Замена (1/1)
Тонкими пальцами цепляясь за чашку с тонкими стенками, льдисто-голубой глаз задерживается на чужом грубом быте, на немытой посуде и горке пепла в стаканчике, откуда торчит одинокая сигарета. Что вокруг него? Эраст ответит с трудом. Он тянет дрожащие руки к деталям, словно они?— его спасительный круг. Представить картину кухни целиком? Сложно. Легче с головой ухнуть в чашку с неплохим, вроде, кофе, рассеяно следить за пузырьками воздуха на поверхности напитка, кривиться, когда лопается очередной. Это всё правильно. Вспоминать, почему он сидит на чужой, по-военному аскетичной кухне, пялится в кофе, дрожащими руками выводит узор на столешнице?— странно. Зачем? Если и так всё предельно просто. Он просто здесь и просто делает это всё. Ничего больше не надо… Ничего! Нет! Никогда…—?Эраст, ты меня слышишь?Глуховатый, такой похожий голос раздаётся где-то у плеча. Похожие пальцы сжимают ему тонкое плечо. Тот всегда умел рассчитывать силу. Этот?— нет. Не замечает за внешней стальной субтильностью тонкую плёнку бледной кожи, подрагивающие плечи. Этот не видит полутона, не разбирается в оттенках его дыхания. Он видит поверхность. Гладь.—?Слышу. Со мной всё нормально.Кривится от собственного неумелого вранья, цепляется за него, пытается сам поверить. Выходит плохо, но он создаёт иллюзию, покров того, что с ним всё в порядке, что руки не дрожат сильнее нужного, что он готов правильно на всё реагировать. Валентин тоже не верит, но делает вид, что Эраст убедителен.—?Я тебе на диване постелил. Если надо?— в душе полотенце синее висит.Эраст поднимает на Лебедева непонимающий, хмурый взгляд. Губы?— тонкая полоска. А у Вали всегда такие. Военная выправка? Привычка, которая стала неотъемлемой частью жизни? У него тоже такая была. Вот только незадача?— умерла.—?Я не могу пустить тебя одного непонятно куда. Поживёшь у меня. Юля на учёбу уже давно в другой город уехала, живу один.Ага. А ещё пропадаешь на службе, не можешь всегда быть рядом, удерживать хрупкое тело от убивающих конвульсий, сдерживать чёрных демонов, разрывающих изнутри. Так зачем ты нужен? Ты?— не Он. И не станешь, милый.—?Мне не пять.Фандорин снова хмурится, словно не может иначе. Улыбка?— богохульство? Но перед словами Лебедева?— залпом допить, с лёгким грохотом умостить кружку на стол, отчего вздрогнули несколько конфет, одиноко лежащих у чужого стакана.—?А ему и суток не прошло. Ты думаешь, кто-то в семье не знал? Глупо, Эраст, строить из себя ледяную глыбу. Я бы понял, если бы была истерика, но ты пугаешь.—?Я не девица на выданье.Шипеть Эраст умеет не хуже любой кумушки. Знали? Да что вы знали! Вы ничего, ничего на самом-то деле не знали. И прежде всего вы не знали Якова. Да так уже и не узнаете.—?Эраст?В голосе мало удивления для человека, которому на краешек кровати в три часа ночи приземляется дальний родственник. Смотрит, по-птичьи склонив голову, моргает устало и сам как бы не понимает, что происходит. Валентин принимает решение быстрее, чем мужчина успевает опомниться. Приподнимает одеяло в приглашающем жесте. Он прекрасно знает, что ему сейчас нужно. Чужое тело, хоть отдалённо напоминающее Гуро. У кого-то бывают фантомные боли. А у него?— фантомное желание пригреться на чужой груди.Эраст медлит. Смотрит лунатиком и только потом, через пару долгих минут, подползает ближе и одним резким, змеиным движением ластится к нему, обнимает, словно нитями опутывает, утыкается в ключицы, быстро затихает. Не спит, просто ведёт себя так, словно минуты близости поставлены на счётчик. Вот-вот прозвенит?