II часть (1995-1996 гг.) / 2 глава (1/1)

2Я нахожу ее там, где мне и сказали. Наши взгляды встречаются, и я думаю о том, как сильно я на нее зол.Моя смена закончилась полчаса назад, но я не чувствую себя в силах покинуть клинику, пока не ткну эту женщину носом в ее ошибку. ?Какого черта ты сунулась к моему пациенту, Керри?!? – думаю я, замечаю маленький шрамик в основании ее горла, вспоминаю, как прикасался к нему языком, вспоминаю историю его появления, вспоминаю о том, как увидел его впервые, и к моей злости примешивается другое, не поддающееся характеристике чувство. Мое восприятие действительности меняется, как если бы по мановению волшебной палочки стало трехмерным. Я вижу перед собой женщину в белом халате, надетом поверх строгой блузки песочного цвета. Я вижу свою новую коллегу, доктора Керри Уивер, по глупой прихоти которой маленький мальчик уже не получит необходимой ему помощи. Я смотрю на шрамик в основании ее горла и вижу молоденькую полуобнаженную девочку, которая наклоняется ко мне и, отбросив спадающие на лицо волосы, отвечает на мои вопросы…– Откуда у тебя этот шрам, Керри?– Слишком много шрамов для одного человека?– Я просто хочу знать о тебе все.– Я умирала. Когда была ребенком. Мне сделали три трахеотомии.– Мне жаль, Керри…– Не делай такое лицо, Даг! Никакого криминала. Просто взрослые не уследили за ребенком, который без конца тянул в рот всякую дрянь.– Это произошло в Африке?– Да, и мне очень повезло, что в то время у нас был хороший врач.– Жаль, что я не могу сказать ему спасибо.– Подожди еще год-другой, и посмотрим, чтó ты захочешь сказать ему тогда!…я смотрю на этот маленький шрамик, и звонкий смех девушки, забыть которую я заставлял себя долгие и долгие годы, кажется, все еще отдается в моих ушах.Цéлую вечность спустя, я перевожу взгляд на собеседника Керри. Когда я вошел, они были полностью увлечены своим занятием, и в отдаленном участке сознания я отмечаю, что, скорее всего, они проводили ревизию лекарственных препаратов. ?Керри ненавидела таблетки. Я помню, как она боялась их принимать…? – думаю я, отгоняю от себя эту мысль и, наконец, заговариваю с притихшей после моего появления парочкой.– Керри, прости, можно тебя на минутку. Спасибо, доктор Картер.– Я ценю, что ты задержался.– Да.Мальчик, только-только получивший диплом врача, покорно кивает мне и, следуя моей просьбе, исчезает. Я наклоняюсь к лицу Керри и, едва начав говорить, чувствую аромат ее духов…– Кто дал тебе право вызывать психиатра-стажера к моему пациенту?– К мальчику-поджигателю? Это было уместно.– Мы ждали Джека Чендлера. Ты знаешь, что он детский специалист.– Он сегодня не работает.– Он приехал бы.– Чендлер играет в гольф.– Он приехал бы, Керри! Он мне обязан.…мой голос повышается с каждым произнесенным словом, и мне кажется, что всё вокруг, и я сам, пропиталось запахом цитрусов… – Я кое-что купил тебе, Керри.– Если это кольцо, Даг… Мы же уже говорили на эту тему!– На кольцо я еще не скопил денег. Закрой глаза.– Не хочу! Что ты купил?– Не буду намекать, но ты это хотела.– Это те духи из универмага?! Ты с ума сошел! Они же стоят чертову прорву денег!– Почему тебе обязательно нужно портить все мои сюрпризы?– Это они, Даг? Пожалуйста, скажи, что это они! У меня никогда не было духов дороже пятнадцати долларов.– Малыш, закрой глаза, и тогда я скажу тебе, что да, это они.– Даг! Я тебя обожаю!!!– Если бы я мог, я купил бы тебе все, чего ты заслуживаешь…– Они такие красивые! Даг… это мой любимый запах!…этот запах сводит меня с ума. Так, как сводят меня с ума спокойствие и уверенность в своей правоте стоящей передо мной женщины. ?Мальчик нуждался в помощи настоящего специалиста, а не чертового самоуверенного недоучки из психиатрии! Вместе с Джеком мы сумели бы убедить его мать в том, что закрывать глаза на проблему – не выход! Если бы ты не сунулась туда, куда тебя не просили, этому ребенку можно было помочь!? – думаю я, слушая все более возрастающую в громкости ответную речь Керри. Я наклоняюсь к ней ближе, и за ароматом лимонного пирога угадывается ее запах, такой родной и волнующий, который я честно пытался, но так и не смог позабыть. ?