Нежность (1/1)

—?Перси, любимый… кофе готов,?— я понял, что наконец настало утро, только когда услышал этот голос: аромат кофе почему-то не оказал на меня должного воздействия. Я не сразу открыл глаза, пытаясь собрать в кучу события последних двадцати четырёх часов.Отъезд Криденса. Его просьба. Кавардак в квартире Геллерта. Сломанный кондиционер. Моё предложение поехать в Санта-Карлу.—?Любимый??— Геллерт во что бы то ни стало хотел поднять меня с постели.?— Кофе готов! Прекрасный кофе! Кофе, сваренный в турке, ммм… ты никогда ещё не пил мой кофе, сваренный в турке… ну, просыпайся же!?— голос звучал совсем рядом, видимо, Геллерт низко наклонился надо мной.?— Ах, как же я мог забыть…?— я почувствовал его губы, прижимающиеся к моим губам, и открыл глаза.—?В следующий раз надо будет начать с этого,?— с довольным видом прокомментировал Геллерт.—?О’кей. Встаю,?— голос со сна был хриплым. Геллерт, в белоснежных джинсах и футболке с закатанными рукавами, стоял рядом с кроватью и улыбался во всю ширь.?— Который час?—?Восьмой, любовь моя…За окном гомонили птицы. Очередное утро. Не помню, кажется, всю ночь меня преследовали кошмары?— один за другим… сон ускользал. Я поднялся с кровати, ощущая на себе какой-то необычный взгляд Геллерта, решил не обращать на это внимания, сваливая на послевкусия кошмара, и направился в ванную.—?Кофе же остынет,?— донеслось мне в спину. Ах да. Кофе. Геллерт, похоже, уверен, что именно с кофе нужно начинать день. Я же предпочитал выпивать стакан воды. В любом случае, я не просил, чтобы мне варили кофе… голова была несколько мутной, и я надеялся, что контрастный душ поможет.Я стоял под струями, чередуя температуру: горячая?— холодная?— горячая?— холодная, чувствуя, как возвращается бодрость.…вчера, когда мы поднимались в нашу с Криденсом (но без Криденса) квартиру, меня посетило страннейшее ощущение дежавю: как будто бы всё повторяется, но в каком-то искажённом виде. Вместо одного полудемона был другой. И я его вёл к себе домой…—?Ты ведь был здесь уже,?— напомнил я Геллерту его визит в сентябре девяносто седьмого.—?Это был не я, дорогой… это был лишь мой призрак…?— Геллерт замер на пороге.—?Добро пожаловать,?— не очень радушно поприветствовал я его. Геллерт остро улыбнулся, кинул на меня быстрый взгляд и вошёл.—?Ооо, Перси, а ты навёл порядок!?— действительно, большая часть книг была на полках, компакт-диски сложены башенками вокруг музыкального центра, вот этот ящик?— для аудио-кассет, этот?— для видео, этот?— для старых комиксовых подшивок… Даже трещины в потолке на так бросались в глаза, когда на полу не валялась скинутая Криденсом одежда.?— Любимый,?— Геллерт поцеловал меня в щёку.?— У тебя прекрааааасная квартира…И вот тут-то мне впервые показалось, что я сделал что-то не то.—?Любимый,?— снова услышал я.?— Я жду…Криденс редко звал меня так. Только в каких-то очень значимых моментах, в особой близости. В основном, он звал меня ?Персиваль??— никаких сокращений, никакого ?Перси??— временами, по старой памяти, ?Грейвз?, и это тоже было в норме: я сам долгие годы предпочитал такое обращение даже от Серафины. Криденс вообще был довольно жёстким, по-своему упрямым, своенравным и мрачным; таким я его и принимал. Наши отношения были пропитаны тестостероном: спорт, борьба, секс. Совместный просмотр ужастиков и одна бутылка виски на двоих (хотя Криденс всегда выпивал больше, чем я; я в последние годы спиртным не увлекался). Стабильно выкипающий кофе, если Криденс решал вдруг меня им порадовать с утра. Домашние катаклизмы как стиль жизни: трещины по стенам и потолку, бьющееся стекло, летящая на пол посуда. Вырвавшись из-под гнёта Мэри-Лу, Криденс жил по карте ?