О том, как уходить красиво (2/2)

?- Кто же тебя так развратил и разворотил, голубок?..? - прикинул было шатен, оценивая лёгкость усилий, с которым ему давалось желаемое. Впрочем, осознав, что ритм от пришлых мыслей падает, не стал искать ответов и вернулся к прежним показателям коэффициента полезного действия.Отработав в ладном темпе несколько бодрых сотен секунд, короткостриженный мужчина решил таки, что пора бы и удивить своего бывшего однополчанина финальным штрихом. Отныне член его проникал в анал рыжекудрого камо решительнее, вчистую, целиком и почти сразу же подавался назад, чуть ли не покидая пределы, но каждый раз останавливаясь там, где нужно. Всё это происходило прытко и резво, обращаясь в самый настоящий натиск, а мощь была такая, что каждый раз слышались шлепки соприкасающихся в районе таза тел. ?Сучёныш? раз за разом подмечал, как по нему стучат яйца черноокого и это, на удивление, было ему приятно, хотя куда больше феерии скрывалось в самих толчках, резких и чётких. Широкоплечий фримен ни разу не застонал за всё это время, стараясь дышать ровно, размеренно, полной грудью, дабы не кончить слишком быстро и непреднамеренно, таких форс-мажоров не должно быть ни в коем случае — слишком редко в ЧАЗ удаётся насладиться подобными моментами и потому прочувствовать их должно в полной мере. Обаче именно в нерегулярных, куцых, придушенных аспирациях, ярости напора, крепкой хватке можно было обнаружить всё величественное нагромождение дурмана, которым прямо таки удавалось дышать, пропуская его через лёгкие, вскармливая эффект с каждым импульсом. Только для того, чтобы подчёркивать тусклые символы, необходимо было провести вместе хотя бы пару ночей, а этого времени у бывших однокашников не было. Один раз. Ничего более.

Сухое веснушчатое туловище одновременное с этим осело, поплыло, распласталось. Сама ?игрунка? стала похожа на пряничного человечка, которого уронили в чай, от чего тот начал терять форму. Теперь локти его уже не так стойко поддерживали тело, раздвинувшись в стороны, перебросив часть своих обязанностей в напряженные до белых костяшек кулаки, левая сторона лица упёрлась в мягкую подстилку, став третьим не самым устойчивым стабилизатором положения, спина выгнулась, а попу его в основном поддерживали цепкие крупные ручища ?друга?. Ситцевый же, лицезря это, сдавил глупую лыбу, знаменующую его победу в этих гонках. Но оставить всё в таком виде было выше его сил, успех ещё нужно было закрепить. В завивающиеся локоны бледнокожей обезьянки вновь запустили пятерню, собрали морковную гриву в недобросовестную копну и срыву потянули на себя. Парнишка застонал, в этом звуке силились боль и наслаждение, выплеснутые наружу столь же резко. Огненное чудо в короткий срок прямо таки воспаряло духом и плотью, уловив анданте с первых ноток, сноровисто вклинивая своё ?но? в уже вроде как закостеневшие устои. Вновь рыжий одной конечностью ухватился за прямую мышцу бедра загорелого товарища, а второй принялся за свою успевшую отдохнуть и восстановиться елду, пусть и держащуюся нынче не так крепко и высоко.?- И откуда в нём столько сил и желания? Тестостероном его пичкают что-ли или что там за потенцию в ответе?? - озадачился смущённый носач, отклоняясь назад, закрепляя ладони у границ матраса. Корпус его вытянулся на сорок градусов, а нижняя часть туловища осталась почти неизменной, только голени теперь подпирали собой всё остальное, соприкасаясь с ним. Нужно было дать оппоненту шанс на реванш. Примат же, хлебнув воли, тотчас собрался с духом, обурел, расхорохорился и принялся выскакивать на скуластом анархисте, ничуть не убавив ритме, упорстве и прессинге. Отличный из веснушчатого юнца наездник вышел, на бычке держался он весьма уверенно, это если говорить иначе. Так продолжалось ещё какое-то время, Босни позволил себе прикрыть очи, разнежиться и свободно получать свою дозу кайфа, спутавшегося с томлением. Это было ошибкой. Сначала тонкое, робкое и неназойливое онемение теплотой обдало основание его достоинства, что могло свидетельствовать только об одном — наступает последняя фаза, тем не менее это ещё не было столь страшным. Бесило и резало уши то, как стонал, нет, уже откровенно орал своим писклявым тенором сухотельный дезертир. Его, по всей видимости, уже в конец перестал волновать вопрос конспирации — таковым было вовлечение в эксплуатацию. Самоотдачу конечно стоило уважать, но тут нужно и честь знать. База может и полупустая, а часовых и заурядных зевак никто не отменял. Что первые, что вторые определённо захотят понять, что же это такое творится на третьем этаже административного корпуса, кому там так плохо или наоборот хорошо. Чего-чего, а вот в это лучше никого не посвещать.