Какого черта ты не изменилась, Керри?! Какого черта ты так же пахнешь?! Какого черта, целую вечность спустя, ты все еще продолжаешь меня волновать?!? – думаю я, и мне приходится сосредоточиться на том, чтó я говорю, чтобы с моих губ не сорвались слова, слышать которые ей вовсе не следовало.– Ты просишь неуравновешенного ребенка и его неуравновешенную мать подождать, отложить лечение, пока не приедет твой дружок?!– А ты вызываешь юного стажера, и он доводит мальчика до того, что он поджигает шторы. Вот к чему это привело!Она отходит от меня, но я иду следом. Я знаю, что я прав. Как знаю и то, что никакого преступления она не совершила. Кроме того, что сунулась не в свое дело. И если бы передо мной был другой человек, скорее всего, я не стал бы тратить время и нервы, чтобы убедить его в своей правоте.Эмоционально отвечая мне, Керри сдвигает брови, и я замечаю небольшую складочку между ними. Раньше этой складочки не было, отмечает мое сознание. И будь я проклят, если эта морщинка – не единственное изменение, наложенное временем на ее лицо. ?Она ни капельки не изменилась?, – думаю я, рассматривая ее с ног до головы, чего не смог сделать сегодняшним утром. Все перемены, произошедшие с ней, были, скорее, внутренними, нежели внешними. Некоторую подростковую угловатость сменила раскованная пластика уверенной в себе зрелой женщины. Присущее доктору Уивер высокомерие теперь буквально бросалось в глаза, тогда как раньше, чтобы разглядеть его в двадцатилетней Керри, требовалось завести с ней очень и очень близкое знакомство. А вот живая мимика, жестикуляция и привычка кивать в такт произносимым словам остались без изменений; я помню, как после празднования Дня рождения моей матери Керри носилась по комнате, размахивая руками, словно оживший вентилятор, и, кивая после каждого сказанного ею слова, сдвигала брови так, что они превращались в единую линию…– Она делает все, чтобы меня унизить! Да! Я не так хорошо знаю ваш гребаный Нью-Йорк! И что это за преступление?! Я живу здесь только второй год! И у меня не было времени таскаться по музеям… Хотя так и слышу ее слова: ?А чтобы трахать моего сыночка, времени у тебя хватает?!– Керри, пожалуйста…– Я и так делаю ей одолжение! Если бы я захотела, ты бы уже сейчас оставил чертову учебу и устроился на третью работу! Если бы мне было плевать на твое будущее, как она говорит, я никогда не решилась бы от тебя уехать!– Мне не нужно такое одолжение, Керри! Я не хочу, чтобы ты уезжала! Можешь ты это уже, наконец, понять?!– Я тоже не хочу от тебя уезжать! Но твоя мать права. Мы не должны губить свои жизни. Тебе нужно получить образование, пройти интернатуру, стажировку, исполнить свою мечту и спасти множество жизней!– Одно с другим никак не связано.– Прекрати себе врать! Связано, и ты это знаешь! Ты не можешь столько работать и нормально учиться! – Хорошо, я оставлю вторую работу…– И что потом? Будешь жить в долг, чтобы покупать мне подарки?! Ты же не сможешь иначе… мы оба это прекрасно знаем!– Можно ограбить банк.– Не смешно! С тем же успехом можно на черном рынке продать свои органы!– Детка, не кричи, пожалуйста, я не хочу, чтобы они нас услышали…– Да плевала я на твоих родителей, Даг! Твоя мамочка даже не понижает голос, когда говорит обо мне в третьем лице и называет ?девочкой из джунглей?! Ты думаешь, мне это приятно?! Все, что я сделала, выросла в другой стране! Это преступление, Даг?! Ты скажи мне, это преступление?!!– Если ты хочешь, можем не оставаться здесь ночевать…– Я хочу домой… Слава богу, я в последний раз вижу эту женщину…– Не говори так! Хватит постоянно говорить о своем отъезде!– Да, ты прав. Прости меня. Давай спустимся, поздравим ее еще раз и свалим отсюда ко всем чертям. И… Даг…– Что?– Прости меня, что я говорю все эти вещи о твоей маме…– Она первая начала. Я знаю…– Это неважно. Она ведь твоя мама. И, как бы там ни было, чтó бы она про меня ни говорила и ни думала, я благодарна ей за то, что ты есть.