енхун/сону; хатико (2/2)
в день икс сону одиноко стоял на платформе, почти унизительно, но очень преданно, будто хатико, под балладу дэйсикс на рипите, чувствовал скорое приближение простуды, кашля и насморка, его кожа порозовела от холода, а все вокруг – по-прежнему – было незнакомым и чужим, и только енхун наверняка покачивался где-то в теплом бежево-бархатном поезде, с покрывалом на широких плечах, упирался лбом в окно, пил бергамотовый чай и смотрел, как за заснеженными холмами тяжелое серое небо хоронило в себе последние отблески рыжего солнца.
часы пробили полночь, сону спрятал обе ладони в карманы. там были: мобильник, немного налички, пачка неиспользованных детских пластырей с динозаврами, черничная жвачка, сигареты, крышка от имбирного пива, бутылку которого он выпил практически залпом еще с утра, потому что не знал, как ему было это все вынести.
как ему было дотерпеть.
енхун схватил его обеими ладонями за щеки и радостно чмокнул в губы. у него от невозможности ожидания искрами горели глаза – настоящие, живые, не спрятанные под искусственными линзами, его глаза. в кармане клетчатого пиджака мялись билеты на поезд и документы. сону бродил взглядом по стенам вокзала, по чужим чемоданам, по изможденным лицам людей в зале ожидания, просто потому что боялся расплакаться. глупо, наивно, кинематографично, книжно, как шестнадцатилетняя девочка, провожающая юнца на войну.
сону не знал, было ли что-то между ними, но он бы хотел, чтобы да.
он надеялся, что енхун поцелует его на прощание – так, как он умел: в эпицентре событий, но при этом – незаметно для всех, мимолетно, но пылко, хватая за руки, заламывая их за спиной, впечатывая в стену, порывисто, сладко, лишая дыхания, заставляя сону задыхаться испуганным беззащитным зверьком. сону кусал и облизывал губы – иногда он делал это нарочно, но енхун все равно продолжал смотреть только ему в глаза.
напоследок он вложил сону в разгоряченную ладонь холодный брелок-замочек. как будто отдал свое неживое пластмассовое сердце. и больше ничего не сказал.
поезд устремился навстречу малиновому закату.
поезд вернулся. голос из динамика посреди пустого ночного вокзала оповестил о прибытии. сону как будто проснулся и вздрогнул. сонные люди подстреленными птицами посыпались на перрон: взъерошеные, заспанные, в пуховиках поверх пижам, они судорожно быстро курили, а сону, забывая дышать, все выглядывал среди них знакомый профиль мальчишки-аристократа, который попал к ним из другого времени, закусывал сухое вино сахаром и оливками, молчал и улыбался в ответ на всяческую боль, а еще целовался, как настоящий господь.
сону выглядывал его, но его нигде не было.
в кармане прокуренной куртки покоился кодовый замок со всеми нулями.