Башня?, разрушая до основания всё то, что было заложено в нём Мэзеритами.Меня он называл своей ?новой надеждой?. Иногда?— ?Оби-ван-Грейвз?. Предлагал сразиться на лайтсаберах, шутил по поводу Тёмной стороны и печенек, расстёгивая молнию на джинсах и демонстрируя трусы с рисунком ?Орео?. Жизнь с Криденсом и правда напоминала мужскую общагу?— как и мечталось мне когда-то, в тот далёкий день, когда я впервые увидел его с утра в собственной холостяцкой квартирке, немного сонного, в моих старых тренировочных штанах и растянутой футболке чуть не до колен.Только при этом мы не были соседями по комнате. И даже просто любовниками. Мы были чем-то намного большим?— семьёй.Я давал Криденсу пространство, он, в свою очередь, уважал мою территорию. Подшучивал, конечно, но и гордился. Когда я занялся коучингом всерьёз, Криденс всегда меня поддерживал. Порой?— сбивал пафос, порой?— делился собственным опытом.Вот так шли у нас с ним дела.С Геллертом всё было иначе.?Перси?, ?дорогой?, ?милый??— и бесконечное ?любимый?, ?любимый?, ?любимый??— слова, словно сладкий яд, втекали в уши, поцелуи припечатывали принадлежность: ?мой??— ?любовь моя?, ?моё солнце?, ?мой свет?, ?мой рыцарь?… всё это вместе с лёгкими касаниями окутывало пеленой, отгораживало от мира, создавало пространство только для двоих. Неиссякаемые потоки почти женской нежности. Честное слово, Серафина была жёстче. Мне казалось, что сознание у меня мутится. Или двоится. Поскольку я знал и помнил и другого Геллерта?— Геллерта с холодной усмешкой на тонких губах, Геллерта, искусно пользующегося чёрной магией. Забирающего жизни. Оживляющего трупы. А, может быть, раскол был вовсе не в моём сознании, а в сознании Геллерта?.. Я вышел из душа и прошёл на кухню. Геллерт уже ждал меня. Это напоминало неестественно-глянцевую фотографию из журнала.Мне опять?— как тогда, в Долине Смерти?— пришёл на ум Дэвид Лашапель и его сюрреалистические работы. Мысли сбились. Мне было сложно рассуждать; не тогда, когда Геллерт, как сейчас, подошёл слишком близко ко мне, напрашиваясь на прикосновение. Я вздохнул и положил руки ему на талию. Слишком низкие джинсы. И коротковатая футболка. Почему-то Геллерт всегда умудрялся выглядеть (и звучать) как этакое общепринятое представление о геях. И ещё одно: выглядел он сейчас как-то подозрительно хорошо. Впрочем, и пять лет назад, когда ему было сорок, я сомневался в его возрасте — не двадцать пять ли. — Кофе,?— выдохнул Геллерт мне на ухо. И тут я понял, что показалось мне странным: он был в своих зеркальных авиаторах. Прятал глаза.— Геллерт…— Что, любимый?—?Почему ты в очках?— Твой свет ослепляет меня…—?А по правде?—?А по правде?— вчерашний приход мешает,?— буднично произнёс Геллерт и отстранился.?— Кофе?— Пожалуй.—?С молоком?—?Без.— Сахар?— Я пью чёрный кофе.— Ммм, какая жалость…Это точно была сюрреалистическая картинка: я и Геллерт на нашей маленькой кухоньке. Он, бледный, белые волосы, белая одежда и зеркальные очки?— на фоне кирпичной стены. В руке белая чашка с молоком. Неопределённое выражение лица. Во мне вдруг взыграла жилка фотографа.—?Погоди! Не двигайся!Я вскочил и вернулся с ?Лейкой?. Сделал несколько кадров. Затем сбегал за ?Полароидом?.— Можно хоть отхлебнуть?— Пей, пей, конечно…?— я примеривался так и сяк. Совершенство. Утренний свет придаёт особое настроение. Геллерт едва заметно улыбнулся. Этот кадр я и поймал.— Как назовёшь?— ?Нежность?.—?Чёрт, Перси…—?