4 глава (1/1)

Лютобор украдкой пробирался к шатру, в котором спали его жена и сын. Паскудно было у него на душе: ?Как вор к собственной семье крадусь?. Подняв тяжёлый полог у входа, он вступил в полумрак. В дальнем углу шатра мирно спала Татьяна, нежно, но крепко прижимая к себе сына. Маленькая ручка еще не названного дитя покоилась на русых волосах матери. Ратник залюбовался мирно почивавшей семьёй. Плавные изгибы женского тела цепляли его взор, Лютобор по-прежнему хотел обладать своей супругой. Мягкие локоны струились по плечам её, падали на прекрасное лицо. Лютобору вдруг нестерпимо захотелось вновь ощутить теплоту её кожи под своей рукой, и он медленно приблизился к Татьяне. Почти уже коснувшись ладонью её плеча, ратник заметил, как вздрогнули густые ресницы, и в тот же миг его, словно ледяной водой, окатило испуганным взглядом. Взметнулись покрывала, Татьяна вскочила на ноги и отшатнулась от Лютобора, вжавшись в полог шатра. Тяжелый ковер, подвешенный на одну из стен, упал, подняв вокруг себя тучу пылинок. Они заплясали в воздухе, мелькая в солнечных лучах, что пробивались сквозь неплотно зарытые занавеси. Тонкий писк разбуженного ребенка нарушил покой утра. Татьяна тяжело дышала, переводя взгляд с мужа на потревоженное дитя.—?Татьянушка, это я,?— Лютобор с теплой улыбкой потянулся к жене, распахнув объятия. —?Ты что так меня испугалась?—?Так тебя теперь все боятся,?— острый взгляд любимой ранил, как острие клинка, никогда прежде на него Татьяна так не смотрела. Улыбка сошла с лица русича, взгляд стал тяжелым. Он опустился на край лежанки, крепко сцепив перед собой мощные руки. Татьяна стояла и смотрела на спину Лютобора, на шрамы, покрывавшие его кожу, родинку на боку и вспоминала. Вспоминала как первый раз увидала своего будущего мужа, как их взгляды встретились, и она против воли улыбнулась ближнику княжескому. А ведь все пророчили ей быть княжной, да женой Всеслава. Но сердце сделало свой выбор, и уже следующей весной она стала женой Лютобора. Слезы хлынули из глаз Татьяны, и она бросилась на колени, прижавшись мокрой от слез щекой к спине мужа. Не сможет она без него, не хочет. А то, что она у валуна увидела, забудется, как снег весной, все воспоминания время унесет, и язычник этот, будь он неладен, больше им никогда на пути не попадется. Чтоб он сквозь землю провалился, черт безбожный! Татьяна обвила тонкой рукой богатырскую шею мужа своего, голову склонила к его плечу и молча отпустила ему то, о чем он прощения вслух никогда не попросит. Лютобор руку ее в свою взял, нежный поцелуй запечатал на белом запястье, благодаря жену за милость и благодетель, и в кольцо рук своих мозолистых, столько мечей державших, две нежных жизни спрятал, поклявшись, больше никогда их не терять.*** Куница вышел из шатра, полной грудью вдохнув степной ветер. Яркое солнце, свет которого, как ему думалось, он уж более никогда не увидит, слепило глаза. Многие собравшиеся вокруг соплеменники, думали так же. Но вот он, Куница, стоит перед ними. Впереди всех стоял Анагаст. Его хмурое лицо, казалось, постарело с прошлой ночи.—?Когда бой? —?Куница не любил тянуть томительное ожидание.—?Боя не будет,?— жрец твердо смотрел на волка.—?Как? —?подобная весть глубоко ошарашила скифа. —?Вожак еще не определен, должен быть еще один поединок. Сегодня. Тон Куницы отдавал железом.—?Ты вожак. С тобой пришел Берендей, только тот, кто духом силен, может зверя приручить. Да, Яра не ты убил, но на то воля Ареса была, чтобы русич этот подле тебя оказался.—?А с ними что делать? —?Куница кивнул в сторону шатра, где опочивали Лютобор и Татьяна.—?Ты вожак, ты и решай. Из-за спины старика появилась девчушка лет четырех от роду, неся в руках плошку с водой. Куница принял подношение и с жадностью выпил все до капли. Подняв взгляд, он увидел низко склоненных в поклоне сородичей. Анагаст встал рядом, положив руку молодому вожаку на плечо, взгляд его был полон тепла.—?