III часть (1996-1997 гг.) / 9 глава (1/1)

9– Даг, я видела результаты анализов Патрика, – громогласно объявляет Керри и замирает на пороге комнаты отдыха. Не пытаясь поймать ее взгляд, я произношу два коротких слова. Прицельно выстреливаю ими в ее кажущуюся непробиваемой броню и попадаю в цель. Лицо Керри меняется – в одночасье мускулы расслабляются, взгляд фокусируется на мне и теплеет; мгновение – и она улыбается мне; не таясь, улыбается мне открытой и нежной улыбкой. – Мы одни, – говорю я, и моя любовница сбрасывает с себя маску вежливой отстраненности моей ?только коллеги?. Два коротких слова, словно произнесенный вслух секретный пароль, наповал убивают доктора Уивер – с ее смотрящими сквозь меня глазами, вежливыми, но откровенно недружелюбными интонациями и чопорно поджатыми губами. Два слова, произнесение которых чудесным образом возвращает мне мою девочку. И даже дарит возможность ее обнять. – Не получится встретиться завтра, – уткнувшись лицом мне в плечо, сообщает Керри. Я с наслаждением вдыхаю ее запах и безуспешно стараюсь убрать выражение разочарования со своего лица. Не хочу, но выслушиваю ее объяснения. – Он, как и планировал, должен был ехать в Милуоки, но выяснилось, что у Рэйчел школьная экскурсия в музей современного искусства. И замечательная Дженни, конечно же, забыла ему об этом сообщить! Поэтому в районе четырех он забирает Рэйчел и везет ее к нам. Веселенький вечерок меня ждет, учитывая, насколько я ей не нравлюсь!– Мне очень жаль, – искренне говорю я, собираюсь с силами и встречаюсь с Керри взглядом. На моем лице – лицемерная улыбка. В выражении ее глаз – наигранная безмятежность. Обоюдная ложь. Спектакль двоих и для двоих. Я сглатываю, растягиваю губы в улыбке – от уха до уха, пока не начинают неметь скулы, и подаю свою реплику. – Ничего страшного! Я все понимаю, – лгу я, а Керри благодарно улыбается мне и делает вид, что верит моим словам.Диалог – один из сотни. Он уже повторялся прежде. И не один раз он повторится позже. Изменяется только текст, суть всегда та же. Заискивающая улыбка Керри, слова: ?У нас не получится встретиться?, и мой лживый ответ: ?Я все понимаю?. Она расскажет о причинах сорванного свидания, а я не позволю себе даже в мыслях назвать ее объяснения оправданиями. ?Оправдания? – чрезмерно эмоционально-окрашенное слово. Керри – не моя девушка, и, следовательно, не обязана передо мной ни отчитываться, ни оправдываться. На самом деле ей и не нужно ничего мне объяснять, я и без того знаю имя главной и единственной ?причины всех причин?. Причину зовут Марк, и ему недостаточно жить с женщиной, которую я люблю, недостаточно спать с ней, недостаточно называть ее своей девушкой. У него много планов и неиссякаемый запас идей. И все эти планы и идеи касаются одного человека, но затрагивают двоих. Мои ожидания и надежды отправляются к чёрту только потому, что дочка Марка собралась посетить музей. Как я мог докатиться до такой жизни? Ответа нет; значит, можно считать вопрос риторическим.– Так что там с анализами Патрика? – спрашиваю я, не без усилия выуживая из памяти нужное имя. Я в бешенстве и отчаянии; мне хочется вдребезги разнести ординаторскую – зашвырнуть стул в стену, перевернуть диван, повалить вызывающе-ровным рядом вытянувшиеся перед нами шкафчики. Но я вновь цепляю на лицо фальшивую улыбку, цепляюсь за нее в наивном, но истовом убеждении, что до тех пор, пока я и Керри будем улыбаться друг другу, наша любовь в безопасности.– Количество эритроцитов понижено? – спрашиваю я, продолжая растягивать губы в улыбке. ?Она рядом. Она со мной. А все остальное не важно?, – говорю я себе. Заставляю свои пальцы расслабиться, чтобы не сделать Керри больно. ?Она рядом. Здесь и сейчас. А весь остальной мир может катиться к дьяволу!? – мысленно приказываю я себе. Улыбаюсь ей – до боли, до судорог в лицевых мышцах; я улыбаюсь и выпускаю из своих рук ее плечи. – Да, – тихим голосом отвечает мне Керри. Ее улыбка гаснет, и она обнимает себя за плечи, словно при сильном ознобе.Улыбка – просто улыбка. Не оберег. И я знаю это. – Анемия, – произношу я и сдаюсь. Моя улыбка никому не поможет и никого не спасет. Керри доработает свою смену и отправится домой вместе с человеком, от ненависти к которому меня отделяет еще одно сорванное свидание и, возможно, один стакан бурбона. А умирающий маленький мальчик с потухшими бирюзовыми глазами, скорее всего, больше никогда не увидит снега. Я перестаю улыбаться и тяжело вздыхаю.