Это просто название…Геллерт поставил чашку на стол и, приблизившись, поцеловал меня в губы. А потом ещё и ещё раз...— Спасибо, любовь моя,?— прошептал он.А, может быть, я всё же не ошибся?..Наш первый день вместе начался.Однако чувство, что что-то неправильно, чувство некоторой изоляции, чувство… стёртой памяти, может быть,?— не покидало. Кофе был великолепен. Криденсу никогда не удавался кофе: он варил его то слишком крепким, то слишком слабым, если добавлял молоко, то оно непременно сворачивалось, а сахар оказывался солью. Поэтому я и стал пить кофе без молока и сахара, в итоге. И, по мере возможности, варил его себе сам.— За что ?спасибо?? — поинтересовался я. — За то, что привёз тебя сюда вчера?— Да, за это, конечно. И вообще… за тебя Персиваль, спасибо. Ты?— именно то, что мне нужно сейчас. Кроме того, у тебя работает кондиционер и в холодильнике есть молоко. Что ещё нужно для счастья?— Эммм…. даже не знаю. Но, судя по твоей квартире… и по ?Ферме?…— Ох, оставь уже эту ?Ферму? в покое!?— перебил меня Геллерт.?— Я от неё избавился, она не должна тебя больше волновать.— Кстати, а как ты с ней поступил?— Продал. Там собираются устраивать то ли гостиницу, то ли парк аттракционов… не знаю, мне не интересно.— Парк аттракционов… мда… что-то вроде форта Байярд…— Что ты сделаешь с фотографиями? —?Не знаю,?— я наслаждался напитком. Настроение становилось всё лучше и лучше.?— Пошлю в ?Нэйшнл Джеографик?… в раздел ?сверхъестественное?… Устрою выставку… Геллерт, что ты добавил в кофе?..— Что такое??— зеркальные стёкла ровным счётом ничего не выражали.— Ты что-то добавил в кофе. Мне слишком хорошо.— Что в этом странного? Начался новый день, мы вместе…— Мне не было так хорошо, когда я проснулся. И ночью мне сто процентов хорошо не было… какие-то кошмары всё время…Я вдруг уловил его, сон: как будто рядом со мной?— гигантская ядовитая змея. Я не мог пошевелиться от страха, что она меня укусит. Огромный белый питон с красными глазами. Или, может быть, анаконда. Видение мелькнуло и исчезло, растворилось в утреннем свете.Я медленно поставил кружку на стол.— Что же ты… не пьёшь дальше, а, Перси??— теперь в голосе мне чудилась насмешка.Мне сдавило горло.— Что было ночью, Геллерт? Почему я не помню вчерашний вечер?Геллерт стал полупрозрачным. Его голос зазвенел хрусталём.— Потому что кое-что лучше не помнить, любовь моя…Миллионы солнечных зайчиков отразились от поверхности зеркал, приблизившихся ко мне, и ослепили светом.— Потому что…?— зеркала исчезли, и на меня смотрело две луны, живая и мёртвая,?— Неважно, что было вчера… потому что… есть только сегодня… любимый мой…Удушающая нежность, повадки змеи, серебристые всполохи…—?Не надо, Геллерт… прекрати…— …ты уверен, что хочешь знать, что было вчера?..— Я… уже… нет…А потом был снова провал.Я слышал свой голос как будто из-за стены.Кажется, я предлагал Геллерту устроить фотосессию, прямо здесь и сейчас…Кажется, я предлагал ему снять футболку…— Геллерт.— Мммм?— Ты уверен, что тебе сорок пять?— А в чём проблема?— Ты слишком хорошо выглядишь… тебе можно дать… лет тридцать…— Всё благодаря тебе, любимый.—?Что?..— Благодаря тебе… твоей любви… нашей любви…—?О какой любви ты говоришь…— Кстати, Криденс знает, что ты ему изменяешь?— Я ему не изменяю. —?Конечно, конечно… ты всего лишь фотографируешь меня… и мне это нраааааавится…— Геллерт… заткнись. И не двигайся…Острая улыбка. Быстрое касание. Лёгкий поцелуй. Мир, полный головокружения.?Не допускать Геллерта до приготовления пищи??— заметка себе. На будущее.Как будто у нас непременно должно быть общее будущее.