– А я благодарен этому миру за то, что в нем есть ты. И я никуда тебя не отпущу.– Даг…– Я просто не смогу отпустить тебя, Керри.– Даг… пойдем вниз.– Керри…– Пошли.– Но…– Пойдем вниз, Даг! И улыбнись, пожалуйста. Я не хочу, чтобы твоя мать обвинила меня в том, что я плохо обращаюсь с ее мальчиком. Чего доброго она решит, что я тебя избиваю!– Керри…– Пойдем вниз, Даг……я помню, как прежде чем спуститься к оставшимся гостям, прямо на лестнице Керри обняла меня за шею руками, прижалась всем телом и поцеловала в губы таким поцелуем, что единственное, о чем я мог думать, когда наши губы разъединились, – о том, как поскорее вернуться домой, чтобы без лишних свидетелей избавиться от одежды и опрокинуть ее на кровать. А когда с нижней ступеньки раздался сначала кашель, а потом голос моей матери…– Простите, если я вам помешала.– Черт… мама…– Черт…– Это совсем не то…– Милый, мне еще не сто лет. И я в своем уме. Ваши обжимания по углам вряд ли могут меня шокировать…– Мама!– Милый, тетя Франсин хочет с тобой попрощаться. Если, конечно, твоя дама тебе позволит.– Черт… мама…– Дама позволит. Даг, милый, бери в руки свою симпатичную задницу и беги прощаться с тетушкой. Заодно не забудь и про всех дядюшек. Через пять минут я жду тебя в машине. И, да! Чуть не забыла! С Днем рождения вас, миссис Марш! Всех благ!– Какая же нахалка…– Мама!!!…я пытался, но так и не смог предотвратить очередную ссору. К счастью, или к несчастью, но та перепалка на лестнице действительно оказалась последней ссорой моих мамы и девушки, потому что ровно через одиннадцать дней Керри захлопнула перед моим носом дверь такси и, как мне казалось тогда, навсегда исчезла из моей жизни.Я смотрю, как двигаются губы Керри, произносящей очередную самоуверенную тираду, и думаю о том, какими нежными и податливыми они были, когда я прикасался к ним своими губами. Я помню их вкус; и мне достаточно закрыть глаза, чтобы мысленно – с точностью до миллиметра – прорисовать каждую черточку ее тела, скрытого от меня одеждой и белым халатом. ?И все-таки она изменилась…?, – думаю я. Мне кажется, я имею в виду ее наряд и прическу, но я не уверен, что дело действительно в них. Я помню Керри в дешевых джинсах и тоненьких топиках на бретельках. Помню два ее сарафана – короткий и длинный, которые она носила в нашу единственную совместную поездку к океану. Помню теплые свитера, кофточки ярких расцветок с маленькими соблазнительными пуговками, которые так и взывали, чтобы их поскорей расстегнули…Я помню ее волосы; яркие, отливающие на свету всеми оттенками красного, они, словно плащ, окутывали спину Керри и, когда она их распускала, волнами опускались ниже ее поясницы. Тот цвет был натуральным; я знаю точно, потому что ни разу на моей памяти Керри не покупала красок для волос, не подкрашивала отрастающие корни, и оттенок ее волос никогда не менялся. Я помню хвостики и косички, которые она заплетала, когда мы были вместе. Помню, как вечерами, когда мы оставались одни, я запускал в ее волосы пальцы, и мне казалось, что я погружаюсь в шелковый водопад. Помню, как не один раз она порывалась отстричь сводящую меня с ума красоту, а я грудью вставал на ее защиту.Волосы стоящей передо мной взрослой Керри были аккуратно подстрижены и уложены, стали на полтона светлее и длиной доходили ровно до ее плеч. В отличие от крупных, чаще всего пластмассовых, разноцветных сережек, которые так любила моя бывшая девушка, в уши этой женщины были вдеты изящные и неброские взрослые серьги. Ее блузка так же была строга и изящна. Но не прическа и сдержанный стиль в одежде превращали Керри из ?девочки, которую я любил? во взрослую ?