Круто тряхнув головой, согнав выступившие на лбу капельки пота, шатен оттолкнулся от ?перин? ухватил свою жертву одной рукой за плечо, а второй вновь вцепился в лохмы.

- Ах ты… Сучёныш, уткни сосало! - с этими угрозами молодое тельце рухнуло прямиком навзничь, уже даже не пытаясь поддерживать само себя, лежать бревном было крайне отрадно, когда всё сделают за тебя, а ты только лежи, получай удовольствие, да активно его выражай. Потому-то Мятный и взялся за свою любимую букву алфавита снова, продолжительно и звонко оперируя ей, прерываясь только на скорые вздохи, дававшие возможность продолжить оттачивание первой буквы алфавита. Правда делал он уже это не так истошно да рьяно, вроде как по инерции, потому как член своего пленителя больше не ощущал, мог только мастурбировать свой, чем активно и занялся. Хозяин тёмных радужек же тем временем вовсю занимался организационными вопросами. Поправил щуплую, бледную, усеянную венозными каналами тушку, как ему было удобно: сдвинул её чуть наискось, свои ноги расставил шире, пропуская под собой нижние конечности ?дедо-убийцы?, пихнул под взъерошенную голову свою подушку, обновил смазку, после чего вышел на финишную прямую. В этот раз в туз рыжевласого он проникал медленно, со смаком. Отчасти потому, что тот оказался немного зажат в таком положении, а отчасти и просто ради утехи. Головка сперва упёрлась в стенки, чувствуя сопротивление, но вскоре, не без приложения минимальных усилий, её удалось пропихнуть внутрь, дальше же уже всё пошло как по маслу. Примат только хотел было заверещать, да привычная уже правая длань беспардонно уткнула его мордой в припасённую для этого дела подушку, почти перекрывая доступ к кислороду. Теперь его всего накрыло второй волной отчаянного безумства, в котором хотелось стонать во всю глотку, забыв обо всём на свете, даже о старательном партнёре. Теперь был только он и его личный оазис, живительные соки которого пропитали всё, принося очарование и благоговение, сравнимые с безумием.

Бронзовокожий же не мог целиком отринуть все думы, ведь ему нужно было хоть иногда давать любовнику вздохнуть полной грудью, выслушивая его признательность в не самой приятной и осмысленной форме. Но уж лучше так, чем дать этой рыжей бестии простор, ну или дать задохнуться. Труп конечно орать не станет, но вот тащить его до ближайшей аномалии в гараже будет неудобно и лениво. В какой-то миг он вдруг понял, как ему хорошо именно с этим сорванцом. Так, как в просторах Чернобыля пожалуй никогда не было, да и за её пределами не всегда. Приходилось признать, что этот тощезадый паренёк был получше некоторых барышень и мужей. Он был своенравен, но в тоже время легко поддавался учёности, грубости, нажиму. Его было интересно ломать, с ним секс превращался в настоящие игрища, что задирало, воспаляло и подстёгивало похлеще самых лучших предварительных ласок. И главное — он был увлечён процессом, получал от него неприкрытое наслаждение, жил лишь одним этим моментом. Так же в его копилку можно было добавить приятную внешность, обаятельно гадкий характер и молчаливость в нужных этапах, пусть именно она и компенсировалась возгласами, плюс говорливостью во все остальные поры. Впрочем, должно же быть в характере что-то стойкое, цельное, своё, тем ведь люди и привлекательны.

Чем ближе они вместе приближались к концу, тем сильнее становилась потребность, повеление прямо сейчас заорать вместе с ним, попросить игрушку остаться ещё на пару дней, вынудить признать и её тоже, что у них вышел идеальный тандем.

