Часть 32. (1/1)

За окном как-то быстро стемнело и похолодало. Кажется, будто стылый туман пробрался под кожу, растекся по венам, и даже волоски на руках и затылке поднимаются дыбом, а кожа идет пупырышками. Он льется из окна белесым потоком, растекается по полу, и ноги вязнут в нем, зябнут, а кончики пальцев мелко покалывает. Наверное, поэтому меня так сильно трясет. От холода и тумана. Обхватываю себя за плечи руками, хотя точно знаю, что согреться не получится. В комнате пахнет дождем и слезами. А еще чаем с мятой, который иногда перед сном заваривает мне Исак, если, конечно, мы не так заняты, чтобы забыть обо всем на свете, падая в друг друга, сгорая из ночи в ночь, чтобы опять возродиться от рук, поцелуев, стонов и тихого шепота одного-единственного на всю бесконечность параллельных вселенных: "Так люблю тебя. Так люблю". Сейчас здесь — ни намека на привычный пожар. Сейчас пустая кровать, где еще этим утром мы устроили драку подушками, а потом так бурно отмечали проигрыш Исака в этой маленькой битве, что порвали парочку и извалялись в перьях, как два гуся недоощипанных. Идиллия. Вот только вечером он не пришел. В первый раз с тех пор, как мы сняли эту квартиру и все в нашей жизни разделили на два. Это должно было случиться однажды. Это всегда происходит. Возможно, я должен был рассказать ему сам. Возможно... возможно, это только ускорило бы конец. Я и так причинил ему столько боли — мальчику, который не испугался, а остался рядом. Который любил меня вопреки — со всеми заморочками, депрессиями и заебами. Просто любил. И как я мог рассказать тебе, что однажды чуть не шагнул из окна? Ты ведь и так за меня все время боишься. Как мог я сказать, что был одержим и влюблен в кого-то еще, что этот кто-то разбил меня на кусочки, что из-за него и его веры я почти поверил, что недостоин жить в этом мире, а в том, другом, буду гореть в аду? Как мог рассказать, что ломал себя об колено, что решил в конце концов просто прекратить все и сразу? Чтобы больше не мучить, не разочаровывать. Чтобы больше просто не быть... Как мог бы я так разочаровать тебя?Я просто надеялся, что ты никогда не узнаешь. Наивно и глупо. Помнишь, я сказал тебе тогда, перед самым срывом? Единственный способ сохранить что-то навсегда — потерять это. Теперь ты решил, что это было о Микаэле. А я... я никого и никогда не любил так, как тебя. И самый большой страх моей жизни — проснуться и понять, что ты все же ушел, не выдержал, не смог. Возненавидел меня... Я болен и иногда очень опасен. Для себя, для окружающих, для тебя. Я не хочу помнить вкус твоих слез и видеть боль в твоих глазах. Я не хочу слышать, как твой голос ломается от боли. Я не хочу ломать тебя — единственного, кто важен мне в этом мире. И во всех остальных. Мне холодно. Знаешь, Исак, я привыкну к этому холоду. Наверное, без тебя теперь всегда будет так. Холодно, липко, постыло. Без тебя...Это даже звучит безнадежно и гибло. Как будто из меня душу вынули раскаленными щипцами. Без тебя... Подоконник промерз, и мне не хочется сидеть здесь и разглядывать звезды. Как-то мы всю ночь валялись прямо здесь, на полу, завернувшись в одно одеяло, и считали их, искали созвездия. Ты еще смеялся и говорил, что у меня на коже — звездная карта этого неба. И никак не верил, что в моей жизни звезда лишь одна — это ты. Я не знаю, как вышло, что тебе все рассказали. То ли Элиас пришел в школу за Саной и услышал, как вы говорите обо мне, то ли это был Юсеф. Какая разница, правда? Теперь ты знаешь. Знаешь, что я чуть не шагнул за грань. Вот только и не подозреваешь, что уже очень давно только ты держишь меня по другую сторону. И каждый день доказываешь, что я тоже имею право на жизнь и на счастье. "Я так люблю тебя, знаешь?".Разве могу я тебя потерять? Я просто забыл одну истину, которую мне доказали давным-давно: люди сами по себе всегда одиноки. Но знаешь, в другом месте, в другой вселенной...К черту... Есть только здесь и сейчас. И здесь и сейчас я тебя потерял. Может быть, ты придешь за вещами, когда я выйду отсюда? Или пришлешь Юнаса с Магнусом или Махди. Может быть, это будет твой отец, который неожиданно просто принял нас с тобой парой... Может быть...— Ты чего сидишь в темноте? И квартиру всю выстудил. Холодно же... Я не услышал, как ты зашел, и не знаю, как не свалился при звуках твоего голоса. Твоего голоса — чуть встревоженного, усталого... нежного?— Эвен? Что-то случилось? Приступ?Подходишь стремительно в пару шагов, заглядываешь в лицо. В свете звезд твоя кожа кажется серебристой и влажной. Влажной. И глаза покраснели. Ты плакал?Как написала мне Сана? "Он знает про Микаэля и все остальное. Прости, Эвен. Мне жаль". Он знает, и небо упало на землю, раскалывая мою жизнь на до и после, а меня вбивая в землю по самую грудь. Так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Эви, пожалуйста, не молчи. Его ладони на моем лице, его дыхание — на губах, его аромат — вместо воздуха. Окутывает, пленяет и... лечит. Исцеляет располосованную на ленты душу.— Ты плакал? — получается простужено, сипло. И совсем не то, что нужно спросить. Не то, но так важно. Потому что мой мальчик не должен плакать. Никогда не должен плакать. — Он мне рассказал. Микаэль...Вздрагиваю и сжимаюсь при звуках этого имени. Значит, он? Значит вот как... мало ему было тогда... — Он пришел с Юсефом в школу, чтобы встретиться с Саной, и я... Я не спрашивал, но он уже откуда-то знал. И он... ему на самом деле жаль, он говорил, что просит прощения, просил рассказать тебе. Все то, что случилось. Как он оттолкнул тебя, как все чуть не закончилось плохо, как ты пытался...— Исак...У него голос срывается, и пальцы сжимаются в кулаки, а меня будто лезвием изнутри кромсают. Но даже не больно. Наверное, от того, что Исак шепчет все это куда-то в висок, то и дело, касаясь меня солеными, влажными губами. — Мне плевать на их веру и их убеждения, Эви. Они сделали тебе больно, заставили почувствовать себя ничтожеством, грязным. Они... нахуй его извинения. Прости меня, ладно? Кажется... у него остался синяк... Я не хотел, но не смог.Не смог иначе. Он говорит так сбивчиво, путано. Перескакивает с мысли на мысль. Чуть отстраняюсь, чтобы посмотреть в черную ночь. Не потому, что не хочу видеть Исака. Не потому, что стыжусь своих слез. Мне бы понять... мне бы просто понять, что я сделал такого? Чем заслужил? Чем заслужил тебя, мой Исак?Прижимается со спины, ведет носом по шее, прихватывает губами. А потом опускает голову на плечо и шепчет-выдыхает, одновременно целуя. — Ты больше не будешь один, слышишь? Ты никогда не будешь один. "Потому что я люблю тебя".