– Ремиссия была длинной, – говорит Керри, не выпуская свои плечи. – Да, – соглашаюсь я. По самым оптимистичным прогнозам малыш должен был умереть еще прошлой зимой.– Мы знали, что этот день настанет, – срывающимся шепотом говорит Керри. Она больше не смотрит мне в глаза, и по выражению ее лица я понимаю, что доктор Уивер вновь заступила на смену. Я силюсь отыскать в зеленых глазах своей ?просто коллеги? отблеск недавней нежности, но обнаруживаю только печаль и усталость. Не осталось ничего, даже тени от тени, нежность исчезла – как всегда бесследно и без предупреждения; с доктором Керри Уивер меня связывают исключительно профессиональные отношения.– Знали, – подтверждаю я слова стоящего рядом со мной врача. Коллега кивает и опускает руки.Сказать больше нечего, и мы идем к выходу, где я открываю дверь и пропускаю доктора Уивер вперед. Ее вежливое, сухое: ?Спасибо? и мой короткий кивок. Ритуалы соблюдены, точки расставлены, и мы расходимся в разные стороны. Я не оборачиваюсь и не смотрю ей вслед – очередное правило, помогающее мне пережить очередной, похожий на извращенную пытку рабочий день.Я знаю, что Керри назначит другое свидание. Знаю, что, скорее всего, оно состоится. Знаю, как буду счастлив. Знаю, какими сладкими и горячими будут ее поцелуи. Знаю, как трудно мне будет выпустить ее из своих объятий. Знаю, чтó она скажет мне и каким взглядом посмотрит.Я все это знаю, и подобная уверенность в собственном будущем могла бы вдохнуть в меня силы или утешить. Но я не знаю самого главного, а, следовательно, – моя уверенность обесценивается. Она не стóит и пенни, моя идиотская и наивная ?уверенность в собственном будущем?! Я не знаю, как долго Керри будет со мной.Я не знаю, оставит ли она Марка.Я понятия не имею, кого из нас она любит.Я ни разу не слышал от нее слов любви, обращенных к нему.В ответ на мои признания она ни разу не сказала: ?Я тоже?.Только однажды я попытаюсь спросить Керри о ее чувствах. Мы будем лежать в постели, ее голова – на моем плече. Я заговорю спонтанно, зайду издалека; исподволь, задавая вопросы, я буду продвигаться вперед; словно слепой – наощупь; а потом, в решающий момент, я струшу. Отступлю, и больше ни о чем не спрошу. И я ничего не узнаю о ее чувствах, пока она сама мне не скажет.– Малыш, – позову я ее, а она расслабленно и слегка недовольно потянется, удобнее пристроит голову на моем плече и на выдохе, полушепотом произнесет протяжное: ?Что??– Расскажи мне про Африку, – попрошу я, и эта просьба станет неожиданностью не только для Керри, но и для меня самого. Она удивленно приподнимет брови, а я не стану юлить и лакировать свой вопрос метафорами. Я спрошу в лоб, быстро-быстро проговаривая слова, торопясь и сбиваясь, – все, чтобы не дать себе шанса отыграть назад. У меня не будет уверенности, что я хочу услышать ее честный ответ. И я буду на сто процентов уверен, что не хочу знать детали случившегося с ней в том Богом забытом месте. Но я договорю фразу. И я буду готов выслушать все, что она будет готова мне сказать. Потому что забыть вскользь брошенные ею слова невозможно...?… трижды меня чуть не изнасиловали?… равно как нет возможности простить себя за то, что я мог, но не захотел уберечь ее от осуществления опасного и ошибочного решения. Решения, которое в конечном итоге могло стоить ей жизни.Я спрошу Керри, что с ней случилось. Спрошу, кем были те люди. Спрошу, был ли это один человек. Я спрошу, кто ей помог. Спрошу, почему она не уехала оттуда. Спрошу, что удерживало ее там не месяц, не год – долгих четыре года. Я задам ей вопрос о том, только ли нежелание признать свое поражение мешало ей собрать вещи и первым же рейсом до Штатов улететь домой. Я спрошу Керри, не был ли один известный нам человек главной причиной того, что она на четыре года, по ее же собственным словам, похоронила себя для мира и для нормальной жизни. Я даже вспомню его непроизносимое имя, которое она называла мне, кажется, только однажды. Я пойму, что перехожу черту дозволенного, но не сумею остановиться. – А если бы тебя там убили? – едва ли не на истерике закончу я неожиданную, непонятно чем спровоцированную череду вопросов. – Если бы ты не оправилась после чертовой лихорадки? Чтó и кому ты тогда доказала бы?!