Часть 24 (1/1)

На улице уже стоял полумрак.Медовое тепло сменилось острой прохладой. Тальков поёжился и вставил в рот сигарету. С прищуром он наблюдал за своим новым знакомым.Тот свернул пополам брошюру и развернулся к музыканту.Под пристальным льдистым взглядом Игорю стало не по себе. Он поспешил достать из кармана зажигалку. Та заработала лишь с третьего раза. Руки почему-то слегка дрожали.—?И часто вы так мимоходом знакомитесь с людьми? —?спросил незнакомец, склонив голову набок.—?Нечасто. Сейчас период такой,?— убирая зажигалку и сжимая зубами сигарету, процедил певец,?— вы о ?Совке? поговорить хотели?—?Ну, не каждый день встречаю знаменитого поэта, композитора и исполнителя. Вы известны как ярый антисоветчик. Мой интерес понятен,?— развернувшись, ?старомодный? медленно пошёл по улице.Теперь он двигался как обычный здоровый человек своих лет, а не старик в теле ?свежего? мужчины.—?Кстати, меня зовут Николай.Игорь медленно двинулся следом, жадно затягиваясь. Курение успокаивало. Талькову казалось, что внутри разливалось серебристое тёплое море, обволакивающее лёгкие.—?Всё моё отношение к ?Совку? читается в моих песнях.—?Выходит, вы презираете Союз только из-за его атеистского начала? —?кашлянув, спросил Николай.—?Вы зрите в корень. История Россия велика и уходит своими корнями в православие в лучшем своём исполнении.—?О, значит, вы верите в Бога? Следовательно, в дьявола тоже? —??старомодный? остановился возле киоска и как бы между делом положил купюру в окошко,?— два ?Буратино?.—?Верю, пожалуй. Раз есть добро, то есть и зло,?— пожав плечами, Тальков приник к холодной стене киоска плечом и выпустил дым в сторону,?— вы не сектант, случайно?—?Куда мне,?— хмыкнув, Николай взял из пухлых рук две бутылки и вручил одну певцу.—?Спасибо,?— свободной рукой взяв бутыль, Тальков скинул пальцем приоткрытую крышку и прижался к горлышку губами, делая жадные глотки.Николай же неспешно снял крышку и сделал аккуратный глоток. Его горящий взгляд внимательно изучал лицо певца, словно язык кота слизывал сметану с глянца тарелки. Если бы Игорь так не был загружен странными событиями в своей жизни, он бы непременно сие заметил.—?Ваш талант от бога? Или от дьявола? —?голос мужчины звучал тягуче, странно, властно.Тальков поперхнулся и посмотрел на ?старомодного?, опуская руку.Лицо Николая пошло пятнами. Чёрными и яркими. Глаза будто бы ввалились. Тонкие губы растянулись в зловещей улыбке. Теперь лицо мужчины больше напоминало рисунок, небрежно написанный грифелем и затенённый им же.—?Понятия не имею,?— пробормотал Тальков, делая шаг назад.Бутылка упала на асфальт и золотистая газированная вода лужей разлилась под ногами.Перед глазами потемнело. Словно откуда-то поднялся синий туман, не позволяющий ничего разглядеть. Чьи-то крепкие руки сжали плечи певца и встряхнули.Певец постарался отдышаться, мотнув головой. Синий туман постепенно таял. Лицо Николая было так близко. Никаких чёрных пятен… Красивое, притягательное и светлое лицо с выразительными глазами.—?Вам лучше? —?в голосе, казалось, звучала тревога.—?Я… да, кажется, порядок,?— дрожащими руками Игорь потёр лицо.Мираж исчез.Они стояли на темной улице. Туда-сюда сновали прохожие. Откуда-то доносились звуки песни ?Таящий снег? в исполнении ?Ласкового мая?.От Николая пахло странными дикими травами: смесь мелиссы, мяты, сирени и полыни.А глаза… Эти добрые, гипнотически красивые глаза-океаны будто смотрели прямо в душу.—?Я же знаю, как тебе сейчас тяжело,?— прошептал Николай, крепче сжимая плечи певца; губы его дрожали,?— всё знаю, слышишь? Бог и дьявол борются за человеческую душу. Ты напуган. Не понимаешь, откуда эти смерти. Потерян. Одинок. Откуда твой талант? Бог? Дьявол? Сколько вопросов. Сколько чувств. Сколько же в тебе энергии… О… Сколько энергии…Тальков ощутил, как ноги становятся ватными. Сердце раздирало грудную клетку. Он понимает его. Он видит его душу. Как это возможно?..—?Кто ты такой? Откуда взялся? —?выпалил горячо музыкант в тонкие губы, что были уже так близко.Николай накрыл уста певца своими губами, терзая их в жарком поцелуй. Язык толкался в рот так, словно хотел изнасиловать его и добраться до гланд.