доктора Уивер?; белый халат и фонендоскоп на ее шее также были здесь не причем, словно нелепый антураж в ролевых играх. Она могла появиться передо мной в костюме сантехника, порочной медсестры или стюардессы, и ее появление произвело бы на меня точно такой же эффект. Тогда, четырнадцать лет назад, я знал Керри. Я понимал ее, с легкостью мог предугадывать ее желания, знал, о чем она думает. Ее жесты, привычки, переходящая все границы любовь к сладкому, страхи, тревоги, сомнения, любимые фильмы и книги, мечты и фантазии – казалось, я знал о ней всё. Общие словечки и фразы, словно невидимые ниточки, связывавшие нас; забавные ситуации, в которые попадали мы с Керри, равно как и печальные события, пережитые нами, – из всего этого складывалась история наших отношений; но я и представить не мог тогда, с какой легкостью раз и навсегда обрываются связи между людьми… как быстро и безвозвратно истончаются связующие их ниточки. И вот, годы спустя, я увидел перед собой незнакомку. Женщину, о которой я не знал ничего: что заставляло ее смеяться, что вызывало слезы, кто был с ней рядом, кого она любила, кого ненавидела… Жизненный опыт, появившийся в ее глазах, был только ее опытом. Тогда как нас двоих более ничего не связывало… только воспоминания… и я понятия не имел, чтó именно Керри запомнила о том небольшом по сравнению со всей ее жизнью временном отрезке, когда мы знали и любили друг друга. Быть может, для нее наш роман был всего лишь незначительным эпизодом. Чем-то, о чем она давно забыла. Ведь и я сам все эти годы старался не вспоминать о Керри и нашем прошлом. Это были болезненные воспоминания. Воспоминания, от которых хотелось избавиться. И воспоминания, избавиться от которых мне так и не удалось. Когда несколько дней назад Марк впервые заговорил со мной о Керри, я не сразу нашелся с ответом. И я не могу сказать, что я испугался. На самом деле испугался я гораздо позже. А тогда я лишь вяло попытался его отговорить, и я хорошо знал людей, на которых можно было сослаться. За последние годы не один и не двое из знакомых мне медиков, так или иначе имевших дело с доктором Керри Уивер, при встречах жаловались на невыносимый характер моей бывшей возлюбленной; и хотя мы так ни разу и не пересеклись с ней за прошедшие с нашего расставания годы, я не мог сказать, что рассказы приятелей меня удивляли. Крутой нрав Керри не был для меня секретом, и пусть я понятия не имел, откуда Марк мог узнать о том, что мы с ней когда-то вместе учились, тяжелый характер бывшей сокурсницы вполне мог сыграть мне на руку. Я видел, как с каждой добавленной мною деталью жизнеописания ?подвигов? доктора Уивер, заинтересованность Марка в Керри сходила на нет; и если бы не вмешательство заведующего отделением, вряд ли мы встретились бы с нею в ближайшее время. Марк спасовал – то ли под влиянием Моргенштерна, то ли после личной встречи с Керри (а мне можно было не рассказывать о ее способностях к убеждению)… и только тогда, когда я, наконец, осознал неизбежность появления доктора Уивер в моем отделении, мне впервые стало по-настоящему страшно. Дать точное определение своим страхам я так и не смог. Испугался ли я, что, увидев ее, пусть даже и годы спустя, испытаю к ней те же чувства, что и при первой встрече? Или, напротив, боялся, что ничего не почувствую? Моя любовь к Керри, наша близость и расставание, несомненно, являлись самыми яркими переживаниями за всю мою жизнь, и перечеркнуть некогда сильное чувство безразличием в настоящем я не хотел. Не видя ее, лишь изредка слыша упоминания о ней в разговорах со знакомыми и друзьями, было так просто уговорить самого себя, что женщины по имени Керри Уивер не существует в природе. Что где-то далеко, – в Африке ли, куда она так стремилась, в оставленном ли мною много лет назад Нью-Йорке, или в Льюистоне, штат Мэн, где когда-то жили ее родители, – по-прежнему живет девочка по имени Керри. Так же учится, отбрасывает от лица пряди огненно-красных волос, улыбается той же улыбкой, ходит в библиотеки, читает романы Джерома Сэлинджера и Стивена Кинга, любит ужастики, после которых ей снятся кошмары, душещипательные мелодрамы, рассовывает по тумбочкам упаковки ванильных ирисок и мечтает изменить мир. Я не был готов к встрече с повзрослевшей Керри. Не был готов признать очевидное: все эти годы она не была вечно юной пленницей моих воспоминаний; недосягаемая для