Глава 48. (1/1)

Бывшему сенатору стоило больших усилий выдержать взгляд десептикона, но затем он отвел оптику и, выдернув из манипуляторов Мегатрона свой куб, отхлебнул большой глоток.– Нет выбора. Нужно идти до конца. Мы – собственность арены, а не наемники, наша сигнатура не стоит на контракте, мы не можем ее отозвать. Впрочем, остальные двадцать уже также не могут, таковы правила. Проклятый квинт ожидает представления с нашим участием. Не выйдем – и мы дезактивы. А дезактивы не делают восстаний.– Значит, надо обеспечить этот выбор прямо сейчас! Да хоть пойти и удушить шарктиконьего выродка – хозяина. Или сбежать… пока не знаю, каким образом. Но в космопорте полно кораблей!– Сбежать... Постой, тебе страшно? С каких это пор? – Децимус рассмеялся пьяным смехом.– Да, мне, Юникрон побери, страшно! Видения, командор. Снова. На этот раз они не ушли даже после трех доз стимуляторов.Линзы шаттла заинтересованно вспыхнули.– И что же ты видишь? – неожиданно серьезно спросил он.– Смерть. Мою и твою.– Как ты видишь нашу смерть? Кого убивают первым?– Я не знаю. Я вижу то тебя, лежащего на арене с проломленной камерой и погасшей Искрой, то себя…Децимус покачал головой, подвинулся на платформе и жестом пригласил десептикона присесть рядом.– Выходит, мое обучение не помогло, видения не отступают…– Не отступают, и сегодня они особенно сильны. Такого со мной никогда не было.– Даже на К-14?Мегатрон сел на платформу почти вплотную к Децимусу, покосился на кубы, стоящие рядом, но брать не стал.– Может, тогда было нечто похожее. Перед сражением я не уходил в спящий режим почти декацикл – стоило процессору начать форматирование, как я по пояс погружался в ржавые останки сгоревших корпусов товарищей... пока кулак Блицвинга наяву не прерывал мой крик. Я расценил то видение неправильно, и при высадке дивизии на Мадеран тщательно прокладывал маршрут в обход полей зажигательных мин, пока…– Мы оба знаем, что произошло потом.– Зато после этого я научился предупреждать опасность.– И даже однажды спас меня.– Тогда ты должен понимать, что сидеть вот так, ничего не предпринимая, не просто опасно, а смертельно опасно.Децимус потер лобовую пластину шлема, отшвырнул пустой куб, потянулся за новым. Мегатрон перехватил его запястье. Они какое-то время беззвучно боролись, автобот победил и с усмешкой вырвал емкость, слегка облив себя и своего товарища лиловой жидкостью.– Смерть, – сказал он печально, поднимая куб к темному потолку, словно произнося тост, – она появилась здесь, когда наш мир после Падения рухнул на несколько уровней вниз. Тебе не понять этого. Но нас, прежде ее не знавших, смерть унизила и подчинила, принесла с собой тоску, сделала наше присутствие конечным во времени и пространстве, а жизнь – первейшей ценностью. Не стремление к развитию, не переходы на новые и новые уровни, как это было раньше – просто жизнь, банальное существование. И мы начали судорожно за нее цепляться. Любыми средствами. Даже бесчестными. Это подпрограммный рефлекс, с которым ничего нельзя поделать. А ведь я еще помню старые наши стремления. Я до сих пор помню, что такое бесконечность, но уже не могу объяснить… – он вдруг невпопад расхохотался хриплым смехом. – А ты боишься смерти, десептикон?Мегатрон не сводил линз с лицевой пластины командора, раздосадованный его поведением, но, тем не менее, серьезно ответил.– В моей жизни она была повсюду – в бою, в тюрьме, на арене. Я должен был погибнуть столько раз, что в Искре уже давно ничего не отзывалось при упоминании о смерти. А потом все стало по-другому, и виноват в этом ты. – Десептикон улыбнулся, но без привычного злобного оскала. – Ты придал слишком много значения моей никчемной жизни, и не хочется терять ее вот так, в полушаге от цели. Наша жизнь конечна во времени и пространстве, ты прав. Так лучше умереть один раз, и тогда, когда это будет оправдано. Но не завтра.– Хорошо сказал, – командор отхлебнул большой глоток. – Значит, не боишься. Вот и не бойся завтрашнего боя, потому что это бессмысленно. Также бессмысленно бежать, – с нажимом добавил он. – Во-первых, тогда придется проститься с планами попасть на Квинтэссу, а затем и на Кибертрон. Во-вторых, небо над астероидом закрыто, и открывается только отдельно для каждого корабля по запросу. За всеми передвижениями в режиме реального времени постоянно следит хозяин и пираты. Я уже не говорю о том, что каждый корабль оснащен датчиками, а потому его захват немедленно обнаружат. И уж будь уверен, в погоню кинется целая флотилия уважаемых наемников – слишком большие кредиты для хозяина стоят на кону. Чтобы нас поймать, он не поскупится. В конце концов, ты уже пытался захватить корабль... дважды. Тебе помогло? Может, и тогда видения тобой управляли?– Никто мной не управлял, я сделал попытку побега, потому что не хотел попасть в шахты на верную дезактивацию. И, как видишь, я все еще функционирую. Так что очень даже помогло.