Гуро, Эраст, пре-канон, джен или пре-слэш в глазах смотрящего, PG (1/1)
Счастье яшино и яшина беда, что Эраст большую часть года в гимназии проводит, на полном пансионе. Уж верно, сошел бы кто-то из них с ума, даром что Эраст пичужка нежная, а характер под мягкостью цветочной у него стальной, да и возраст самый, Яша в таком ух как скандалил.Опять же, есть у Яши и свои, взрослые дела, с которыми Эрасту бы лучше не сталкиваться.На каникулах Эраст, семнадцать ему, шпагой владеет едва ли не лучше Яши, в росте сравнялся почти — а в ширине плеч нет, никак, тростиночка, лоза гибкая, роза, если бы бывали розы без шипов.Две недели Яша работает без продыху, вечерами едва успевает в макушку брата подросшего поцеловать да в кровать валится. На третью не выдерживает.Офицер миловиден, в плечах широк, выше Яши на добрую голову и старше лет на десять. По-русски не говорит, по-французски несет бессмыслицу про русских юношей и про оставшуюся в Париже жену. У них обоих внутри плещется вино, они горячие, смешливые, едва выдерживают лестницу, в квартиру вваливаются, цепляясь друг за друга, у стены целуются — свободно и жарко.Звук. Тихий — из глубины квартиры. Яша отрывается от жгучих губ, из-за плеча выглядывает.Глаза огромные, рот ровным кругом, беззвучной буквой о, к груди книгу прижал. Смотрит. Взгляд Яшин поймал и отшатывется, в комнату прячется. Горит так, что жаром Яшу сквозь дверь окатывает.Эраст!— Пусти! — шипит. Офицер лопочет на французском, не понимает, пьянь. Яша вот стремительно трезвеет, добавляет пару крепких французских словечек для ясности.— Эраст!Эраст из комнаты выскальзывает ужиком — блестящие туфли, курточка гимназистская.— Всё х-хорошо! — сбивчиво бормочет, к двери пробирается. — П-пожалуйста, извините! Я п-пойду! Извините, з-здравствуйте, не хотел м-мешать, Господи, п-прости...В подъезд вываливается спиной, каблуками по лестнице дробью выстукивает.Яша ловит его за руку у самого парка. Растрепанный, красный весь, расстегнут наполовину. Волосы встрепаны чужими пальцами.Никогда его Эраст таким не видел. Мужеложец, да, Яша сказал, а Эраст и без того догадывался, но то слова, а тут Яша у него на глазах, с офицером, да что они делали, Эраст до сих пор краснеет...Дышат оба тяжело.— Прости, прости пожалуйста, — Яша почти стонет, в глазах — ужас искренний. — Прости.— Яша, что т-ты, это ты п-прости...— Совсем забыл, Господи... Ты не должен был видеть, мерзость какая, боже, Эраст, — лицо с тихим звуком ладонями закрывает, трёт усиленно.Да какая же мерзость, думает Эраст, сильнее вспыхивает. Красивы же оба, что скульптуры греческие, Эраст на такие насмотрелся, написался для гимназии докладов.Губу кусает.— Яш, т-тебя там ждут...— Да кто меня ждет!.. Ты что, Эрастушка, прогнал уже... прости, ангел мой.— Зачем прогнал, я бы не мешал...— Эраст!Вскидывается, обнимает до хруста, до боли, Эрасту дышать нечем. Яше тоже — не может успеть вдохнуть между извинениями сбивчивыми, Эраст между лопаток его гладит, растерянно целует висок. Разжимают объятья, только шаги заслышав рядом.Идут домой. Медленно. Яшино пальто, наспех накинутое, ветер треплет, волосы растрепанные тоже. Лицо горящее остужает. — Пойдём, — тянет Яша за рукав, впервые тишину нарушая. — Пойдём, пирожными угощу. За беспокойство.Снова краснеет Эраст.— Я ж-же сказал, все х-хорошо...— Значит, просто угощу. Могу я порадовать брата?В полупустой кондитерской занимают дальний столик. У Яши тает не интересное ему мороженое, Эраст аккуратно, по кусочкам кушает свое пирожное, сахарной пудрой усыпая и щеки раскрасневшиеся, и курточку форменную. Облизывает пальцы.Уеду, думает тихонько. Уеду в Москву. Тесно нам с Яшей будет в одном городе, не поделим мы один сыск, да и заживется ему спокойнее, коли не нужно будет на брата младшего все время оглядываться...Ловит на себе яшин взгляд, сильнее вспыхивает, салфеткой остатки пудры стирает.