?- Чёрт. Чёрт. Чёрт!?- бранил, останавливал и отговаривал себя в мыслях широкий в плечах свободовец, точно зная, как это будет глупо, абсурдно и постыдно.

Он пожалуй так и продолжал бы мучиться, попутно мучая и своего пленника, если бы не жаркое оцепенение, резко бьющие гейзером от начала до самого конца детородного органа бритого мужчины и столь же бойко возвращающееся обратно. И так из раза в раз. Из раза в раз. Совместно с этим части тела начали как бы уставать, разомлевать, слабнуть, изредка вздрагивая сетью сладостных колебаний. Каждая капля испарины на спине обратилась вдруг отчётливо ощутимой, будто неделимо связанной с каждым нервным окончанием, которого касалась, поддевая его крючком, обязуя медово-липкой шалью покрыть разум и сам организм. Голова где-то потерялась, слабо реагируя на внешнюю среду, больше сосредоточившись на чувствах, дыхание сбивалось, даже не пытаясь выровняться, грудь как бы сама сдавливалась до лёгкой боли, сразу же награждая пощёчиной самого взаправдашнего чуда. Наконец Босниец не выдержал, отпуская голову ?львиной игрунки?, он зарычал от восторга, смака и драйва, уже даже почти не слыша криков спереди. В момент он вынул агрегат из рабочей зоны, решая, что все дела стоит закончить снаружи. Такова будет его месть, сейчас он зальёт всю спину веснушчатого мальца и сгонит его с тахты, заставив одеть футболку на грязное мокрое тело. О да, это будет достойным завершением — торжеством справедливости. Дёргаясь, отчаянно наяривая болт, всё ещё урча на каждом выдохе, он вдруг обнаружил, что ?сучёныш? повернулся на спину, демонстрируя свой стан во всей красе и вопросительно зыркая на лезущего вон из кожи компаньона.