Иди отдыхай. А вечером приходи, поговорить есть о чем. С этими словами жрец дал скифам знак расходиться и скрылся сам. Кунице ничего не оставалось, как вернуться в шатер. Он еще раз окинул пристальным взглядом свое племя. Стая волков, встретившись с ним взглядами, поклонилась, проявив уважение. Куница кивнул им, после чего скрылся в шатре. Ликование от совершенной мести, наконец, затопило его сердце. Ни о чем более думать скифу не хотелось. Он теперь вожак, а Яр мертв. Отец отомщен. ?И клятву сдержал, перед Аресом данную, вернул Лютобору жену и сына, ??— подумал скиф, и радости в его сердце поубавилось. У русича своя жизнь, а у него, Куницы, своя. Он теперь вожак, а у вожака забот много. Ему теперь все племя кормить. А если захочет он промысел свой забыть, так тут ему без боярина не обойтись. Верил волк, что не откажет ему ратник в милости.*** Долго сидел Лютобор, обняв Татьяну, и чувствовал себя в близости от неё почти прежним. Но морок волчий не развеивался, как хотел того боярин, как надеялся. Ощущение пустоты где-то в сердце его затаилось, зверь шевелился беспокойно. Русич силой воли загнал его поглубже и наказал себе строго не вспоминать о нем, пока сил достаёт, и о том, кто его так ловко усмирял все эти дни. Поздним вечером Лютобор повстречался с Анагастом и новым вожаком для беседы. Куница был по обыкновению молчалив, только изредка бросал тревожные взгляды то на жреца, то на ратника. Лютобор и не думал отказывать скифам в их просьбе, но следовало все хорошенько обдумать, потому не спешил он и согласие давать. Вожак тому удивился, хоть и виду не подал, не ожидал он колебаний от русича.—?Мне сначала надо поймать того, кто семью мою чуть не погубил, да князя предал. А потом можно и о вас потолковать будет. Защиту князь вам даст,?— Лютобор добросердечно улыбнулся жрецу и волку, но улыбка его быстро сошла от ледяного взгляда жёлтых глаз.—?Не о том тебя просили,?— Анагаст выглядел разочарованным. —?Нам защита княжеская не нужна. Нам проход нужен в другие земли. Уйдем мы с этой пустоши, и ни ты, ни князь о нас более не услышат. Осядем где-нибудь, да промысел свой прежний навсегда забудем,?— похлопав Куницу по плечу, сказал он.—?Зачем уходить-то? Здесь жить можно. Я с князем поговорю, он меня послушает,?— с жаром настоял Лютобор, обращаясь к старому скифу. Но более всего он хотел, что бы второй скиф, так и не проронивший ни слова, услышал его. Куница смотрел куда угодно, только не на ратника. Лютобор отчаянно пытался уловить в его глазах, знакомых и чужих одновременно, досаду, обиду смертельную, но встречал лишь равнодушие, что страшнее любой ненависти. Зверь в переплетении рёбер зарычал и рванулся к волку. Анагаст заметил перемену в собеседнике и замолчал на полуслове, внимательно наблюдая за происходящим. Лютобор пристально смотрел на Куницу, который безразлично разглядывал расшитый полог шатра, и не смел привлечь внимание скифа. Надеялся лишь, что тот сам взглянет на русича. Шли минуты. Вдруг волк резко встал и направился прочь, Лютобор тут же последовал за ним, и они скоро скрылись в темноте наступающих сумерек. Анагаст смотрел им вслед со смешанными чувствами. Слишком велик был риск, и жрец не знал, оправдан ли он. Куница доверял этому русичу, а волка нелегко обмануть. Но все-таки и это возможно.*** Куница шел к морю, шел быстро, не оглядываясь, но чувствовал, что ратник ни на шаг не отстает. Приблизившись к кромке воды он опустился на песок, сложив руки на коленях. Лютобор осторожно, не спуская глаз с его по-звериному острого лица, сел рядом. ?Уходить легче, чем отпускать?. Когда-то эту мысль он услышал на пиру, уж и не вспомнить от кого и по какому поводу, но сейчас она всплыла в мыслях его и жалила как оса своей правотой. Когда он собирался уйти, это решение казалось ему правильным, но как об уходе заговорили скифы?— мнение Лютобора резко поменялось. Уйти он мог, но отпустить?— никогда. Зверь на это не способен, он того не умеет, отпускать. И самое паскудное, что Куница это понимал.—?Не хотят волки больше жизнями чужими свои окупать. Устали мы от крови. Миром жить хотим,?— бесцветный голос звучал гулко в шуме прибоя.—?Уходить-то зачем? —?начал было Лютобор, но Куница его перебил.—?А оставаться зачем? —?