Часть 1 (1/1)

Хайнек прекрасно помнил, как все это началось, несмотря на то, что события после первого появления в его жизни Майкла Квинна проносились с такой скоростью, что мозг попросту не успевал обработать их все. Хайнек до сих пор не смог прийти хоть к какому-то мнению, сформировать личную позицию, выдвинуть хоть сколько-нибудь правдоподобную научную гипотезу, которая смогла бы объяснить все, что с ними случилось за последнее время. И вот, спустя два года, они с Квинном вновь торчат посреди покрытых изъеденной жарким солнцем травой холмов Биттер Лейк. Казалось, что все слухи о появлении в небе НЛО вели их в штат Нью-Мексико, как когда-то все дороги вели людей в Рим. — Ищут пропавшего собрата, — как-то пошутил Квинн, имея в виду, конечно же, приснопамятный Розуэльский инцидент. Шесть лет уже прошло, люди подзабыли об этих событиях, и Розуэлл продолжает гордо чахнуть посреди пустынного плато, как яркий пример одноэтажной Америки. Но разве можно обойти стороной нелепые слухи, подкрепленные доводами их тайного советчика и информатора, который им так и не представился? Несмотря на то, что Квинн уже трижды наставлял на него револьвер. Нервы у обоих стали ни к черту. Сам Хайнек считал, что даже если в пределах Чавеса и были обломки НЛО, их давно растащили на сувениры многочисленные фанатики, то и дело собирающиеся в этих местах. Поклонники теорий заговоров. Мечтатели, стремящиеся попасть на Марс. Пророки, слышащие голоса у себя в голове. Но информатор заверил, что у Квинна и Хайнека будет возможность докопаться до истины, если они пересекут плато на северо-запад, и что земли заповедника служат пристанищем не только для редких видов птиц. Чрезвычайно остроумно, не все же им посещать кабинеты вашингтонских шишек. Хайнек видел, как Квинн не любил, когда их вызывали генералы, министры, а пару раз даже сам Эйзенхауэр, который, в отличие от Трумана, к мнению Хайнека прислушивался малоХайнек забросил в затухающий костер еще один пучок сухой травы и покосился на привалившегося к ржаво-желтому валуну Квинна. Тот ответил ему привычным острым, немного сердитым взглядом, но вдруг улыбнулся. — Что, профессор, уже не так уверены в том, что нам следовало идти в этот поход? И красноречие внезапно иссякло. Насмешки со стороны Квинна были делом привычным. В конце концов, несмотря на весь сарказм, только Квинн прислушивался к нему в должной мере и шел за ним, даже когда никаких причин не причислить Хайнека к той самой толпе психов, ищущих осколки инопланетного корабля близ Розуэлла, не было. Даже после того, как Хайнек не раз и не два утаивал от него факты, лгал ему. Даже когда Квинну пришлось скрыть от властей то, что он нашел реального похитителя засекреченного объекта со склада базы ВВС США. А Квинн — хороший офицер, в этом Хайнеку тоже пришлось убедиться не раз и не два, офицер, прошедший Вторую мировую войну, укравшую его юность: лгать генералам вопреки присяге не в его духе. — Осталось всего несколько миль до места, отмеченного на карте, — преувеличенно бойко отозвался Хайнек и ответил Квинну такой же кривоватой насмешливой улыбкой, — а я думал, физическая подготовка военных получше будет. Обвинение было несправедливым, так как Квинн тащил в своем рюкзаке большую часть вещей, включая взрывчатку, на которой настаивал информатор, и не отставать от него Хайнеку не позволяло только изрядно выдохшееся, как и его хозяин, самолюбие. Квинн раздраженно вздохнул и вместо ответа подвинулся:— Лучше идите сюда, тут место сильней прогревается. Вы сидите на сквозняке, потому и продрогли. Только после его слов Хайнек осознал, что на самом деле кутается в куртку и вздрагивает. Квинн похлопал по спальному мешку рядом с собой. Сам он сидел на нем же. Хайнек подумал было гордо отказаться, но тело не послушалось, и он покорно пополз в обход костра к нагретому месту у теплого бока товарища. В прерии пахло сеном и сухой землей, ветер то и дело задувал в расщелину между валунами, где Хайнек и Квинн устроили ночной привал, играл с языками костра, гонял пыль. Пахло осенью. И температура воздуха начинала соответствовать. — В следующий раз передайте вашему знакомому, чтобы согласовывал свои задания с погодными условиями и временем года, — попросил Квинн, словно прочитав мысли Хайнека, которому пришлось делать над собой усилие, чтобы не придвинуться ближе. — Да что вы там возитесь? — Снова ?