1 часть (1/1)

В ноябре сорок четвертого всех глав отделов и ведущих сотрудников РСХА собрали в огромном зале для совещаний рейхсканцелярии, куда вскоре прибыл Геринг и объявил, что в честь очередного примирения с фюрером все присутствующие приглашены на охоту и торжественный прием, который состоится в ближайшие выходные в его поместье.Выслуживаясь таким образом перед фюрером, Геринг желал наладить видимость дружеских контактов с Гиммлером и его людьми. Иногда Штирлицу казалось, что отношения ?официального преемника фюрера? с Гитлером похожи на плохо поставленную и порядком затянувшуюся мелодраму. За жуткими ссорами и публичными разносами следовали бурные и все такие же публичные примирения.?При всей их бесчувственности и жестокости к другим, главари этой шайки взбесившихся кровопийц носятся со своими чувствами как поп с писаной торбой!??— возмущенно думал Штирлиц.От размышлений его отвлек голос Шелленберга:—?Вы слышали, Штирлиц?! —?невозмутимым тоном говорил он, когда они покинули совещательную комнату. —?Мы едем на охоту в Каринхалле!—?Вы едете на охоту в Каринхалле,?— поправил Штирлиц, которому совсем не хотелось посещать поместье Геринга.—?Нет, дорогой Штирлиц! —?возразил, фамильярно хлопая его по плечу, шеф. —?Именно мы едем в Каринхалле на последнюю охоту в этом сезоне! Я не мог отказаться от приглашения рейхсмаршала, к тому же я и сам люблю поохотиться…Шелленберг обаятельно улыбнулся и выразительно взглянул на пристально рассматривавшего его Штирлица.—?Разница лишь в том, что рейхсмаршал у себя в Шорфхайде* загоняет косуль и оленей, а вы здесь охотитесь на людей. И неизвестно, у кого лучше получается выслеживать и расправляться с добычей,?— меланхолично ответил тот.Кривая ухмылка иронии?— признание его остроумия, появилась на лице Шелленберга.—?А вы?— мой незаменимый помощник в нашем нелегком, но интересном деле,?— ласково промурлыкал он, подавшись вперед и мерцая огнями в своих гипнотических глазах. —?Без вашей помощи, Штирлиц, моя охота не была бы такой успешной…Поморщившись и подавив вздох, Штирлиц предпринял вторую попытку избежать поездки в вотчину прозванного ?Боровом? рейхсминистра авиации:—?Не будет ли разумнее, если с вами отравится кто-то из адъютантов?—?Там мне будет нужен друг, на которого я смогу положиться, а не красивая охотничья собака,?— парировал Шелленберг. —?Красивых собак у меня хватает… Не упрямьтесь, Штирлиц! Увидите,?— будет весело!***Шелленберг оказался прав. Охота удалась веселая. Геринг, как радушный хозяин и главный лесничий Германии, лично выехал встречать многочисленных гостей из всех отделов главного управления имперской безопасности еще на подступах к поместью.Штирлиц наблюдал за ним, стараясь при этом оставаться в тени искрящегося весельем шефа. Им с Шелленбергом, как и разбившимся на пары остальным приглашенным, выделили кабриолет-мерседес с откидным верхом, на заднее сиденье которого были сложены все охотничьи принадлежности и ружья.Проезжая мимо раскинутого у въезда в Шорфхайде плаката с надписью: ?Кто мучает животных, ранит чувства немцев?, Штирлиц подумал о том, что руководители рейха намного гуманнее относятся к диким представителям фауны, чем к евреям, славянам и вообще к homo sapiens, если те не принадлежат к так называемой ?арийской? расе.Тем временем Шелленберг с интересом рассматривал карту местности, указывая находившемуся за рулем Штирлицу направление, расписывая в лицах общение с Герингом и звонко хохоча над своими же уничтожающе-едкими шутками. Такой заливистый смех мог потревожить животных и птиц на несколько километров в округе, но шефа СД это ничуть не смущало.—?Где-то рядом должно быть озеро… —?напряженно хмуря лоб и покусывая нижнюю губу, говорил Шелленберг, вертя выданную карту. —?Сверните налево, Штирлиц! Левее! Еще левее!Неожиданно отвесный берег озера Вуккерзее оказался прямо перед ними. Отвлекшийся, чтобы заглянуть в карту, Штирлиц, к немалой досаде, не успел вовремя затормозить, и кабриолет полетел в воду.