он впервые встретился с русичем тяжёлым от усталости взглядом. —?Вся земля здесь болью и страданьями пропиталась. Ничего здесь кроме горя нас не ждет. Куница попытался было встать, но крепкие руки опрокинули его на песок. Лютобор навис над ним, в его пылающих голубых глазах отражались лунные блики, играющие на волнах. Русич с мгновение пристально изучал лицо Куницы, а после сказал:—?Горя говоришь? Горевал ли ты в шатре давеча? А у валуна? —?не дав ответить, Лютобор впился в рот вожака поцелуем злым и колким, как репей. Куница ожил. Но ликование Лютобора продлилось ровно до того момента, как кулак скифа впечатался в его лицо. В глазах заплясали искры, и солоноватый металлический привкус крови наполнил рот. Руки инстинктивно сжались, крепче прижимая к себе тело Куницы. Тот извивался в попытке вновь нанести удар. Скиф рьяно хотел сбросить с себя ратника, но, как и в первый раз, силы их были не равны. Некоторое время они катались по песку в молчаливом яростном поединке. Поняв, что освободиться не получится, волк отвернулся, устремив полный злобы взгляд в темноту. Лютобор с легкой усмешкой наблюдал, как он пытается восстановить дыхание. Потом лицо его вдруг стало серьезным.—?Силой брать не стану. С этими словами русич поднялся и неспешно направился к шатрам. Он не успел сделать и трех шагов, как со спины налетела быстрая тень. Но ратник ожидал нападения и ловким движением увернулся, перехватил нападавшего вокруг пояса рукой и повалил в песок. Куница не был бы самим собой, если бы не успел, падая, сделать подсечку, и Лютобор повалился следом. В последний момент скиф использовал вес ратника для рывка и, перевернувшись, оказался сверху. Град стремительных ударов обрушился на Лютобора. Куница бил быстро, но не сильно, и Лютобор с легкостью защищался. В какой-то момент ратник начал смеяться, и Куница замер, изумленно на него глядя. Лютобор продолжал заливаться радостным смехом, потом сгреб в охапку все еще растерянного волка и прижал к широкой груди. Тот из врождённой свирепости попытался вырваться, но вскоре смирился и расслабился в объятиях русича.—?Хотел как лучше ведь,?— тихо проговорил Лютобор, оправдывая свою вину. Куница молчал, но дыхание затаил, а значит слушал внимательно, и Лютобор решил продолжить.—?Мне же не разорваться. Я ведь служивый, князю клятву верности давал. И жене тоже, –качнув головой, ратник горько усмехнулся. —?Я с врагами князя разберусь, жену с сыном домой отвезу и тут же вернусь за вами, за тобой. Куница презрительно хмыкнул.—?Не бойся, боярин, тосковать да слезы лить не буду. А вернуться все равно придётся, зверь обратно пригонит,?— последнюю фразу скиф прошептал Лютобору на ухо, и жар прошёл по телу русича, захватывая сознание и пробуждая желание.—?Я вернусь,?— твердо сказал ратник. —?Во что бы ни стало вернусь. Обхватив руками лицо скифа, Лютобор взглянул прямо ему в глаза и медленно запечатал поцелуем его сжатые губы. Взгляд скифа на мгновение потеплел, но после короткого поцелуя Куница встал и побрел в деревню, по пути ероша густую рыжую гриву. Ратник остался лежать на песке, раскинув руки в стороны и глядя в звездное небо. Принимать решения нет смысла, ни одного данного себе обещания Лютобор не выполнил. Так какой в них смысл? Лучше обождать, как сама судьба все по местам расставит.*** Уличив Всеслава в предательстве отца, а также посланника князя киевского, Лютобор понадеялся, что жизнь его быстро вернется в свою колею, и он сможет выполнить обещание данное скифам: помочь им обрести дом и мир. Но нападение степняков на его собственный дом, хоть и неудачное, разбило на осколки все чаянья и спокойствие. Верные люди боярина нападение отразили, даже ранить нападавшие никого не сумели, но о безопасности в стенах собственного дома более не могло быть и речи. Князь говорил о том, что смерть сына, которого Лютобор поразил в поединке, сильно подкосила хана. Он разорвал все соглашения с русичами и ушел с тмутараканских земель. Но отчего-то Лютобор мало в это верил. Оба предводителя не отличались привязанностью к сыновьям, и смерть их не должна была принести им много переживаний. Тем более?