моему знакомому?? — спросил Хайнек, почувствовав, как уверенная рука Квинна притянула его ближе, и расслабляясь. — Будто вы сами ни разу не пользовались его подсказками. — Если бы они давали нам хоть что-то, помимо головной боли, — огрызнулся Квинн. Подсказки давали им немало. Несмотря на очевидную опасность, которая всегда ходила вокруг да около. Но Квинн явно продолжал мстить за то, что Хайнек когда-то обманывал его, встречаясь с осведомителем и не рассказывая об этом коллеге. Ведь было время, когда Хайнек Квинну рассказывал не все. Сейчас в этом не было смысла. И не было возможности. С тех пор, как Мими все-таки бросила его, у Хайнека не оставалось ничего, кроме его работы. Если это можно было назвать работой, пусть за нее и продолжали платить. Официально они с Квинном по-прежнему искали разумные научные обоснования необъяснимым явлениям, чтобы успокоить нервное общество, а Хайнек писал отчеты для верхушки военно-воздушных сил США, на базе которых проект ?Синяя Книга? и был организован. Неофициально же…Даже чувство вины за то, каким неудачным он оказался мужем, почти не мучило, разве что по ночам. Он все еще пытался оказаться не таким отвратительным отцом, но понимал, что после увиденного сын вряд ли так легко его простит. Потому, по сути, не оставалось ничего, кроме его расследования и Квинна, который всегда был рядом. Гонка за призраками уже два года не прекращалась. Они исправно писали отчеты, и Хайнек научился писать обоснования для своих неверных выводов, беря их буквально из воздуха. Когда-то это казалось ненаучным, когда-то он ночь промучился над единственным абзацем. Но теперь, когда писать отчеты для военных и вести расследование перестало быть общим делом, стало намного проще. Правда, Хайнек все еще не был уверен, что Квинну тоже стало проще. Тот никогда об этом не упоминал, но Хайнек уже знал друга слишком хорошо, чтобы не понимать, в какой ад затянул его, заставляя раз за разом обманывать начальство. Вот и сейчас они совсем не так проводили отпуск, как предполагалось. Хайнек вновь потянулся к тлеющим углям, добавляя топлива, и блаженно откинулся на валун, закрывая глаза. Он точно помнил, что за час до первой встречи с капитаном Майклов Квинном, сидел в кабинете, слушая, как два профессора ссорятся из-за формулировок закона Маккарена-Уолтера, помнил, как пытался потом убедить меценатов, что его прибор будет работать и принесет военным пользу. И помнил, как впервые увидел в своем кабинете Квинна, подтянутого, с военной выправкой и твердой уверенностью, что Хайнеку самое место в проекте ?Синяя книга?. Конечно, он всего лишь выполнял приказ и, конечно, манипулировал Хайнеком в попытке добиться своего. Тот понял это лишь поздней, но уже тогда у них не было привычки обижаться друг на друга по пустякам. — О чем задумались, профессор? — Квинн свойски толкнул его локтем в бок, заставляя вновь заныть усталые мышцы. — Вспоминаю, как я вообще оказался во всем этом… — Хайнек беспомощно взмахнул руками, пытаясь жестом показать, что именно имеет в виду. — Могу напомнить, — ответил Квинн, — трое суток назад… — Нет, я имею в виду… вообще… Когда ты пришел в мой кабинет впервые. И ведь я мог тогда отказаться. — Хотел бы? Хайнек помолчал, пытаясь вообразить, что