Шелленберг вскрикнул, мертвой хваткой вцепившись в плечо напряженно вжавшегося в сиденье Штирлица. В результате полета над озером и отнюдь не мягкого приземления в его прохладные воды костюм альпийского стрелка, в который вырядился глава СД согласно введенной Муссолини среди высших руководителей рейха охотничьей моде, оказался безнадежно испорчен. К счастью, обошлось без повреждений, однако оба они, как и машина, были по уши испачканы илистой грязью. А пока пытались вытолкать застрявший на мелководье кабриолет из воды и ждали помощи от служителей-лесничих, Шелленберг изрядно продрог.—?Вас немедля нужно в парную! —?констатировал, осмотрев вымокшего и трясшегося от холода на ноябрьском ветру Шелленберга глава группы егерей, приехавших вызволять их из озерного плена.С беспокойством взглянув на Штирлица и кутаясь в предложенное покрывало, Шелленберг все же кивнул старшему егерю и вскоре их отвезли в святая святых резиденции рейхсмаршала. Геринг обожал роскошь, всевозможные удобства и излишества. Банный комплекс включал в себя несколько строений, соединенных крытыми утепленными коридорами. Здесь можно было найти просторный бассейн с целебной минеральной водой, турецкую баню, сауны и парную с ароматическими маслами.В эту парную им с Шелленбергом и предложено было проследовать. Перед этим предстояло раздеться, принять душ и завернуться в банные полотенца.?Немецкий пар костей не ломит??— войдя в помещение предбанника, подумал Штирлиц и принялся стаскивать с себя покрытую коркой грязи охотничью куртку.Шелленберг тоже спешил скинуть свое испорченное одеяние альпийского стрелка. И когда он снял толстые шерстяные гольфы, а затем выскользнул из брюк и белья, Штирлицу открылось нечто такое, чего он решительно не ожидал увидеть… Ноги Шелленберга.Поразительно стройные, неправдоподобно-точеной формы, мраморно-белые, покрытые нежно-золотистыми волосками, с аккуратными коленными чашечками, тонкими лодыжками и совершенными изгибами и очертаниями бедренных и икроножных мышц, они превосходили самые смелые мечтания любого ценителя этой части тела.Взгляд Штрилица упал на ступни шефа?— небольшие, украшенные милейшего вида розоватыми чуть вытянутыми тонкими пальцами и круглыми младенческими пятками, покрытыми, как и вся стопа, мягкой кожей.?Тридцать восьмой размер?,?— определил Штирлиц и залюбовался.Догадываясь, о чем он думает, Шелленберг смущённо улыбался, желая что-то сказать, но не находя слов. Затянувшаяся неловкая пауза заставляла его смущаться еще больше и улыбаться виноватой, но при этом абсолютно счастливой улыбкой.?Как там было у Пушкина,?— попытался вспомнить Штирлиц, не сводя глаз с ног Шелленберга. —?Я помню чудное мгновение… Нет! Не то! ?Вряд найдете вы в России целой три пары стройных женских ног*…?.Они были не в России, и ноги были не женские. Однако Штирлиц мог бы поклясться, что эти ноги были самыми красивыми из виденных им в жизни.—?Куда вы так пялитесь, Штирлиц?! —?притворно-обиженно воскликнул, усмехнувшись, вконец смущенный Шелленберг. —?Сейчас, как Гейдрих, скажете, что, имея такие ноги, я могу конкурировать за внимание нашего доброго доктора Геббельса с любой из бабельсбергских танцовщиц?!И он расхохотался своим заливистым бархатным смехом.—?Не сомневаюсь, бригадефюрер,?— с притворно-важным видом покачал головой Штирлиц. —?вы бы обошли их всех…В ответ Шелленберг снова принялся хохотать, закатывая глаза и качая головой. Обладая заразительным смехом, он с легкостью заставил Штирлица рассмеяться. И если бы не портившие все мысли о Гейдрихе, который, как оказывалось, когда-то имел возможность созерцать ничем не прикрытые ноги его шефа, то Штирлиц мог бы чувствовать себя вполне сносно.Остальное время, отведенное им для нахождения в парной, он старался поменьше смотреть на Шелленберга, а особенно избегал взглядов на его ноги.***Все выходные, проведенные в Каринхалле, от посторонних мыслей Штирлица отвлекали вынужденные обязанности образцового гостя. Они с Шелленбергом охотились на диких уток и косуль в компании нескольких офицеров люфтваффе, обедали вместе с Герингом и остальными приглашенными за длинным столом, накрытом в парке прямо под открытым небом, гуляли по залам местного музея, осматривая богатую коллекцию награбленных рейхсмаршалом ценностей, а вечером пили шампанское за здоровье фюрера на роскошном приеме в его честь.Шелленберг был окружен дамами. Его приятная наружность и располагающие манеры притягивали затянутых в шелк и обернутых в меха дам как магнит.