Питерские разборки (1/1)

Алекс постоянно лыбится. Ну, постоянно. Какая бы херня ни произошла, он кривит губы в ухмылке, больше похожей на оскал, и ржёт.Даже, блядь, сейчас, когда валяется на земле с простреленной ногой. Кровь хлещет, высохший асфальт под ней делается тёмно-красным, почти чёрным. Совсем недавно пришла весна, уже по-настоящему, с теплом, без луж и вечных дождей. Был классный вечер, хотели просто прогуляться, а наткнулись на каких-то долбоёбов.Матвей чувствует, какая тёплая у Алекса кровь, потому что стоит перед ним на коленях и пытается наложить жгут. Выходит откровенно хреново, руки трясутся, лоскут бывшей футболки никак не хочет завязываться.—?Заткнись, сука, заткнись! —?кричит Матвей. Ему хочется врезать Алексу, но он продолжает колдовать над жгутом.Скорая уже едет, как и милиция. Матвей благодарит высшие силы за то, что сегодня Трубецкой на дежурстве, значит, их обоих отмажут. А тех сучьих ублюдков, возомнивших себя королями, любителей помахать волынами, найдёт и выебут. Во всех смыслах.— Я бессмертный, нахуй! —?орёт Алекс и Матвей не выдерживает, резко наклоняется к нему и затыкает, впечатываясь губами в его рот.Отрывается три секунды спустя, шепчет лихорадочно:— Просто помолчи, Лёш, блядь, я ж за тебя так боюсь, что сдохну прям здесь, боюсь, что ты больше никогда говорить не будешь, но помолчи сейчас немного, ладно?Алекс затыкается, только дышит тяжело и цепляет пальцами за локоть Матвея. Это больно, кажется, что сейчас кость сломается нахрен, но Матвей не обращает на боль внимание. Он сосредотачивается на своей работе и затягивает узел как можно крепче.К тому времени, как скорая приезжает, рана почти не кровоточит. С Алексом Матвея не пускают, ему приходится ждать Трубецкого, который появляется несколько минут спустя.— С кем вы снова поцапались? —?спрашивает он, нагоняя машину скорой. Она не уехала далеко, застряла на перекрёстке с каким-то невозможно длинным зелёным для пешеходов.— Какие-то новенькие, первый раз их видел,?— говорит Матвей, нервно дёргая ногой. —?Суки, лишь бы пострелять. Сунули бы себе в жопу и выстрелили.— Я их найду,?— обещает Аркадий.Матвей не сомневается и чувствует облегчение, хотя сейчас его больше волнует состояние Лёши.На территорию больницы не пускают машины простых смертных, но милицейскому автомобилю Трубецкого дают дорогу. Матвей смотрит только на карету скорой помощи, в которой сейчас везут Лёшу. Так страшно, что начинает тошнить, Матвей сам не понимает, как начинает раскачиваться в попытке успокоиться.Он не слышит ни ободряющих слов Трубецкого, но голоса собственного разума. Перед глазами встают картины одна хуже другой, Матвей думает и о заражении крови, и об ампутации ноги и о том, что Лёша вообще может умереть.Аркадий уверенно ведёт его к главному входу, Лёшу увозят совсем не туда. Матвей рвётся за ним, но его останавливает крепкая хватка:— Нам в регистратуру.В холле прохладно из-за кондиционеров, очень шумно и нервно. Людское море волнуется. Трубецкой оставляет Матвея возле большой кадушки с каким-то непонятным цветком и ловко обходит очередь. Люди возмущаются, но не так, чтобы очень открыто, просто недовольно цокают и бросают на милиционера взгляды исподлобья.Матвей вертит головой и кусает губы. Сейчас где-то совсем рядом мучается Лёша, а он даже не может его ободрить. Наверное, ему будут делать операцию, а перед этим Матвей даже не сможет поговорить с ним.Аркадий возвращается через несколько минут и хлопает Матвея по плечу.— Оперировать будут часа два, как минимум. Так что лучше пока съезди домой, вещи Лёшкины привези, документы. А я побежал, работа всё-таки. Ты мне отзвонись, как сможешь, держи в курсе.Аркадий делает пару шагов вперёд, останавливается.— Давай я тебя до метро подброшу.Матвей добирается до дома в полном раздрае. Собирает в большую спортивную сумку пару футболок, домашние штаны, идёт на кухню за медицинскими документами. Минут сорок просто лежит на половине кровати, принадлежащей Лёше, потом едет обратно в больницу.