меня, Керри жила своей неизвестной жизнью. С каждым годом становясь старше, она отказывалась от каких-то своих привычек и обретала новые, встречала людей, влюблялась, ссорилась с ними, расставалась, смеялась, плакала, занималась любовью… Эта прожитая ею вдали от меня жизнь как будто разрывала последние связи между нами прошлыми и настоящими. И я хорошо понимал, что должен буду либо отпустить заключенную в моих воспоминаниях девочку-образ, которую я так сильно и долго любил, либо капитулировать перед неподвластными воле разума чувствами. И то, и другое было бы для меня мучительно, трудно и обязательно потребовало бы жертв. Я зажмуриваюсь и пытаюсь сосредоточиться на словах Керри. Мне трудно удержать злость, и я не могу не думать обо всех тех людях, которые целовали ее надменно сжатые губы. – Ты оставил его одного. Если твой Чендлер и приедет, он не станет расписываться в истории болезни. Он ни за что не отвечает. Что это даст мальчику?Закончив говорить, Керри в ожидании ответа изгибает брови, а я заставляю себя думать о мальчике-поджигателе, о его вынужденной много работать матери; я из последних сил стараюсь воскресить ярость, которая буквально внесла меня минуты назад в эту комнату…– Ты с кем-то встречалась? До меня у тебя кто-то был?– Ты же знаешь, что нет…– Я не говорю про секс. Ты… тебе кто-то нравился?– Когда я была маленькая, я была влюблена во врача из нашей миссии. Он был высок, бородат, и у него была курительная трубка. Я считала, что все это нереально круто!– А после? Когда ты стала старше?– Ну… у меня был приятель в школе. В старших классах.– Ты его любила?– Нет.– А он?– Говорил, что влюблен. Мы встречались около года. Я думала, что мы просто друзья, а ближе к выпускному он вывалил на меня свои признания. Почему-то я не решилась сказать ему ?нет?, ведь он был моим другом, и он очень помогал мне все годы учебы… Ну… знаешь… я не была самой популярной девочкой в школе. Этот костыль, волосы, жуткий акцент, от которого я так и не смогла избавиться… Только ленивый не придумал для меня обидного прозвища. А Дейв меня защищал. Он был таким большим и сильным… его боялись и уважали. А когда я была рядом, со мной тоже вынуждены были считаться. Я не говорила тебе раньше, но меня выбрали королевой бала на выпускном. Дейв был капитаном футбольной команды, у него были очень крутые родители… кроме того, он был красавчиком, и все его обожали. На балу я пошла как приложение к кумиру школы… И дома у родителей до сих пор пылится эта дурацкая картонная корона. Думаю, что они ее не выкидывают, потому что с ее помощью утешают себя, что были правы, привезя меня в Штаты. Их девочка популярна! У нее было много друзей! Им нравится так думать, хотя нет ничего более далекого от реальности. Пока Дейв не обратил на меня внимания, в меня только что не кидались камнями…– Похоже на фильм ?Кэрри?.– На какой фильм?– ?Кэрри?. Так звали девушку, над которой все издевались, а потом она выяснила, что обладает сверхъестественными способностями, и всех поубивала.– Я что-то слышала… Странно, что у нее такое же имя. И жаль, что я не обладаю такими способностями…– Вы целовались?– Что?– Я спрашиваю, он целовал тебя?– Да, но… мне это не нравилось. Я как будто продавала себя за то, чтобы меня оставили в покое. Словно он вынуждал меня платить дань за защиту от насмешек и популярность.– А почему вы расстались?– Ну, во-первых, я не считала его своим парнем. А во-вторых… как ты думаешь, почему я выбрала столь далекий от Мэна колледж?– Я задавался этим вопросом.– Я сказала, что буду учиться в Нью-Йорке. Он сделал мне предложение. Я сказала, что не хочу. А он назвал меня сукой и ударил по лицу. На том и расстались.– Ты поэтому так боялась наших отношений? Я никогда тебя не ударю, чтó бы ни случилось!– Не только поэтому… Это обязательства… вся жизнь идет кувырком… и…– Дурочка! Это – поцелуи, удовольствие, свидания, секс… столько всего хорошего!– Да… ты, конечно, прав.– Не хочу думать, что ты целовала кого-то другого…– Ты невозможный собственник! Почему?