бы тогда было. Его счастливая семья, жена, сын, его студенты. Никакого ощущения себя сволочью и неудачником. Никаких ночевок у костра. Никаких мутных правительственных заговоров и болезненного выражения на лице Квинна, которому вновь и вновь приходится теперь вести двойную игру. Никаких фантастических трупов и непонятных устройств. Никакого Квинна, кстати говоря. — Наверное, я бы солгал, если бы сказал, что никогда не хотел, — наконец сформулировал Хайнек. Ему было необязательно смотреть на Квинна, чтобы знать, как тот отреагирует. Упрямо сжатые губы, чуть сдвинутая вправо челюсть — неправильный прикус плюс привычка, — тонкие морщины, которые становятся резче, как и черты лица, колючий жесткий взгляд прищуренных глаз. Хайнек представил, как Квинн сглатывает, а потом смотрит вверх, и тут же услышал тихий звук сглатывания. — Если бы ты не лез везде, куда тебя просят не лезть, все было бы гораздо проще, — конечно же, ответил Квинн. Хайнек улыбнулся и мягко взглянул на него:— Разумеется, вы правы, капитан, — холодало, и он, не заметив, придвинулся к Квинну совсем близко, теперь они сидели плечом к плечу, — но будет ложью, если я скажу, что я всегда об этом жалею. — Конечно, когда ты оказываешься правым, ты преисполнен гордости и ни о чем не жалеешь, — фыркнул Квинн, первым отводя взгляд. — Или, например, сейчас, — меланхолично ответил Хайнек, — я еще не знаю, прав я или нет, мы черт-те где, мерзнем посреди прерий, но я не жалею. Хотя это заставляет чувствовать себя сволочью, плохим мужем, отцом, гражданином своей страны, человеком, в конце концов. Я всех подвел, так или иначе. И ради чего? — Ради правды? — тут же отозвался Квинн. — Ты… не сволочь. Если уж на то пошло, ты даже не представляешь, как это — быть ею. Увлеченный фанатик — может быть, но не сволочь. — Тогда и ты — фанатик, — огрызнулся Хайнек. — Действительно, что бы я делал без твоих подначек. С ума сошел бы от скуки. — Я промолчу, — ответил Квинн, и Хайнек, вновь смотря на танцы огня в костре, понял, что Квинн улыбается. — Нужно поспать, — заговорил Хайнек, разрывая ставшую вдруг очень вязкой ночью тишь. — Поспи, я покараулю, — ответил Квинн. — Кого опасаешься? Сурков? — Ты сам сказал, что осталось всего несколько миль, и твой товарищ настойчиво рекомендовал нам эту часть пути не использовать транспортные средства. Мне кажется, есть все причины опасаться. — Как хочешь, — отмахнулся Хайнек, неуклюже поднимаясь, чтобы развернуть свой спальный мешок. — Я разбужу тебя через три часа. — Только попробуй. И вновь тишина, в которой ощущается улыбка Квинна. Странно так чувствовать, конечно. Наверное, им стоит меньше времени проводить вместе, это уже, в конце концов, нездорово. Хайнек провалился в сон почти мгновенно, сказалась прошлая ночь, проведенная в машине, и общая усталость. И вновь повторился его кошмар, который преследовал вот уже полгода. Пустой дом, шкаф, в котором не висят платья Мими, гостиная без игрушек сына на полу. Бессмысленные попытки вспомнить лицо бывшей жены, вязкий стыд оттого, что вспомнить его не может. И кто он после этого? Телефонный звонок, и когда-то такой родной, а теперь чужой и холодный голос на другом конце провода. А чего он ожидал, раз за разом предавая и обманывая? Обещая и не выполняя обещания? Подвергая близких ему людей опасности из-за своих безумных теорий? Из-за того, что никогда не умел отступать, из-за того, что наука всегда была для него на первом месте. — Нет, Мими, нам нужно… погоди… нам нужно поговорить. Ты не понимаешь. Я не врал тебе… Мими! Комната разваливалась на куски, их с Мими кровать треснула пополам, зазмеились трещины по стенам и потолку. И он проваливался куда-то вниз, туда, где, казалось, не было и не могло быть дна. И почему так холодно? Нечем дышать… Нечем! Холодно! — Хайнек! Профессор! Аллан, черт