"Собачка" (1/1)
Собака - лучший друг человека. Она всегда согреет, всегда лизнет тебя в щеку и побурчит над ухом, зарывшись в твоих волосах. Но вся эта любовь к братьям нашим меньшим улетучивается в тот же самый миг, когда, сидя в междугороднем автобусе, понимаешь, что и сам стал дворнягой. Со мной такое случалось. И это, надо сказать, худшее из всех чувств, что ты можешь испытать во время путешествия. А я люблю путешествия. Автобус, три дня в давно забытом городе из детской поездки, любимый человек на вокзале. Казалось бы, звезды сошлись на небе достаточно удачно, чтобы посчитать это истинным счастьем, но на деле все куда прозаичнее.Счастье длилось 48 часов. Но и оно омрачилось, когда диалог с тем, в ком ты видел смысл всей своей семнадцатилетней жизни, выглядит так:- Может, поговорим о нас? Как это будет выглядеть теперь?- Пожалуй, ты меня неправильно поняла... В тот миг показалось, что что-то внутри рухнуло. Плевать на все, кроме этих гребаных слов. На последние тридцать долларов из рождественского подарка, который ты потратил на дорогу и дешевый мотель. На ссоры с матерью и едва ли не истеричный уход из дома. На все, что осталось дома. Впрочем, как и на все, что было тогда вокруг. Если честно, то с трудом удается вспомнить, как я добралась до мотеля, а после - до вокзала. Я хотела провести в городе еще пару дней, но уже не видела в этом смысла. Кажется, у меня тогда было именно то состояние, когда ты не способен ни на что, что можно объяснить силой разума. Автопилот. Как побитая собака бредет к дому хозяина, так и я брела домой.Думаю, что такие вещи в каждом возрасте переживаются по-разному. Хотя, в то же время, я очень сомневаюсь, что боль кардинально различается. Звон разбивающихся сердец одинаков для всех. Разница, пожалуй, только в количестве осколков. Сложно сказать, что делать дальше, когда ты вернулся в свою конуру, но первые месяцы после подобного морального изнасилования просто невыносимы. Видеться с кем-то, делать что-то, чем-то интересоваться - все это было уже неважно и совершенно неинтересно. Сидя в четырех стенах ты просто варишься в собственной обиде и злости. И это не то состояния, когда мясо проварилось достаточно, чтобы отойти от кости - оно уже плавает отдельно, пустив кости ко дну. Естественно, эта боль не длится вечность. Естественно, ты находишь выход из этой ситуации. Естественно и противоестественно одновременно. Впрочем, тогда мне так казалось, да, в принципе, и сейчас. Буду ли я думать об этом так же через пятнадцать лет - навряд ли, но сейчас мне еще слишком семнадцать, чтобы это выглядело иначе.