Людей меньше не становится, Матвею приходится отстоять очередь в регистратуру и он спрашивает насчёт Алексея Тарасова. Немолодая женщина велит по всем вопросам обращаться в хирургию, которая находится в другом корпусе. Матвей идёт туда, выстаивает уже меньшую очередь и пытается получить информацию у молодой девушки. Она направляет его в двести пятнадцатый кабинет, он почему-то оказывается закрыт, Матвей снова возвращается к девушке… Такое мотание затягивается, но всё-таки Матвею удаётся найти заведующего. Тот недолго роется в бумагах, а потом, наконец, объясняет, что случилось с Лёшей.—?Кровопотеря средняя, вовремя шину наложили, хоть и не очень умело. Рану зашили, переливание сделали. От наркоза отошёл, лежит в триста четвёртой, но сегодня посещений уже нет, приходите завтра.—?Можно оставить передачку, пожалуйста? —?умоляюще просит Матвей.Врач немного думает, потом со вздохом соглашается.— Может, всё это ему и не понадобится,?— говорит он, когда они выходят из кабинета. —?Полежит пару дней всего да и отпустим.Матвей под присмотром врача заносит сумку в палату. Помимо Лёши там лежат ещё трое, все спят. В этой позе, на спине, Лёша выглядит непривычно, потому что всегда спит на правом боку. Матвею нестерпимо хочется лечь к нему, обнять, согреть, он выглядит таким бледным и замёрзшим под тонким казённым одеялом. Матвей тихо ставит сумку возле кровати, оглаживает взглядом расслабленное во сне лицо Лёши и выходит.Весь вечер он не может найти себе места. Звонит Аркадию и передаёт ему слова врача, но сам всё равно изводится. Не ужинает, тупо пялится в телевизор и отключается, приходя в себя где-то через полчаса. Нащупывает пульт, вырубает какой-то тупой фильм и снова беспокойно засыпает.На следующий день еле дожидается приёмных часов и переступает порог больницы. Снова куча людей, гул, знакомые коридоры.Он заходит в палату первым из навещающих и единственным. Три койки пустуют, их обитатели нашли в себе силы выйти в холл, где и происходят свидания. А на четвёртой сидит Алекс и… Улыбается. Конечно же, он улыбается этой своей невозможной улыбкой.— И что ты лыбишься? —?сердито спрашивает Матвей, плюхаясь на койку.Алекс тут же коротко визжит, и он подрывается, пугаясь, что сел ему на больную ногу, но Лёшка откидывает одеяло и показывает, что пострадала дальняя, левая. Матвей бросается на него, вдавливая грудью в матрас.— Засранец,?— рычит он, пока Лёша крепко обнимает его. —?Как же ты меня бесишь.— Поэтому ты так причитал надо мной? —?бессовестно спрашивает Лёшка прямо Матвею в губы.—?Испугался за шкуру твою,?— шепчет он между поцелуями. —?Думал, что ты истечёшь кровью и всё. И как мне без тебя жить, а?!—?Каком кверху,?— фыркает Алекс.— Это кто ещё так встанет,?— не остаётся в долгу Матвей и кусает его за нижнюю губу. Не до крови, но ощутимо.Адреналин бьёт по мозгам, по сердцу и, чего греха таить, по члену. Матвей не знает, каким образом будет ехать в метро со стояком, но сейчас это его не ебёт.— Выебал бы тебя прям здесь,?— низко рычит он.— Так что мешает? —?хрипло смеётся Алекс.Матвей отскакивает от него, как ошпаренный, тяжело дышит.— Когда тебя выпишут?Алекс поправляет одеяло, глубоко дышит, восстанавливая дыхание.— Врач сказал, что если всё будет нормально, то дня через два.Матвей выдыхает. За закрытыми дверьми слышится дневной гул больницы.— Вот тогда ничего не будет мешать,?— многозначительно говорит он.Потом спрашивает, как Лёша себя чувствует, насколько отвратительный в больнице завтрак, а также получает ?спасибо? за сменную одежду в виде поцелуя. Потихоньку возвращаются соседи Лёши по палате, время посещений заканчивается. Матвей прощается с Лёшей и уходит, осторожно закрыв за собой дверь.Цветёт поздняя весна, солнце греет город. Алекс смотрит в окно на удаляющуюся фигуру Матвея и рассеянно трогает губы подушечками пальцев.