побери! Проснись! Квинн тряс его так, словно пытался пробить его затылком дыру в земле. Наполовину расстегнутый спальник, задранная рубашка. Разумеется, ему холодно. Хайнек с трудом — руки не слушались — ухватил Квинна за предплечья. — Майкл… прекрати… меня… трясти… — голос тоже не слушался. Хайнек выплывал из грязных обрывков сна, словно из болота, чувствуя, как забытье не хочется покидать его тело. — Что… что случилось? — Это я бы хотел у тебя спросить, — ответил Квинн и осторожно отпустил его плечи. — Я уже собирался было тебя разбудить, как ты… Как у тебя случился какой-то припадок. Я такого раньше не видел. Наверное, так трясет, когда сильно бьет током. — Мне снился… кошмар, — Хайнек с трудом сглотнул, во рту пересохло. — Можно мне воды? — Я видел, как людям снятся кошмары, солдатам во время и после войны. Нет, Аллан, это были не последствия кошмара. Хайнек с трудом сел, придерживаемый Квинном, и жадно выхватил из его ладони флягу с водой. — У меня нет болезней, которые могли бы сопровождаться припадками, — тяжело дыша, заговорил он, напившись. Вода стекала по щетине на подбородке и шее, и от этого стало еще холодней. — Ладно, скажем так: раньше не было. Не представляю, что это такое. Но спать я теперь точно не хочу. Так что ложись ты, я покараулю до рассвета… А то вдруг сурки нападут. Он уселся на место Квинна, все еще наполовину закутанный в спальник, неловко сжимая оставленное ему Квинном ружье — по общему мнению, они направились в заказник на охоту — и наблюдая за тем, как подозрительно поглядывает на него устраивающийся на ночлег Квинн. А Хайнек вдруг поймал себя на том, что невольно любуется, как тот действует: никаких суетливых движений, спокойно, выверенно. Он не возится из-за впивающихся в спину камешков, не путается в спальном мешке, не дергает заевший замок. Аккуратные движения тренированного человека, тихий шорох ткани. Огонь высвечивал его фигуру, черты лица, красивый абрис профиля и шеи… Тряхнув головой, Хайнек резко отвел взгляд. Что с ним творится? То есть он порой признавался себе, что Квинн выглядит и ведет себя… выигрышней, в сравнении с ним самим, но такие взгляды — это никуда не годится! Кажется, Квинн так ничего и не заметил. Он уже устроился в спальном мешке, когда вновь заговорил. — Что тебе снилось? Я не настаиваю, но, говорят, рассказанные кошмары не сбываются. — Все как обычно, — вздохнул Хайнек, радуясь тому, что можно отвлечься от тревожных мыслей. — Ты никогда не рассказывал, что тебе снится обычно. — Он уже сбылся, так что нет нужды рассказывать. Пустой дом. Разве что он не разваливался на куски в реальности. Хотя как знать, я оставил его Мими и там уже почти не бываю. Да, это все неприятно. Больно. Да, я порой просыпаюсь в холодном поту, но я не склонен кричать во сне или что-то вроде того, поверь. — Я знаю, — вдруг согласился Квинн. — Что? — вздрогнул Хайнек. — Мы часто ночуем в соседних гостиничных номерах, я бы знал, если бы ты кричал во сне. — Да, точно, — поспешно отозвался Хайнек. Почему-то сейчас ему особенно не хотелось оставаться наедине с собой, но он заставил себя произнести: — Доброй ночи. — Не засни, профессор, — ответил ему Квинн. Попробуй заснуть после такого. Хайнек все еще слышал, как в висках гулко стучит пульс. Да и ночная тишина была не такой уж и тишиной. Стрекотали кузнечики, шуршали в траве какие-то зверьки, прочие звуки Хайнек расшифровать не мог, а потому напряженно прислушивался. Почему-то, когда Квинн не спал, он ничего этого не слышал. С ружьем было иррационально спокойней, хотя он так и не научился толком стрелять, несмотря на тренировки, которые время от времени устраивал желчный и цепляющийся к каждой мелочи Квинн. Еще бы — ему достался на удивление бестолковый ученик. Хайнек смотрел в темноту, вспоминая, как Квинн показывал ему основы, как