Стоя в стороне и беседуя со знакомыми офицерами хозяйственного управления, Штирлиц иногда украдкой поглядывал на его ноги. Но, конечно, ничего особенного не видел. Как и на самом Штирлице, и остальных присутствовавших в зале мужчинах, за исключением нескольких представителей вермахта, одетых в военную форму, на Шелленберге были обычные фрачные брюки.?Неужели все это время только его жена видела эти ноги???— спрашивал себя Штирлиц, стараясь не брать в расчет замечания шефа относительно Гейдриха.Жена, разумеется, видела. Однако вряд ли могла по-настоящему оценить то, что досталось ей по чистой случайности.Штирлицу вспомнился единственный раз, когда он встретил жену Шелленберга Ирен.Это случилось в день свадебной церемонии. Штирлиц шел позади новобрачных среди немногочисленных приглашенных на торжество офицеров СС и нескольких сотрудников СД. Все вместе они составляли сопровождение молодой пары.Ирен Гроссе-Шёнепаук, а теперь фрау Шелленберг, выбранная людьми Гиммлера из многих кандидаток дочь респектабельного директора берлинской страховой компании. Под звуки вагнеровского свадебного марша она выходила из распахнутых настежь дверей дворца регистрации, держа в руках охапку белых королевских лилий.Высокая крупная фигура этой молодой женщины казалась монументальной и тяжеловесной на контрасте с тонкой подвижной фигурой державшего ее под руку Шелленберга.?Настоящая кобыла…??— пришло на ум Штирлицу.В то время как новобрачный, одетый в скроенный по его стройной фигуре мундир штурмбаннфюрера СС, выглядел изящным и утонченным. Он сдержанно, но обаятельно улыбался, лихо размахивая при ходьбе заменявшей шпагу тонкой тростью и время от времени шепча что-то на ухо молодой супруге. В ответ она смущенно смеялась, склоняя голову и пряча лицо под широкополой шляпой.Штирлицу всегда виделось в Шелленберге что-то бесшабашное, отчаянное. Оно читалось в его особой манере носить фуражку, слегка сдвинув ее влево, набекрень. Это придавало всему образу по-щегольски бравый вид. Его молодцеватость прослеживалась в энергичной быстрой походке, в блестящих живых глазах, глядевших то одухотворенно и проникновенно, то дьявольски, с исступлением.Провожая взглядом молодую пару, Штирлиц поймал себя на том, что даже не может пошутить насчет одинакового имени их с Шелленбергом жен. С того дня в этом отношении мало что изменилось. Его Ирина по-прежнему ждала в Москве. Они не виделись десять лет. Не будь войны и всего окружавшего их кошмара, он бы смог вернуться к ней еще в сороковом, как раз в тот год, когда Шелленберг женился на своей Ирен.?Если муж больше десяти лет не был дома, вправе ли он требовать верности от жены???— решился задать себе мучительный вопрос Штирлиц.—?Ну, что вы так приуныли?! —?раздался совсем рядом голос Шелленберга, и его мягкая ладонь тут же легла Штирлицу на спину, чтобы плавно переместиться на талию. —?Пойдемте же к тому столу,?— он указал направление другой рукой, в которой держал бокал с шампанским. —?Я вижу там туринские пирожные!Глаза Шелленберга загорелись азартом. Он опять улыбался и лучился весельем. ?Сладкоежка!??— усмехнулся про себя равнодушный к сладкому Штирлиц.—?Вы знаете,?— сказал он со вздохом. —?по вашему совету я, пожалуй, начну сочинять стихи… Как вы думаете, бригадефюрер, у меня могло бы неплохо получиться? Нет?—?Вот как?! —?в своей игриво-флиртующей манере переспросил Шелленберг. —?И что же или кто послужил для вас вдохновением?..Он подошел совсем близко, что было уже на грани приличий, и чувственно, опустив при этом глаза, провел указательным пальцем вдоль шелкового лацкана фрачного пиджака Штирлица. Проследив за движением его пальца, Штирлиц поджал губы и ответил:—?Я вам прочту мое первое стихотворение, и вы все поймете…Взглядом Штирлиц мог выразить намного больше. Он смотрел на Шелленберга так, как если бы говорил ему: ?Ты?— мое вдохновение, безумный порыв, жар души, счастливая возможность, радость для глаз, мыслей и сердца, мой гений чистой красоты?.—?Я всегда говорил?— вы прирожденный поэт,?— приглушенно-смущенным голосом произнес Шелленберг, заливаясь румянцем. —?И буду счастлив услышать ваши стихи… —?он помедлил, но спросил. —?Когда же вы хотите мне их прочесть?