри. Я желаю обеим приятного вечера и заставляю себя не смотреть им вслед. На другой день ситуация повторяется. Я дорабатываю свои последние дни в Каунти, окружной больнице Чикаго. В месте, с которым у меня связаны тысячи самых разных воспоминаний. Иногда я хочу остаться, порой принимаюсь мысленно торопить время. Неизменным остается одно: я делаю вид, что сосредоточен на работе, которую выполняю, но на самом деле я продолжаю наблюдать.Я наблюдаю за Керри. Жадно ловлю каждый жест, каждый взгляд, каждый поворот головы. Я хочу запомнить ее, ?надышаться перед смертью?, насмотреться вдоволь, впрок… Я наблюдаю за ней. Я не свожу с нее глаз. Высчитываю секунды, отворачиваюсь и выжидаю необходимое время. А затем я ищу ее взглядом. Ее короткостриженые волосы вспыхивают всеми оттенками красного; я наблюдаю за ней. Запоминаю ее жесты. Запоминаю ее привычки. Запоминаю каждую из ее улыбок, адресованных кому угодно, но только не мне.Я бережно собираю воспоминания. Коплю их. Делаю вклады на будущее.Я наблюдаю за Керри, чтобы увезти ее с собой.Незримой тенью я следую за ней по больнице. Я расчетлив и осторожен. А моя копилка будущих воспоминаний пополняется ежечасно.Воспоминания – единственное мое достояние.Воспоминания – единственная принадлежащая мне ценность, которую я не оставлю при переезде.Я заберу Керри с собой: ее образ, сотканный из бессчетного множества воспоминаний. Запакую подаренную ею фигурку-талисман. Они и вправду похожи, девочка ангел и ее хозяйка; и я увезу их обеих – одну в душé, а другую в сумке, увезу, чтобы никогда с ними не разлучаться. Я наблюдаю за Керри.Я не свожу с нее глаз.Незримой тенью следую за ней по больнице.Я все так же люблю ее.А на ее пальце по-прежнему поблескивает золотом ободок обручального кольца.