Тальков застонал. Его тело свёл уже знакомый паралич, дышать стало тяжело.Нахраписто целуя Игоря и вжимая его в стену киоска всем телом, мужчина утробно рычал.Запахло морем.Грудную клетку наполнило счастье чистейшей воды. Бешеная радость. Лёгкость. Сладостный восторг.Тальков чуть не упал в обморок от такого напора и фейерверка счастья.И в это мгновение Николай отступил. Рыча, он не дал музыканту отдышаться. Схватив за запястье, рванул по пустынной тёмной улице, утягивая Игоря за собой. Уже звучала другая песня ?Ласкового мая?. Ветер бил в лицо. Задыхаясь от поцелуя, Тальков глотал прохладный воздух.Зачарованные тьмой, силуэты деревьев, словно шептали что-то этим двоим, бегущим по опустевшим улицам.Тальков всё забыл: кто он, где, с кем. Нечаянная радость, разрывающее всё изнутри серебристым светом, поглощала всё его существо.Такое бывает лишь раз в жизни. Такое нельзя отпустить, упустить, потерять.Они вбежали в какой-то подъезд, его холод ударил по щекам. А музыка стала громче, только слов и мелодию было не разобрать.Николай прижал к себе Талькова, пылко зацеловывая его лицо поцелуями, что оставляли на коже невидимые ожоги.Музыкант задыхался и хватался пальцами за рукава старинного пиджака.Тот словно пил его, жадно глотая. А Игорь не возражал. Он не мог думать. Он лишь ощущал… счастье.Николай снова сжал запястье певца и рванул по лестнице вверх. Они ввалились в какую-то тёмную квартиру. Долго целовались в полутьме, а потом оказались в просторной комнате. Окно было открыто. Тальков не видел ничего, кроме длинного книжного шкафа, пестрящего разноцветными корочками.Крепкие руки толкнули музыканта на диван. И это было последнее, что он помнил.***Когда Игорь открыл глаза, то не сразу сообразил, где находится. Сонно повертев головой, он зевнул и потёр глаза пальцами.Из окна лился пряный солнечный свет. Ветви деревьев кротко постукивали в тонкое стекло. По тёмно-зелёным обоям с золотой росписью ползали тени. И на душе стало так хорошо. Так тепло. Как не было очень и очень давно.Игорь невольно улыбнулся.Ощупав себя, он понял, что полностью одет, даже обут.Вдоль стены тянулся огромный шкаф с изобилием книг. Ещё в комнате было кресло, столик, комод.Откуда-то доносился запах яичницы и её тихое шкварчание.Тальков тут же осознал, что дико голоден.Поднявшись с дивана, он вышел в коридор, обклеенный красными ?кирпичными? обоями. Звук доносился из дальней комнаты. Туда Игорь и заглянул.Увиденное заставило его замереть на пороге: Николай медленно нарезал хлеб на деревянной доске, жмурясь. На сковороде томились яйца. В чашке остывал кипяток.Не глядя на Талькова, мужчина в старомодном костюме заговорил:—?Теперь тебе нечего бояться. Всё прошлое отсеется от тебя. В этом идеальном мире будем лишь мы: ты и я. И, конечно, твоё творчество.Голос звучал так уверенно и властно, что Тальков даже удивился.Но ещё больше он удивился, когда понял, что не хочет спорить. Он согласен. Потому что именно с этим странным человеком ему каким-то удивительным образом так несказанно хорошо.Тем временем, сутулясь, ?старомодный? разложил лопаткой яичницу по тарелкам и поставил их на стол. Не глядя на Игоря, с совершенно стеклянным взглядом, сел за стол и принялся медленно есть, жуя с трудом.—?Разучился жевать,?— по-старчески проворчал, стараясь подчерпнуть жареное яйцо вилкой.—?Что? —?поражённо распахнул глаза Тальков и тут же как-то умилённо улыбнулся.Почему по сердцу разлилось такое тепло от вида этого прилежно причёсанного, странного мужчины в старинном костюме? С трудом жуя, свободной рукой он потянулся к древнему радио и нажал на белую кнопку.?О походах наших, о боях с врагами…??— звонкий голос Шульженко заставил Талькова вздрогнуть и пройти в кухню.—?Всегда слушал эту станцию,?— ворчливо пояснил Николай.?Давай закурим, товарищ, по одной…?.Игорь медленно подошёл к нему и опустился на корточки.—?Я, кажется… —?заговорил он, кладя ладонь на его колено,?— я люблю тебя.И сердце сжалось от своих же слов. Но мужчина был счастлив.—?И я тебя,?— спокойно ответил Николай, метнув взгляд на лицо певца,?— теперь ты мой.Сделав паузу, он медленно облизнул губы.—?А сейчас ешь.