заряжал револьвер, как вытягивал вперед руку, объясняя что-то насчет положения локтя и отдачи. И как потом раздраженно встал за спиной Хайнека, направляя его руку сам. Неожиданно воспоминание о прикосновении стало почти осязаемым, Хайнек ощутил тепло чужого тела за своей спиной, ощутил прикосновения, сморгнул и дернулся, едва не уронив стоявшее рядом ружье в костер. — Этого не может быть, — пробормотал он чуть слышно, искоса глянув, не разбудил ли устроенный им шум Квинна. Но тот не пошевелился, и Хайнек обессиленно откинулся на теплый валун. Так не бывает. Подобные мысли не могут стать неожиданностью. А раньше он так не… кажется, так не думал. Квинн был константой в его жизни вот уже чуть больше двух лет. Менялись генералы и президенты, менялся мир, менялось его окружение, но Квинн был Квинном и даже интрижки за это время толком не завел, хотя странно, что тридцатилетний красавец капитан Квинн, постоянно одинок. Он привлекал женщин, и не даром. Хайнек вспомнил белокурую девушку, которая когда-то крутилась вокруг капитана и с которой он вроде даже познакомил Хайнека. Больше года назад. В то время в их жизни много что происходило, они больше думали о том, как сохранить в целости свои карьеры и шкуры, так что имени красотки Хайнек не запомнил. Он событие за событием перебирал все, что случилось тогда и поздней. Выборы президента, катастрофы ?Дугласов?, в которых тоже оказалось замешано паранормальное. Во всяком случае, Хайнек до сих пор так считал, а Квинн в очередной раз чуть не поплатился из-за профессорской убежденности карьерой. Чуть не поплатился, смотрел желчно и сердито, почти наорал, хлопнул дверцей машины — и наутро опять вошел в их кабинет, поздоровавшись, как ни в чем не бывало. Постоянно сбиваемые советские и американские самолеты, отстранение Оппенгеймера, испытание термоядерного оружия и водородной бомбы, прорыв в лечении полиомиелита… Хайнек, словно прилежный ученик перед экзаменом, перебирал в голове аккуратно разложенные там по полкам факты, но то и дело вспоминал тайные вылазки и то, как виделся мир из-за плеча Квинна, который взводил курок револьвера. Вспоминал засекреченные лаборатории, мрачные лица генералов, дрожащие тела умирающих солдат, умирающих не на войне, а из-за того, что с ними проделали неизвестные. Квинн тогда поклялся, что найдет виновника, но Хайнек все больше сомневался, что виновником является человек. Время от времени он выныривал из своих смахивающих на дрему воспоминаний и напряженно прислушивался, но ночной мир вокруг него никак не менялся, и казалось, что вовне никакой опасности быть не может — она вся внутри. Костер уже едва тлел, стало холодать, а Хайнек понял, что начинает видеть абрисы предметов не только благодаря нервному свету огня. Близилось утро, но спать по-прежнему не хотелось. Квинн, кажется, даже ни разу не попытался перевернуться, и Хайнек подумал, что стоит дать ему поспать лишний час, так как мало ли что ждет их впереди, но тут Квинн вдруг бесшумно выгнулся дугой, а потом закричал. Теперь Хайнек понимал, почему Квинн не смог толком описать его припадок. Квинн бился так, что край изрядно потрепанного уже спальника начал впиваться ему в шею, а потому Хайнек попытался удержать Квинна, прижимая его к земле, потом попробовал вытряхнуть его хотя бы наполовину из спального мешка. Ни окрики, ни попытка трясти, ни пощечины поначалу не помогали. Квинн был значительно сильней, и Хайнек успел получить от него знатный хук справа, пока припадок сошел на нет. Квинн, тяжело дыша ртом, распахнул непривычно перепуганные блестящие глаза. — Проф… профессор, что… случилось? — Припадок, — коротко отозвался Хайнек, поспешив выпустить Квинна из объятий — иначе, как всем своим весом, удержать его не получалось. Квинн несколько секунд помедлил, собираясь с мыслями, Хайнек