Другого не дано (1/1)

Что было причиной ненависти сводных братьев, никто не знал, но от этого их вражда не становилась менее реальной. Казалось, она исходила от них волнами, даже когда они просто находились рядом – молча, глядя друг другу в глаза. Они не делали друг другу пакостей, не клеветали, не дрались, не закладывали друг друга перед учителями. Просто каждый из них существовал в своей отдельной реальности, и их реальности никак не соприкасались. Ничто не позволило бы случайному прохожему заподозрить в них кровных родственников.

Притом, что они учились в одном классе, жили в одном доме, у них не было ни единой точки, объединяющей их друг с другом. Вплоть до того, что любой человек из окружения Дэвида, общающийся с компанией Оскара, мгновенно становился парией и изгоем, которого игнорировали и те, и другие. Словно в отместку за то, что этот человек посмел нарушить законы, установленные братьями.

Казалось, даже внешность их лишний раз подчеркивала то, какие они разные. Темные, немного вьющиеся волосы Дэвида, мягкая, лучистая улыбка с ямочками на щеках, выразительные карие глаза, обрамленные темными, длинными ресницами вкупе с привычкой громко смеяться и яростно жестикулировать делали его похожим на мать-итальянку. В то время как Оскар был похож на отца: замкнутый, скрытный, он, тем не менее, покорял окружающих своей непохожестью, показной холодностью, неприкрытой язвительностью и нетипичными для подростка умом и рассудительностью. Немного ниже брата ростом, он словно подавлял его, подминал под себя, и, наверное, только привычка позволяла брюнету достойно давать отпор, сохраняя такой необходимый нейтралитет в их отношениях.

Схожесть их была лишь в одном: братья с легкостью привлекали к себе людей. Неважно, как к ним относились – с любовью или ненавистью. Нейтральных сторон в этой холодной войне не осталось.Никто не знал, как они ведут себя дома, потому что очень мало кто мог похвастаться тем, что был у Стивенсонов дома. Чаще всего эту парочку обсуждали вполголоса с едва заметным благоговением, подпитываясь слухами и сплетнями, порожденными многозначительными недомолвками самих братьев.

Так все и продолжалось бы, не приди в их класс новенькая…

Жанет Дюбош приехала из Франции, и была, пожалуй, самым живым воплощением утонченности и обаяния, которое они видели в своей жизни. Миниатюрная, легкая, грациозная, с живым подвижным лицом, обрамленным тугими, матово-черными волосами, с легким, заразительным смехом и абсолютным презрением к правилам и обычаям, она покорила всех и сразу, и первым на алтарь добровольно взошел Дэвид. Старший из братьей, казалось, забыл не только о вражде, но и о самом существовании брата. Все его мысли, слова, само дыхание – весь он был полон Жанет, она стала его кровью и сердцем, бьющимся слишком часто, рвано и больно.

Юная француженка игриво улыбалась его восхищенному взгляду, ласково дразнила поцелуями, изящно уходила от вопросов и обещаний, по-прежнему оставаясь неприступной и оттого еще более привлекательной. Она капризно удивлялась его ревности, проказливо дразнила, когда он кипел от злости, и холодно отчитывала, если он смел умолять.

Не прошло и месяца как спортивная звезда школы, красавец, упрямый, гордый и обаятельный Дэвид Стивенсон без слов и пререканий отдал брату пальму первенства, погрузившись целиком в мучившее его чувство.

Однако никто не знает своего предела – до той поры, пока не ощутит его на собственной шкуре.

Пределом Дэвида стала то, что Жанет официально объявила своим парнем… его брата. И тот, послушно демонстрируя свою победу всем желающим, показательно тискал ее на каждом углу школьного коридора, хладнокровно выслушивая замечания учителей, равнодушно глядя на того, у кого от каждого их поцелуя руки сами сжимались в кулаки, а в голове плескалась горячая, обжигающая, застилающая разум ярость.

Если раньше ненависть между ними ясно ощущалась каждым, то теперь она просто искрилась и сияла, стоило им оказаться в пределах досягаемости. Они по-прежнему не разговаривали друг с другом, делая вид, что брата не существует, но в каждом их взгляде, брошенном друг на друга, плескалось жаркое, страстное, жгучее; и все, кто оказывался рядом с ними в такой момент, торопились убраться прочь – от греха подальше.

Ненависть вернула Дэвиду то, что отняла любовь. Он снова стал популярен, снова стал небрежен в отношениях и привязанностях, обаятелен и недосягаем; снова стал тем, кем был – маленькой звездой маленькой школы в маленьком штате на юге большой страны.

А спустя пару месяцев прошел слух, что Стивенсоны - старшие разводятся, а, следовательно, братья разъезжаются. Последние это, как водится, не подтверждали и не опровергали, но слухи вскоре подтвердились: теперь Дэвид и Оскар стали по-настоящему разными семьями.

А еще спустя пару недель Жанет попала в больницу после попытки покончить с собой. Подруги шепотом передавали весть о том, что Оскар снова свободен, учителя поджимали губы и хмурились, осуждающе глядя на виновника школьного скандала, а сам герой сплетен равнодушно пожимал плечами, игнорируя тот факт, что желающих занять место его подружки так и не нашлось.***Дэвид не особенно старался скрывать свои намерения, но ему все же удалось застать брата одного в раздевалке после уроков.

Оскар замер с полотенцем в одной руке, глядя на него таким знакомым, таким привычным и родным взглядом, полным жаркого, жгучего, яростного и страстного.

- Зачем? – тихо, стараясь сдержать сковывающее его напряжение, спросил Дэвид то, что билось, рвало изнутри все эти месяцы. – За что?Молчание глаза в глаза остановило время, и понимание обожгло. Но Оскар все же озвучил очевидное:- Ты знаешь, - так же тихо ответил он, и другого ответа старшему не потребовалось.Он снова замер, впитывая тьму в прозрачно-серых глазах брата, понимая и ужасаясь.

- Ты знаешь, - снова повторил младший и уверенно шагнул навстречу.

Помотав головой, Дэвид попятился назад:- Нет… - прошептал он. - Нет!

Руки Оскара безвольно обвисли, а сам он устало привалился к стене, глядя в окно на брата.

Ему иного ответа тоже не требовалось…