– Наверное, потому что я тебя люблю.– Ты… еще ни разу не говорил этого.– А то ты не догадывалась?– Я догадывалась! И я… Я тоже!– Что тоже?– Тоже… Ты знаешь!– Я никому тебя не отдам…– А я ни к кому и не собираюсь!– Ты моя, слышишь? Ты только моя……но воспоминания, неуемные стонущие на разные голоса призраки, вытесняют из моей головы все мысли, не связанные с нашим прошлым. Я думаю о том мальчике из города Льюистон в штате Мэн, что был влюблен в Керри, и которому она подарила свой первый поцелуй. Представляю некрасивую сцену их расставания. Думаю о человеке, с которым она могла быть после меня; понимаю, насколько безумны эти мысли, но не нахожу в себе сил остановить их сокрушительный поток. ?Какого же черта?! – думаю я. – Америка такая большая! Почему мой город?! Почему Иллинойс?! Почему эта клиника?!? Я знаю, что Керри не искала со мной встреч. Знаю, что все совпадения на самом деле – просто и только совпадения, в которых доли моей и ее ?вины? абсолютно равноценны. Если бы из двух полученных восемь лет назад предложений я выбрал Медицинский центр Святого Винсента в Бриджпорте, штат мускатного ореха*, мы с Керри не стояли бы сейчас друг против друга, и я не видел бы в ее глазах все возрастающие смятение и тревогу из-за моего затянувшегося молчания.Я честно пытаюсь ответить. Открываю рот и набираю в грудь воздуха…– У тебя в роду были ведьмы?– Я жила в Африке. Моим крестным был шаман.– Я боюсь тебя, Даг… Знаю, что поступаю неправильно, но ничего не могу с собой поделать…– Керри…– Ты погубишь меня.…но голоса памяти, звучащие в моей голове, такие реальные, молодые и полные жизни, не дают мне сосредоточиться.Словно в замедленной съемке я вижу, как рука Керри поднимается к моему плечу. Я слышу тревогу в ее голосе, когда она…– Даг, с тобой все в порядке?…обращается ко мне, и я шарахаюсь от ее прикосновения, сознавая, что, если она до меня дотронется, я перестану себя контролировать, и тогда с одинаковой долей вероятности, не рассчитывая силы, я могу оттолкнуть ее от себя, или – что гораздо, гораздо хуже! – поцеловать. – Даг, я посчитала, что это уместно… потому что мальчик нуждался в помощи и…Керри сбавляет тон, ловит мой взгляд, и за тревогой и показной отстраненностью я замечаю в ее глазах едва ли поддающееся описанию выражение; будто локатор, настроенный на нужную частоту, я улавливаю посылаемые ее телом зашифрованные сигналы, которые отголосками былой нежности, связывавшей нас когда-то, буквально кричат мне, чтобы я обратил на них внимание: наклон головы, легкое, слегка учащенное дыхание, полуоткрытые губы, дрожание ресниц, протянутая ко мне ладонь… ?Я не чужой тебе человек. Не твой враг. Я ничего не делала специально, чтобы обидеть тебя или подставить?, – прочитываю я в ее позе, и мне нет никакого спасения от желания притянуть Керри к себе, зарыться лицом в ее волосы, ощутить их неповторимый запах так близко, коснуться ее губ своими…?Это ненормально. Это неправильно. Она просто моя коллега. Женщина, которая в первый же свой рабочий день, умудрилась подложить мне большую свинью?, – не отводя взгляд от полуоткрытых губ Керри, думаю я. Заставляю себя вспомнить горящие шторы и забившегося в угол мальчишку, который поджег их, потому что мать вновь оставила его одного, а вызванный стоящей напротив меня самоуверенной выскочкой психиатр-стажер вместо того, чтобы оказать помощь ребенку, своим вмешательством лишь усугубил ситуацию. Эти мысли приводят меня в чувство. Уверенно, как человек, сбросивший с себя злые чары, я шагаю к Керри и с удовольствием отмечаю испуг в ее глазах, когда от неожиданности она резко подается назад.Я начинаю говорить; словно камни, швыряя в нее каждое произнесенное слово. Она отступает, но лишь на мгновение. Момент, когда можно было отыграть назад, извиниться за утреннюю грубость, попытаться наладить отношения или просто поговорить, безвозвратно утерян. Я отчетливо понимаю это, слушая ответную реплику Керри…– И где сейчас этот мальчик?! После твоей ?якобы помощи? мать забрала его без разрешения!