уже убрал руку от его груди, но все еще ощущал, как заполошно бьется в его ладонь сердце друга. — Как у тебя? — наконец заторможенно проговорил Квинн, силясь сесть. Хайнек помог ему и протянул флягу с водой: — Полагаю, что да. Я тоже никогда не видел ничего подобного… возможно, в психиатрических лечебницах… Но зато теперь мы знаем, что сообщение информатора не пустышка. На нас что-то влияет, и это что-то не имеет известных мне аналогов. Хайнек быстро отвел взгляд от лица Квинна, пока тот не сообразил, в чем дело. Потому что сам Хайнек понял, почему глаза друга показались такими блестящими. На его щеках тоже были влажные полоски, видимо, во сне или во время припадка он плакал. — Светает, — отстраненно заметил Квинн, поймав брошенную ему Хайнеком куртку. — Я хотел дать тебе немного поспать, — признался Хайнек. — Очень мило с твоей стороны, — скривился Квинн. — Но совсем не обязательно. Хайнек раздраженно взглянул на него и понял, что Квинн вытирает ладонью щеки. Потом тот взглянул на свою ладонь и замолк, явно опешив. И резко поднял взгляд, так, что Хайнек не успел опустить свой. — Я тоже не из тех, кто кричит во сне, — пояснил Квинн, — или рыдает. — Я знаю, — согласился Хайнек, ощущая себя все более неловко. — Что… тебе снилось? — Оно уже прошло, так что тоже нет смысла рассказывать, Аллан. — Но все же? — Война. Мне снилась война. Что еще мне могло сниться? Квинн резко замолчал, ловко сворачивая спальник, и Хайнек было решил, что молчание продлится теперь долго. Так уже случалось, когда разговор касался военных действий. Не то чтобы Хайнек до сих пор ничего об участии Квинна в авианалетах не знал, но говорили они об этом очень редко. Однако на этот раз Квинн закончил собираться, подсел к костру на свое прежнее место и, отказавшись от молча предложенного ему сандвича, вновь заговорил: — Все было неправильно, знаешь… То есть… почти правильно… — Квинн поморщился, явно подбирая слова. — Я тогда попал в госпиталь. Мне никогда не снятся бои. Во время боев все бывало понятно. И обычно. Страшно, конечно, только редкие кретины ничего не боялись, и чаще всего они погибали первыми. Но со страхами можно совладать. Это не проблема и не тема для… бесед. В небе были мы и были они. Все кристально ясно. И если ты умеешь делать свое дело — ты его делаешь. Я умел. В первый раз выстрелить в человека сложно, но потом это просто грязная, но необходимая работа. А в госпитале… Там постоянно кричат. Какой-то филиал ада на земле. Особенно сразу после тяжелых боев. Мы тогда вылетали над Северной Атлантикой, бомбили конвои. Мой самолет подбили, я был ранен и надышался дымом. Не помню, как его посадил, чудом не попал в плен, конечно, и не нырнул на корм рыбам. Тогда я оказался в госпитале. Впервые с настолько серьезным ранением и среди таких же тяжелораненых. И мне он снится до сих пор. Редко, но снится. Обожженные тела, кровь, крики и хрипы. Как на скотобойне. Квинн резко потер лицо ладонями и так же резко выпрямился:— Я не страдаю расстройством. Сны — это нормально. Как ты говорил? Холодный пот, да. Боль, да. Но то, что было сегодня… очень реалистично, я вспомнил какие-то детали, которые, казалось, и запомнить бы не мог. Этого мальчишку еще, ему лет восемнадцать на вид было, половина лица сожжена, и он мать звал, все время, пока не умер на рассвете. Все как в документальной съемке — каждая мелочь просматривалась. Вот только тебя там быть не могло. — Не могло, — осторожно согласился Хайнек. — Ты лежал на соседней койке, и у тебя что-то было с головой. Перебинтована… — Квинн машинально поводил ладонью вокруг собственной головы. — Ты был без сознания, но это точно был ты. Вряд ли я бы мог тебя с кем-то спутать. — Это был не я, — тихо повторил Хайнек. — Мне не нравится то, какое действие этот феномен на нас оказывает. Чем быстрее мы