Улыбка радостного, восторженного смущения, несвойственной его натуре робости не покидала его лица. ?Он все понимает…??— думал Штирлиц, которому вдруг ужасно захотелось закурить.—?Как только мы вернемся в Берлин и у вас выдастся свободная минута, чтобы выслушать мои наивно-дилетантские поэтические опусы.—?Не нужно ждать возвращения в Берлин,?— осторожно подцепляя с подноса пирожное, вкрадчиво сказал Шелленберг. —?Сейчас самое подходящее время…У Штирлица перехватило дыхание от того, с какой откровенной чувственностью он затем приоткрыл рот, чтобы откусить кусок воздушного пирожного, слизывая с губ остававшийся на них крем и неотрывно глядя в глаза.***Для Шелленберга не существовало правил. Он добивался своего, в прямом и переносном смысле шагая по трупам, и никогда не заботился о том, что о нем будут говорить конкуренты. Поэтому он взял Штирлица под локоть и вышел с ним сначала на промокшую от накрапывавшего дождя террасу, а затем отправился через широкую лужайку в отведенный им гостевой коттедж.По дороге оба молчали. Никто не решался прервать того многозначительного, завораживающего молчания, которое всегда предшествует особенно важным моментам.Уже оказавшись внутри, в темноте прихожей, Шелленберг, не говоря ни слова, потянулся к Штирлицу, придвигаясь вплотную, нежно оглаживая и обнимая руками шею. Почувствовав, что они наконец свободны от взглядов десятков глаз, Штирлиц крепко обнял его и поцеловал так, как давно уже хотел?— с жадностью, по-настоящему, глубоко, как целуют желанного и любимого после долгой разлуки.Не ожидавший такого Шелленберг сначала едва слышно охнул, но тут же вцепился в крепко обнимавшего его Штирлица, совсем как в момент падения с обрывистого берега озера днём ранее.Вскоре они, по-прежнему сцепившись, упали на кровать в комнате Шелленберга. У Штирлица захватывало дыхание, а сердце билось так сильно, что казалось, его слышно.Было темно, он закрыл глаза, позволяя осязанию и слуху захватить первенство. Руки тряслись как у горького пьяницы, а потому Штирлиц замешкался с крахмальной бронёй фрачной рубашки и галстука-бабочки, надетых на Шелленберге, который в это время старался развязать опоясывавший его широкий шелковый пояс.И когда они наконец справились с одеждой, восхищенный Штирлиц не мог не уделить особого внимания ногам глубоко вдыхавшего влажный ночной воздух Шелленберга. Не обошел он вниманием и все остальное, ощущавшееся гибким, стройным, сильным, и отнюдь не таким мягким, как могло показаться. Шелленберг прижимал его к себе, выгибался и вздрагивал. Он совсем не стыдился, а наоборот, стремился показать себя Штирлицу в самом волнующем и соблазнительном виде и тоже обнимал, целовал, шептал что-то неразборчивое в темноту. А когда все закончилось, просто удобно улегся на бок и уснул спокойным, крепким сном.Штирлиц проснулся первым ближе к утру. Однако Шелленберг, который, похоже, лишь дремал, сразу почувствовал его пробуждение и тоже открыл глаза. Сначала он взглянул на Штирлица, как если бы желал удостовериться, что тот не спит, а потом повернулся на спину, заложил руки за голову и принялся всматриваться широко раскрытыми глазами в серый в предрассветных сумерках потолок.Тревожась о последствиях того, что между ними случилось, Штирлиц счел нужным расставить все точки над i:—?Давайте договоримся: в стенах управления я для вас по-прежнему Штирлиц.Он тут же пожалел, что произнес эти слова.—?А вне его стен?..Голос Шелленберга хрипловатый, приглушенный, насмешливый.—?Как пожелаете,?— выдохнул Штирлиц. —?Оставляю на ваше усмотрение.—?Вы для меня останетесь ?Штирлиц? везде и всегда,?— Шелленберг мягко улыбнулся. —?Вопрос в том, кто для вас я…—?Вы… —?и тут Штирлиц понял, что не может произнести этого. —?Вы для меня…Шелленберг заинтригованно улыбался, блестя глазами, ожидая, что он ответит. Штирлиц придвинулся к нему и совсем тихо прошептал эти слова в самое ухо.—?Ахахаха! Штирлиц, вы поэт! —?не удержал восторженно-насмешливого возгласа Шелленберг, обнимая его и счастливо смеясь. —?Когда вернемся в Берлин, я каждую неделю буду вызывать вас к себе, чтобы послушать ваши стихи!—?Я готов,?— печально улыбнувшись, ответил Штирлиц и подумал, что прямо сейчас переживает одно из самых чудесных мгновений в жизни.