?- Тем лучше!? - решил обладатель каштанового ёжика волос, ?- Может и до твоей нахальной морды чего долетит, хех!?И сызнова он его недооценил. И вдругорядь был отрадно удивлён, чем оборачивается его самоуверенность. Мятный впился острыми ногтями в ягодицы, оторвал грудной отдел позвоночника от тюфяка, проворно подтягивая себя к паху старателя с темными зеницами. Он, поддерживая себя одной дланью, мягко, даже нежно положил вторую на крепкий хват свободовца, заставив того остановится в недоумении, подчиниться слабой, но такой соблазнительной воле. Рыжеголовый плавно разжал чужой ?замок?, убедил опустить кисть и дать волю своей. Ухватив основание члена, он неожиданно оперативно, почти без промедления и препятствий, заглотил его почти полностью. Потом чуть ретировался и уже смог полностью взять эту высоту. Смуглый ?ситцевый друг? при этом во всеуслышание охнул, выдавая прямодушный стон непревзойдённого упоения, удерживая морковную голову за затылок, не давая ей двинуться. Зной, вязкий секрет, клеящийся к коже точно намертво, упругая и шершавая поверхность вздрагивающего выроста дна ротовой области — всё это совсем не хотелось оставлять. Но после парочки сигналов отпустить пленного пришлось, пусть и без энтузиазма. Зато, в награду, его самую тактильную частичку пустили туда снова, причём почти без перерыва. Только шрамированный широкоплечий старшак хотел пожаловаться на исчезновение бархатистых, угодных, лакомых впечатлений, как их сразу подавали, ровно что по первому немому капризу. Второй раз. Третий. Четвёртый. Скуластый фримен не мог больше стойко сдерживаться. От мочевого пузыря до ключиц лёгкой кавалерией промчались мурашки,сам орган пошёл забью пульсаций, каждая из которых была хлеще предыдущей. Рамена рухнули от захлестнувший релаксации, живот выкатился, вздулся, округлился, демонстрируя фигуру не в самом лучшем свете. Впрочем, тогда было плевать, слишком увлекало происходящее, уж очень хороши были впечатления. Босниец вытащил его в самый последний момент, а носитель веснушчатого покрова ловко подхватил пенис десницей, устраивая налёт поступательных движений. Сил кричать уже не было, только громко дышать, рассматривая то увеличивающийся, то слегка уменьшающийся член, из которого вскоре залпами полилась мазеобразная лоснящаяся субстанция, что кропила острое, молодое и довольное личико с прикрытыми веками. Что-то попало на власы и лоб, даже на одно око, нос и щёки, однако основная масса собралась на тонкой полоске губ, изрезанной морщинками, стекая по выступающему подбородку редкими каплями. Шатен выдохнул изо всех сил, завлекаясь вперёд от наступившей расслабленности. В эти пять-десять секунд ему по обычаю казалось, что он любит своего партнёра больше всего на свете, что всё в этой жизни было ради одного уединения с ним. Впрочем, всё так же стремительно и ушло. Привычка.- К дьяволу. Ты хорош, сучёныш, дьявольски хорош. - подытожил бритый анархист, перебираясь в другой конец койки, располагая залитую слюнями подушку мокрой стороной вниз, на чистой стороне умещая свою затуманенную голову. Мятный же не унимался, в попытках показать свою непревзойдённость: он даже не вытираясь подполз к любовнику и принялся вылизывать оголённую крайнюю плоть того своим длинным языком, останавливаясь только чтобы откровенно посмеяться. Это уже не было потребно, тем не менее было беспримерно приятственно и лестно. Почудилось, что на лестнице кто-то есть — шаги были вполне отчётливыми, вольными. Сил на скорую ?эстафету на одевание? не было, всё обуздала праздная лень и нега с лаской. Тёмноглазый только глянул в дверной проём и узрел там фигуру в ?Ветре Свободы?, это был Хай — штатный снайпер, сегодняшний дежурный. Его выдавала маленькая, по сравнению с жердеподнобным телом, голова, приземистый ирокез на почти на лысо стриженной голове и шемаг, натянутый по самую переносицу — средство для сокрытия жуткого ожога, который так или иначе вырывался из под неё, змеясь к клиновидной кости. Снайпер встал столбом, начал было жестикулировать, остановился, потёр лоб предплечьем и наконец выдал:- С тебя бутылка водки и я ничего не ви-и-и-д-е-е-е… - букву ?л? он проглотил, совместно с этим павлином вытягивая шею перед собой, сжимая и без того копеечные глазки. Примат ведь даже ухом не повёл в сторону незваного гостя. Мгновение спустя, глаза уже стали непривычно широкими, как старинные монеты, а голова будто от удара дёрнулась назад. Сгорбленные брови, морщинистая арка на лбу и приподнятые края щёк выражали всё предельно ясно — крайняя степеньзамешательства, с элементами омерзения. - Две бутылки. - наконец решился он, - Я определённо хочу ухрюкаться до беспамятства. - ответом ему был едва уловимый кивок, полный незаинтересованности и отчуждённости. Дежурный помялся, опустил голову, сгорбил плечи, добавил, - Жду в баре. Полчаса. Пока моё пиво не закончится. - и поспешил удалиться. Семенящие грузные ботинки ещё долго обстукивали бетонную лестницу.

Рыжик уже унялся, оставив утратившее свои габариты мужское достоинство, перебрался на волосатый мягенький живот, без сил плюхнувшись на него щекой. Босни в кой-то веки благосклонно, мягко, елейно гладил буйную головушку веснушчатого ёрника и думал:?- Две бутылки водки за такое — это почти что даром. К тому же Хай один пить не будет, не умеет, предложит примкнуть к нему, керогазить вместе. Только бы лишнего ничего не болтнул, темы неправильные заводил и нормалёк. А сучёныш… Пущай валит на все четыре стороны, ?остаться ещё на пару дней?, тьфу ты, чуть тряпку из меня не сделал. И всё же выходной он мне спас, превратил в фантастически шикарный день с непредвиденной развязкой. Чудо. Рыжее, строптивое, дерзкое, но чудо?.***- Слушай, я ведь реально сперва подумал, что ты бабу чпокаешь. Жутко плоскую только, да и нет у нас тёлок здесь, но мало ли кого нелёгкая занесла. Другие отряды там, пополнение долгожданное, а как понял…- Ша, забейся! Допивай уже своё пиво и давай приглушим чего покрепче, шоб ты забыл то, что хотел.

- А ты?..- А я ничего не хочу забывать.

***