выясним, что происходит, тем лучше. — Точно лучше? — спросил Квинн. — Я уже и забыл, что такое слезы. А если дальше будет только хуже? — Ты предлагаешь повернуть назад? — вопросом на вопрос ответил Хайнек, который уже убрал недоеденный сандвич в рюкзак и теперь затаптывал тлеющие угли. Затекшее тело ломило, но эта боль была даже приятной, так как напоминала о том, что он жив, разгоняла призраки прошедшей ночи. — Разумеется, нет, — фыркнул Квинн, поднимаясь на ноги, — это был риторический вопрос. Чем быстрей доберемся до места, тем лучше, потому что лично я больше вблизи этой штуки спать не собираюсь. Хайнек, не удержавшись, ухмыльнулся в ответ на эту фразу и увидел, как Квинн ответил ему слабой улыбкой. Он был очень бледен, движения, обычно четкие и выверенные, перестали такими быть. Он походил на разболтанную куклу и даже пошатнулся, когда натягивал лямки рюкзака. — Может, переложим часть вещей ко мне? — предложил Хайнек. — Отвяжись, — беззлобно огрызнулся Квинн, — взрывчатку я тебе точно не доверю. Лучше ружье правильно держи, а то застрелишься по дороге… профессор. Хайнек покачал головой, продолжая украдкой встревоженно следить за Квинном, развернул карту. — Около шести миль. Пару часов, если не особо спешить. Но идти по холмам, может, и дольше. — Если будем тащиться, как вчера, точно дольше, — согласился Квинн, который, приложив руку козырьком ко лбу, смотрел на восток, куда сейчас лежал их путь. Стрелка компаса в руках Хайнека подергивалась, и он постучал компасом о бедро, пытаясь привести прибор в норму. — Вы не знаете, где сейчас восток, профессор? — язвительно поинтересовался Квинн, и Хайнек, услышав знакомую живость в его голосе, невольно улыбнулся, но вновь нахмурился. — На самом деле из нас троих, похоже, этого не знает только он. Стрелка компаса медленно подрагивала, словно никак не могла решить, где сейчас север, а потому показывала то на север, то на северо-восток. — Что-то случилось с магнитным полем земли, пока мы спали? — спросил Квинн, изумленно наблюдая за проблемами с компасом. — Вблизи я не вижу металлических предметов, не в курсе насчет залежей полезных ископаемых, — пробормотал Хайнек, — но, думаю, тогда бы мы не стояли на пустыре. Электронные приборы тоже… не наблюдаются. Магнитные бури? Стрелка размагнитилась? Или какая-то местечковая аномалия? — Отлично, — отозвался Квинн, поправляя лямки рюкзака, и первым зашагал вперед, заставляя профессора себя догонять. Теперь он двигался быстрей, чем вчера, видимо, что-то пытаясь доказать неизвестно кому. Хайнек быстро запыхался, но, разозленный, молчал, радуясь, что на этот раз идти совсем недолго. Они углубились в холмы, и бег с препятствиями не доставлял никакого удовольствия. Хайнек выдержал полчаса, но, подвернув ногу, все-таки взмолился о пощаде. Квинн хотел было что-то сказать, но подобрался и вскинул ружье, привлеченный топотом и треском. Из-за кустов выскочило крупное копытное и тут же бросилось наутек. — Ты же не охотиться сюда приехал на самом деле, — весело осадил товарища Хайнек. — Что это было? — спросил Квинн, опуская ружье. — Вилорог, насколько я успел рассмотреть. — Энциклопедия ?Британика?? — учтиво уточнил Квинн, явно припомнив давний рассказ Хайнека, как тот в детстве прочитал ее от безделья во время болезни от корки до корки. Два раза. — Возможно, — рассмеялся Хайнек. — Надо же, запомнил. Опусти ты уже ружье. — Зато было бы доказательство, что мы на самом деле охотились, — Квинн все-таки послушался Хайнека, хотя и с явным неудовольствием поджал губы. — И кто потащит это доказательство? Доберемся до машины, подстрелишь пару уток. — Ну что, отдохнул? — неожиданно перевел разговор Квинн. — Мы можем двигаться дальше? — Так это ты давал мне передышку? — Разумеется. Я не собираюсь тащить тебя на себе… как вилорога, если что.