– А кто в этом виноват? Этим делом занимался не психиатр-стажер, Даг. А ты.…и я чувствую себя проигравшим. Я не могу больше спорить, у меня не осталось доводов; я знаю, что я прав, но взгляд Керри слишком убедительный. Ее слова неизменно бьют в цель. А хуже всего даже не это: я проиграл по всем пунктам; после такого начала я уже не смогу спросить у нее, как она жила эти годы; у меня больше нет шанса завоевать ее доверие и дружбу.Чтó бы ни произошло между нами, это была моя Керри, которой я клялся в любви и которую хотел защитить от всех горестей и проблем этого мира. И вот теперь, во многом благодаря моей собственной несдержанности, мы оказывались по разные стороны баррикад. Я не хотел быть ее врагом. ?Никогда-никогда я не хотел быть врагом Керри…? – думаю я и, услышав презрительные интонации в голосе обратившейся ко мне Керри…– Даг? Тебе больше нечего сказать?…я капитулирую. Как и утром, я отворачиваюсь от ее протянутой руки и сбегаю.Дверь хлопает за моей спиной, я слышу голос почти бегущего за мной Марка, но я не могу отыскать в себе сил, чтобы остановиться.На ходу я срываю с себя халат, комкаю его и швыряю в стену.Мне нужно на воздух. Я не могу оставаться в клинике. Это место больше не будет для меня безопасным. Я боялся встречи с Керри. Я боялся ее первого рабочего дня. Всю прошедшую ночь я представлял себе, как это будет. Каково это – вновь увидеть Керри, заговорить с Керри? Я был уверен, что моей первой фразой станут слова: ?Рад снова видеть тебя. Я скучал?. Я думал, что обниму ее, и мы вместе вспомним прошлое. Я надеялся, что мы станем друзьями. И я и мысли не мог допустить, что одного дня хватит, чтобы камня на камне не оставить от основы основ моей жизни – самого светлого и чистого чувства, что я когда-либо испытывал. Керри больше не была девочкой, которую я любил. Я своими руками превратил ее в доктора Уивер – своего заклятого врага.?Я не должен был отворачиваться… Не должен был убегать…? – думаю я и, не сбавляя шага, направляюсь к своей машине.?Уже ничего не исправишь…? – думаю я; вспоминаю протянутую ко мне ладонью вперед руку Керри и чувствую, как к глазам подступают горячие слезы разочарования и обиды.Усевшись на водительское сиденье, я опускаю лицо на руль и позволяю себе заплакать.Мне стыдно за собственную слабость. И я сам не могу объяснить, чтó или кого я оплакиваю. Свои несбывшиеся надежды? Безрадостное будущее мальчика-поджигателя? Девочку, которую вновь потерял? Любовь, которой не суждено повториться?И только пару минут спустя мне удается взять себя в руки и непослушными пальцами завести мотор.?Это только наш первый день… – думаю я, чувствуя, как в душé просыпается уже похороненная мною надежда. – Быть может, все наладится уже завтра?. Эта мысль придает мне сил и, трогаясь с места, я представляю улыбку Керри, когда я попрошу у нее прощенья. – Все наладится, – говорю я; произнесенные вслух слова наливаются силой, словно волшебное заклинание, – и я верю в эти слова, верю, что завтра все будет иначе. Я представляю улыбку Керри и думаю о том, что скажу ей, когда увижу ее снова. – Завтра, – произношу я вслух. – Я увижу ее. И все наладится. Завтра.***Но, конечно, ни завтра, ни послезавтра и ни неделю спустя ничего не наладилось. С каждым днем наши отношения с Керри лишь ухудшались, но я и представить себе не мог, до какого дна мы дойдем, пока в нашу историю не вмешалось третье действующее лицо. И вот тогда все стало по-настоящему плохо.– Мы с Керри встречаемся, – однажды сказал мне Марк. – Поэтому будь добр, подбирай выражения, говоря о женщине, которую я люблю.Я посмотрел на него, понял, что он не шутит, и вдруг с пугающей ясностью осознал, что благородное и благоразумное ?поздравить и отойти в сторону? – это не про меня. Собственно, вот так я и превратился в подонка, который всеми способами пытался отбить у лучшего друга любимую женщину; и которому за это ни черта не было стыдно. ...........................................* "Штат мускатного ореха" - неофициальное прозвище штата Коннектикут на северо-востоке США.