— становиться поводом для того, что бы рушить взаимовыгодные отношения. Татьяна день ото дня становилась более рассеянной и нервной. Пережитое похищение не так сильно повлияло на нее, как-то, что произошло после возвращения домой. Она более не могла чувствовать себя в безопасности нигде. Лютобор видел, с каким трудом ей давалось теперь исполнение самых простых домашних обязанностей. За дитем ему приходилось следить самому, потому как Татьяна забывала его покормить или не замечала детского плача. Только когда кто-нибудь встряхивал ее за плечо, она будто просыпалась и спешила успокоить ребенка. Боярин тоже становился злее с каждым днем, ощущая кожей нависшую над ними угрозу. Новое нападение только подтвердило, что зверь никогда не ошибается. Лютобор даже пытался раз выследить нападавших по запаху, но опыта ему не хватило, и он потерял след. Много раз вспоминал он Куницу в эти дни, жалел, что того нет рядом. Опыт выживания и выслеживания так пригодился бы сейчас Лютобору. Но, как ни убеждал себя ратник в том, что волк необходим ему для дела, сердце говорило об обратном. Тосковал он по Кунице, а беды заставляли его душу еще сильнее стремиться туда, где её ждал покой. В конце концов, боярин решил отправиться к вождю скифов за помощью. На князя надежды нет, он хотел помириться с ханом и наверняка готов был пожертвовать ради этого своим ближником и его семьей. Наказав своим людям стеречь боярыню с ребенком, как зеницу ока, а дворовым?— следить за здоровьем Татьяны, Лютобор начал приготовления к отъезду. Собрав самое необходимое, боярин оседлал лошадь и умчался поутру.*** С тех пор как русич с семьей покинул земли скифов, Куница почти перестал спать. Целыми ночами он смотрел в потолок шатра, мысли его вились беспорядочно, но чаще он думал о жене ратника. О том, что причиной её горькой судьбы и несчастий был он, Куница. Жгучая вина душила волка, хотя раньше о таком чувстве, как стыд, он и не помышлял. Теперь ему яснее и понятнее стало, что испытывал Лютобор, и хотелось Кунице знать, как же справлялся русич с этим неподъемным грузом вины. В то, что боярин вернется, скиф верил, но ожидание было мучительным. Дни проходили за днями, пока в одну из ночей не забылся волк тревожным сном, да не увидел в том сне ужасные картины: как скифский народ гибнет под дождем из стрел, на холме стоит князь тмутараканский, и улыбка его на оскал звериный похожа, а рядом стоит Лютобор. Ужас сковал Куницу, проснулся он, жадно ловя ртом воздух да лоб мокрый от холодного пота тыльной стороной ладони утирая. Решил он тогда ехать к боярину, не осталось сил сидеть и ждать. А там, глядя в глаза голубые, напрямую спросить. Лютобор лгать не умел, это скиф давно уже понял. Значит поймет все волк, лучше горькая правда… Собрав немного вещей в дорогу, Куница зашел проститься с Анагастом. Жрец не противился решению молодого вожака поехать к русичу и отпустил с миром. Куница рассказал ему о видении ночном и велел, если через седмицу не вернется, чтобы уходило племя. Анагаст мрачно кивнул, а волк покинул поселение еще до рассвета. Добравшись короткой дорогой вдоль моря до двора боярина, Куница не сразу пошел на поклон, решил осмотреться, и тут же чуть не выдал себя: наткнулся на отряд степняков, что вели наблюдение за двором. Кунице уже приходилось избавлять землю от этих псов, дело привычное. Покончив с четырьмя по-тихому, он направился вдоль забора, держась за валунами. Найдя еще троих, скиф отправил их к соплеменникам на тот свет. Более никого не обнаружив, он решил все-таки наведаться в дом к Лютобору. В прошлый раз, когда он здесь бывал, в дом его не приглашали. От этой мысли Куница улыбнулся сам себе. Времени с тех пор прошло немного, а столько изменилось. Куница вернулся за лошадью, что до этого привязал поодаль, и верхом поехал к воротам. По мере приближения ко двору волк испытывал все большее волнение. Настораживала его тишина, в разгар дня не было слышно ни голосов дворовых, ни скотины, даже собака не лаяла, а собаку Куница точно помнил с прошлого раза. Но за воротами была тишина. Осторожно спешившись, Куница приблизился к воротам и толкнул тяжелую створку. Со скрипом та отъехала в сторону, открывая взгляду опустевший двор. Лишь несколько тел лежало почти посередине. Двое из них были местными, а еще четверо?