Когда я замолчу, какое-то время Керри не промолвит ни слова. Замерев, она будет тихо лежать рядом со мной, то ли потрясенная, то ли разозленная моим эмоциональным всплеском, а затем скажет короткое: ?Нет?. И мгновение спустя: ?Я не хочу об этом говорить?. И резюмирующее: ?То, что произошло со мной в Африке, не имеет ни к тебе, ни к нам никакого отношения. Как и то, кого я любила. И ради кого или чего там осталась?.Она сядет в постели. Я загляну ей в лицо и пойму, что не заставлю ее говорить ни уговорами, ни даже силой. Она попытается смягчить свой отказ улыбкой и словами о том, что хочет забыть о годах, проведенных вдали от дома. Она попытается пошутить, натянуто рассмеется, но так и не дождавшись моей ответной улыбки, обхватит ладонями мое лицо и примется осыпать его поцелуями.Ее излюбленный, проверенный временем прием отвлечения моего внимания в этот раз не сработает. Я нежно, но твердо отстраню от себя руки Керри и, смирившись с ее нежеланием бередить затянувшиеся раны, сменю тему. Я спрошу ее не о полумифическом для меня африканце из ее прошлого, я задам ей вопрос о мужчине из нашего общего для двоих настоящего. О мужчине, с которым она делила кров и постель. О мужчине, с которым меня связывал не один год дружеских отношений.– А Марк? – спрошу я; произнесение вслух запретного имени потребует от меня усилий и мужества. – Ему ты рассказывала?– Нет, – так же коротко ответит мне Керри.Я мог бы довольствоваться этим ответом, но я пойду дальше, словно ищейка, взявшая след; и я думать забуду об Африке и о своей ревности к полумифическому для меня – и более чем реальному для Керри – ее другу-спасителю с иссиня-черной кожей.– А о чем вы тогда говорите? – спрошу я.– Обо всем. О жизни, – с вызовом ответит мне Керри.– Он не знает о твоем прошлом. О нас, об Африке…– У нас достаточно насыщенное настоящее, – перебьет меня Керри. Ее глаза сузятся, а голос будет повышаться с каждым сказанным словом. – Поверь мне, тем для разговоров нам хватает.– Прошлое делает нас теми, кто мы есть, – философски замечу я и увижу, как в раздражении дернутся губы Керри.– Однако живем мы не в прошлом, – заставив себя сбавить тон, ровным голосом скажет она. И даже растянет губы в кривую улыбку.– Ты лежишь в постели со своим прошлым, – поправлю ее я, и тогда Керри выскочит из постели и, подбирая с пола свою одежду, более не станет затруднять себя демонстрацией показной отстраненности и наигранного спокойствия.– Я лежала в постели со своим любовником! – выкрикнет она; словно камень, швырнув мне в лицо последнее слово.– Который в прошлом был… – подскажу я, а Керри отбросит прочь скомканную блузку и буквально обрушится на кровать рядом со мной.– Даг! – оглушив меня моим собственным именем, прокричит она и до боли стиснет пальцами мои плечи. – Ты больше не мой ?бывший?! Ты – мой любовник. В ?сейчас?! В настоящем времени!!!Зная, как ненавидит Керри слово ?любовник?, его смысл и любые от него производные, я не смогу не отметить, как при его произнесении скривятся в отвращении уголки ее губ. – Я понимаю, почему ты не рассказывала ему обо мне… – вновь попытаюсь я, дождавшись, когда Керри перестанет кричать.– Даг, я не собираюсь говорить об Африке. Ни с ним, ни с тобой, – на полуфразе оборвет меня она. – Ты извини меня, но я не разделяю твою одержимость прошлым. Было забавно вместе вспоминать о том, какими мы были и как хорошо было нам вместе, но жить воспоминаниями я не буду. Тем более, плохими воспоминаниями. А события, о которых ты заставляешь меня рассказать, – это очень плохие воспоминания. И, поверь мне, ты знаешь более чем достаточно. Все остальное – детали. Детали, которые заставят меня плакать. И уж точно не обрадуют тебя. Я достаточно понятно объяснила, почему мы не будем говорить об Африке?