— и всё. Выгонят, как нашкодившего котёнка в ?его? холодную постель, где гуляет ледяной ветерок сквозняка и нет тёплого тела.Лебедев только отдалённо напоминает Яшу. Более натренированное, буквально стальное тело, ни одного лишнего движения?— даже дыхание как по часам. Внешне?— возможно просто более суровая версия, более преданная родине. Для Якова было всё одно?— своя страна или чужая, главное чтобы были интересные дела, ну и естественно?— деньги. А может и не деньги. Просто выгода. Поставь такой выбор перед Валентином?— ты станешь буквально предателем родины, которому светит лет семь каторги и ещё двенадцать?— в каком-то далёком поселении, чтобы и думать больше против линии власти не мог. А всё равно оба принципиальные?— только каждый на своей волне.А вот засыпают одинаково. И в макушку дышат. И обнимают почти одинаково. Вот только Валентин?— не Он.Засыпать рядом?— уже привычка. Как и прятать от Эраста лезвия, сидеть с ним под тёплыми струями душа, стараясь расслабить каменеющие от приступов мышцы, отпаивать его чаем с пятью ложками сахара и ликёром. Всё это для Лебедева уже едва ли большее, нежели быт. Может быть немного чувств остаётся. А так?— как на войне. Нет времени думать, есть пара секунд, прежде чем мужчина впадёт в окончательную истерику. За это время Валентин успевает резким, размашистым жестом дёрнуть кран, выворачивая его чуть ли не в кипяток. Было бы больше времени?— вода была бы тёплой. Так ему нужно сделать больно, чтобы Эраст вышел из себя и своей немой смерти. Ледяная вода не подходит?— проверено горьким опытом. Только ожоги, которые потом легко убрать с помощью мази, которая теперь в огромном количестве поселилась на дверце холодильника. А так?— взбодрить, встряхнуть, заметить искры осмысления в чужом взгляде?— выдохнуть. Сделать тише напор, погладить по мокрой макушке, начать расстёгивать мокрую рубашку. Вот сколько не проси его надевать футболки?— самому же легче?— так он ни в какую. Упрямый мальчишка, даром что возраст перевалил уже за третий десяток.—?Валя…Голос едва ли можно назвать шёпотом?— больше мысль. Лебедев вздрагивает от этого обращения. Что заставило Эраста изменить привычному ?Валентин??— холодному и отстранённому? Помутнение рассудка? Так раньше даже в самые тяжёлые моменты?— не иначе как полным именем.—?Да?Глупо! Глупый вопрос, глупый он сам. Глядит в кристальные глаза, пытается найти ответ. Та ещё задача.—?Поцелуй меня.Знает ведь, что не сможет. И даже не из-за отвращения: гомофобом Валентин не был. Дело совсем в другом.—?Ты же прекрасно понимаешь, что я?— не Яков. И никогда им не стану.Эраст смеётся. Заливисто, истерично, хватаясь мокрыми руками за чужую футболку, оставляя на ней тёмные пятна, продолжая захлёбываться слюной и смехом.—?Я знаю, Валь. Это мне и нужно.Прижимается к его губам своими. Ему нужен, наверное, даже не поцелуй. Просто близость и нежность, чужие руки, гладящие спину. Эрасту просто жизненно необходимо уткнуться в чужое плечо, вдохнуть парфюм с солёными морскими нотками. Провести носом по шее, слизнуть каплю пота. Это?— тактильная игра ?Не сойду с ума?. И кажется, у Эраста есть все шансы выиграть. Если, конечно, в ночи представлять не Яшу, а Валентина, цепляться именно за его плечи, ощущать под собой именно Лебедева. Ни разу не увидеть в нём чужие черты. Уверять глупое сердце, что Валя?— именно Валя и больше никто.Так что, Эраст, у тебя есть шанс выиграть?Если ты уже заведомо проиграл.