— в одеждах степнячьих. Из тел степняков торчали стрелы. Местные были изрублены сильно.—?Кто таков?! От неожиданности Куница вздрогнул. Голос принадлежал мужчине, но откуда он шел, Куница пока не определил.—?Я друг вашего боярина, где он? —?как можно громче и отчетливее выкрикнул в ответ Куница.—?Друг говоришь? Не в добрый час ты решил в гости наведаться. Голос приближался, и вот из-за угла, как помнил Куница, бани появился дружинник. Только вышедший разглядел скифа, глаза его округлились, вены на шее вздулись и, выхватывая меч, он закричал себе за спину:—?Это волки! Защищай боярыню! Следом за дружинником выбежали еще трое: два воина и один дворовый мужик с вилами.—?Много вас вояки, да там за тыном-то поболее степняков было,?— криво усмехнувшись, скиф и не думал браться за оружие. —?Ну да более не побеспокоят они. Дружинник, что вышел первым, обратился к рядом стоящему:—?Поди проверь. Если правда?— уходить надо,?— воин скрылся за углом. —?Где остальные волки?—?Я один.—?Зачем другом Лютобора назвался? —?гневно смотрел русич на наемника. Снова вина сдавила грудь наемника. Скольких они тогда со стаей положили? Пятерых? Больше?—?Так у боярина-то сам спроси,?— Куница постарался придать голосу безразличие, но липкий страх уже расползался по коже.?Где Лютобор? Где Татьяна? Что здесь вообще происходит? Степняки ведь союз с князем держат. Так Лютобор в немилости у князя??—?Лютобора нет здесь? А Татьяна тут? —?волк наугад говорил, но расширившиеся вновь глаза воина ясно дали понять, что скиф прав. —?Позови боярыню, ее послушаем. Татьяна должна его признать. В этот момент вернулся воин, которого дружинник послал проверить слова Куницы. Тот на ухо старшему что-то проговорил. Старший кивнул.—?Сейчас Татьяну кликнут. На пороге дома появилась жена лютоборова. Бледное лицо, безумные запавшие глаза, потерянный взгляд. От уверенной и гордой женщины не осталось и следа. То была старуха с юным лицом.—?Татьяна,?— позвал Куница. Взгляд боярыни, до того беспрестанно блуждающий, замер и медленно двинулся в сторону скифа. Разглядев его лицо, Татьяна открыла было рот, что-то сказать, но так и не промолвила ни слова. Все наблюдали за происходящим, никто не шевелился, казалось, даже дыхание затаили. Боярыня сделала шаг в сторону волка, потом другой, а на третий бросилась со всех ног к нему, обвив шею руками, на грудь упала и в голос зарыдала. Куница опешил от такого приветствия, но дворовые и дружинники были в еще большем замешательстве. Крепко обняв рыдающую Татьяну, Куница поднял взгляд на воинов.—?Признала тебя боярыня, знать, правда друг. Ну да собираться надо в путь. Как видишь, Татьяна больна, а про остальное дорогой расскажу. Я Ратмир, а это Данко и Владимир. Ну, а Прова ты знаешь,?— дворовой, до того не спускавший полных ненависти глаз с наемника, двинулся с вилами на скифа, но Ратмир его остановил. —?Будет, сейчас не до того. Степняки скоро вернутся. По двору засуетился немногочисленный люд, седлая лошадей, собирая снедь в дорогу. Куница стоял, не двигаясь, все еще держа в объятиях Татьяну. Он пытался согреть несчастную, которую била крупная дрожь.—?Куда поедете-то? —?Куницу по большому счету это не волновало, но он отчаянно хотел знать, где Лютобор, а он, возможно, был там, куда собирались везти его жену. Ответ дружинника заставил его замереть от удивления.—?Знамо куда, к вам на стоянку,?— Ратмир не скрывал насмешки, глядя на вытянувшееся лицо скифа. —?Лютобор ясно все сказал перед отъездом и дорогу объяснил. С этими словами Ратмир вынул клочок бумаги из-за пазухи и протянул Кунице.—?Я короткий путь знаю, телеги не запрягайте. Только верхом,?— Куница отодвинул от себя Татьяну и взглянул ей в глаза. В них было столько паники и страха, что волку стало совсем не по себе, он вновь прижал боярыню к груди покрепче и повел ее к своей лошади.