– Но Марк наверняка задавал тебе вопросы…– О чем?! – в какой уже раз взорвется Керри. – Единственный вопрос, который он должен был задать мне, но, хвала Небесам, не задал, это вопрос о тебе! Какого черта мы ссорились? Какого черта перестали? Ну и еще один вопрос, так же связанный с тобой, на который я так же не смогу ему ответить и не спалиться. – Вопрос о твоем изучении французского? – невольно рассмеюсь я, испытывая впрочем ту же неловкость, что и прежде. Керри не владела искусством изящно врать, и ее попытка реабилитировать в глазах Марка несколько часов своего, только на первый взгляд беспричинного, отсутствия обернулась в итоге наспех состряпанной и самой грубой из всех, что мне доводилось слышать, отмазкой. – Ну да, – вслед за мной Керри засмеется точно таким же смущенным смехом, – мне надо было тысячу раз подумать, прежде чем раскрывать свой глупый рот. Я просто занервничала. И не придумала ничего лучше. И почему французский?! Я ведь могла придумать, что беру уроки чего угодно… Или что я просто задержалась в магазине. Я ведь могла просто задержаться в магазине! А прийти домой без покупок просто потому, что мне ничего не понравилось! – Ну зато ты любой свой несанкционированный уход можешь объяснить нестерпимой жаждой познания, – глубокомысленно изреку я, за что получу ощутимый тычок в плечо. Охнув, я посмотрю на Керри осуждающим взглядом, а она не станет изображать раскаяние. – Нестерпимой жаждой познания! – с отвращением в голосе повторит она мои слова и раздраженно передернет плечами. – Я вообще не знаю французский… Только мерси, пардон, оревуар и бонжур. Вряд ли он поверит, что мне понадобилось несколько месяцев, чтобы заучить эти четыре слова. Ну и, может, еще несколько избитых выражений, которые сейчас даже вспомнить не могу…– А что ты будешь делать, когда он решит сделать тебе подарок и купит путевку на два лица… прямиком в столицу любви? И я не хочу тебя расстраивать или пугать, но в Париже говорят по-французски. Ты, конечно, знаешь самые главные слова, но… как ты будешь спрашивать у людей дорогу, читать меню и ориентироваться в метро? – Ты что-то знаешь?! – в непритворном ужасе округлит глаза Керри, а я испытаю постыдное удовлетворение от своей маленькой мести и намеренно не стану торопиться с ответом.– Нет, – хорошенько помучив ее, наконец скажу я. – И клянусь, если он заикнется о желании сделать тебе такой ?гениальный? сюрприз, я сделаю все, чтобы отговорить его.– Правда? – С робкой надеждой она заглянет в мои глаза, и тогда я притяну ее к себе на расстояние поцелуя.– А ты думаешь, я сплю и вижу, как ты отправляешься в романтическое путешествие с другим мужчиной? – Я шутливо поцелую ее в нос и продолжу. – Даже если после этой поездки он перестанет тебе доверять. И вы, скорее всего, вовсе не полюбовно расстанетесь.– Даг, что я делаю со своей жизнью? – вдруг спросит меня она, а я, понимая, что лучшего момента для вопроса о ее чувствах к Марку мне не найти, испугаюсь возможного ответа Керри и, ничего не сказав, поцелую ее.Мы займемся любовью. Вместе приготовим нехитрый ужин. А затем я провожу ее до метро.– Увидимся завтра? – вместо слов прощания скажет она.– Я люблю тебя, – прошепчу я и позволю себе на мгновение прижаться к ее щеке губами.Керри задержится еще на минуту. Недоверчиво, сомневаясь то ли в моих словах, то ли в собственных чувствах, она неотрывно будет смотреть мне в глаза и, очевидно, не найдя в них ответов на невысказанные вопросы, неестественно улыбнется. Прикоснувшись пальчиками к моей ладони, Керри круто развернется и направится к станции. Я не стану смотреть ей вслед. Унося с собой собственные непроизнесенные вслух вопросы, я зашагаю в противоположную сторону. А когда потребность оглянуться сделается непреодолимой, я ускорю шаг и скроюсь за поворотом.Я попытаюсь заговорить с Керри о ее чувствах только однажды. И струсив в решающий момент, я отступлю и больше ни о чем ее не спрошу. Позднее мы еще не раз заговорим об их отношениях с Марком, вновь и вновь я буду уверять Керри в своей любви и просить ее с ним расстаться; она поделится со мной своими сомнениями, и я сделаю все, чтобы развеять ее страхи; я задам Керри еще очень много вопросов, но я не спрошу ее, кого она любит. Ее возможное ?нет? будет терзать мою душу ревностью и порожденными ею кошмарами все пять месяцев, что отмерит судьба нашему тайному роману. Потом я услышу признание Керри. И узнáю, что долгожданные и желанные слова: ?Я люблю тебя? могут воплотиться не в сказочное ?жили долго и счастливо?; иногда самые желанные слова на свете оборачиваются началом конца.Керри признается мне в любви.А уже через шесть часов мы расстанемся.