Одиночество, поглощающее любовь (1/1)

- Не сказать - равно солгать, - твёрдо заявил я, хотя никакой твёрдости вовсе не ощущал. Профессор грустно вздохнул, но при этом и улыбнулся. - Я был бы так спокоен, если бы ты считал иначе, но отчего-то именно теперь я доволен тобой, - признался он. Мы стояли на старой бензоколонке и ждали, пока подойдет очередь. Честно говоря, мне бы куда больше хотелось просто молчать, чем обсуждать с профессором эту невеселую тему, но отмалчиваться было бы глупо. У меня даже на миг появилась идея сказать ему сейчас же, чтобы уж он успокоился, но я отмел ее. Лучше будет сделать это, когда мы обустроимся на новом месте. - Это очень смело, Элек. Но и глупо. Если ты скажешь, может случиться беда. - Она уже случилась, Вы ведь понимаете. - О нет, вовсе нет. Это не беда. Это, быть может, горе, трагедия на всю жизнь, но не беда, - покачал головой ученый. - Вы не поняли меня. Беда, потому что я расстроил и напугал Вас. - Это тем более не беда, - улыбнулся профессор. - Если еще и винить тебя в этом, то ты никогда не успокоишься. Ведь, я полагаю, это и без того тяжело - осознавать такое. - Нет, Вы не правы. Я уже осознал, и мне не тяжело. А вот то, что я постоянно... - я запнулся, опуская взгляд, - постоянно приношу горести, это правда тяжело. Вот что не дает мне покоя. Стыдно. А любовь... А за любовь мне не стыдно, - закончил я, снова найдя в себе силы смотреть создателю в глаза. Верно, отчего же стыдиться ее? Это все равно, что стыдиться самого человека, которого ты полюбил. - Мне казалось, ты говорил обратное, не так давно, - вспомнил профессор. - Да, я говорил. Но, как ни странно, теперь и именно теперь я уже куда лучше понимаю. Потому что теперь знаю, с чем имею дело. Да, с любовью. Да, с той самой. Мне было стыдно, потому что я думал - Вы все уже поняли. А раз поняли, но не поменяли отношения, значит и простили. И теперь мне стыдно, только уже за другое. За то, что я все еще не рассказал, заставляю Вас переживать. Меня волнует то, что я доставляю проблемы, но не то, что люблю.- Это даже немного смешно, - прошептал профессор, - для меня все наоборот. Все эти проблемы, о которых ты говоришь - я не вижу их проблемами. И только эта твоя любовь по-настоящему меня беспокоит. Пару минут я молчал, думая, можно ли сказать, а потом все же выдал:- Профессор, простите, но я знаю о тех плохих вещах, какие, Вам кажется, он может со мной сделать. И, поверьте, он не может. Ему не придет это в голову. Хотя бы потому, - заметив, что создатель готов возразить, с напором добавил я, - что ему действительно много лет. - Малыш, - вздохнул профессор. - Это мило, что ты так считаешь. Но это не совсем верно. Пойми, - он снова приобнял меня за плечи, прижал к себе, словно опять думал, что я способен сбежать, - ты не пробовал одиночества, и особенно одиночества, когда тебе, как ты сказал, действительно много лет. Это давит. И если, - он сжал меня еще сильнее, - если маленький, беззащитный ребенок придет к тебе, когда ты в таком состоянии, и скажет: "Я весь Ваш, делайте, что хотите," - ты не откажешься. Это не значит, что ты пойдешь на поводу у тех плохих вещей, нет. Ты просто попытаешься его забрать, привязать к себе еще сильнее, чтобы он... дышать без тебя не мог! Каждый день, может, неосознанно, ты выкачивал бы из него энергию, его жизнь, его детство. - И Вы бы так поступили? - обескуражено прошептал я. - Нет. Уже не теперь, когда есть ты. Но, боюсь, случись это раньше, я бы мог поступить так. Поверь, Элек, даже самый, с виду хороший и невинный способен, порой, на такое.- Это не пугает меня, - замотал головой я, при этом не отстраняясь от него и, наверное, создавая неплохое поле статического электричества таким действием, - мне не жаль этой энергии, я хочу делиться ей с ним. Только и этого не будет. Потому что он не одинок, нет, совсем не одинок. И тут, снова, снова руша все, мешая говорить и дальше, вернулась она. Скоро мы, выходит, уедем. И конец разговора. Ну и пусть. Мне кажется, я так устал говорить об этом...