Децимус фамильярно, но примирительно похлопал Мегатрона по плечу:– Я серьезно отношусь к твоему звероконьему чутью, десептикон. Но поверь, в этот раз оно дает сбой и значит отнюдь не нашу гибель. Посмотри на соперников, они не знают друг друга, а у нас есть четкий план на завтра. Кто бы ни вышел на бой пять на два с нами – они впятером окажутся слабее нас, я уже рассчитал все варианты, как и ты. Так что просто поверь уже моему чутью – мы завтра не погибнем. Жизнь восторжествует. И сейчас я пью за эту прекрасную жизнь! – автобот одним большим глотком осушил куб до дна.Этот момент только подчеркнул абсолютную уверенность Саундвейва в том, что командор что-то скрывает. Мегатрон сидел на платформе растерянный, сжимая и разжимая кулаки, словно тоже гнал от себя морок подозрений. О, как Саундвейв сейчас его понимал! Шаттл оперся манипулятором на плечо товарища, его заметно штормило даже в положении сидя.– Я могу быть неправ, Децимус, и это видение значит что-то другое. Но тогда какого же шарка ты надираешься, как последний штрафник перед заведомо проигранным сражением? И кстати, еще ровно один куб – и наши шансы на выживание сократятся до нуля.Децимус развернулся всем корпусом и, мерцая оптикой в рваном ритме, изрек:– Высокозаряженный помогает думать, друг. Завтра переломный день в моей жизни. Да и в твоей тоже. Но в моей – в большей степени! Я вплотную подойду к цели, которую вынашивал более ста астроциклов и которая заменила мне все: надежду, дружбу погибших товарищей, ванны с первородным энергоном, ласки сикеров, утраченную славу и могущество. Завтра у меня ее больше не будет! Путь к главной цели завершится. А путь к следующей цели может завести вникуда.– Послушай, – Мегатрон сочувственно положил руку на колено шаттлу. – Тут все понятно, похожее я ощущал перед казнью Терция. У меня была цель, которая меня поглощала, все было ей подчинено. И когда я ее достиг – показалось, больше жить нечем. У меня тогда не было никого и ничего, не было веры, не было надежды… У тебя же есть и то и другое, есть ресурсы для восстания и множество соратников по всей Вселенной. В конце концов – у тебя есть я. Я дам тебе больше, чем ты себе можешь вообразить даже в самых смелых мечтах. Я приведу под наши инсигнии всех выживших танков и трехрежимников, а также других десептиконов-колесных. А еще – конструктиконов! И поверь, я сделаю так, что даже те из них, что с синими линзами, поверят мне и станут в наши ряды. Мы победим не только завтра, мы с тобой победим в любом бою!Децимус еще больше помрачнел, но потом через силу выдавил из себя кривую улыбку и положил свою ладонь поверх черной ладони Мегатрона.– Да, звереныш. Ты – мой главный козырь. Ты и есть тот стержень, на котором будет держаться такое восстание. Ты – единственный. И сейчас ты мне врешь, чтобы успокоить, потому что под твоим командованием инсигния будет одна.– И что же тебя больше тревожит, – едко усмехнулся Мегатрон, – что восстание осуществится не единолично под предводительством великого Децимуса Прайма, или страх за алый символ, который я так убедительно грозился уничтожить под корень?– Как же ты мне надоел со своими предположениями!.. А что если, учитывая, насколько высоки ставки, я просто боюсь завтрашнего дня и глупой, неожиданной смерти? – в запале почти прокричал Децимус.Лицевая пластина его в этот момент была поистине страшной, взгляд блуждал, он выдавливал из себя бесшабашную улыбку, но получалось плохо. Мегатрон придерживал товарища, теряющего устойчивость корпуса и рассудок.– Слышишь, крылатый! Я никому не позволю убить тебя! Обещаю – мы будем вместе и завтра, и после. Командор Децимус обязан вернуться на Кибертрон. Хотя бы для того, чтобы сдержать меня от попытки вырезать всех автоботов!Командор презрительно скривил рот.– Не слишком ли много ты на себя берешь, десептикон? Ты, с трудом четвертый в рейтинге, собираешься защищать лучшего гладиатора этой системы? Я ведь не сказал, что боюсь только своей смерти. Все-таки эти ?Коронные? турниры очень опасны и непредсказуемы, на них гибнут лучшие... Но если твои видения правда? И если вдруг встанет выбор – ты или я? Что ты будешь делать? – Децимус задал последний вопрос неожиданно четко и холодно.– Я спасу нас обоих! – без колебаний ответил Мегатрон. – Если нет другого выбора, остается только выходить и биться как в последний раз, спина к спине.Они сидели на платформе почти обнимая друг друга, Децимус пытался допить куб, все больше расплескивая драгоценный флюид.– Влечение и осознание своей смертности как раз и порождают вот такой страх, – неожиданно изрек он, решительно отставляя емкость с выпивкой в дальний конец платформы.Свободный манипулятор беззастенчиво скользнул вдоль спины товарища. Десептикон был без боевой брони, и пальцы Децимуса привычным жестом проникли в прорези креплений для крыльев. Мегатрон не отстранился, мерцание багровой оптики, вызванное стимуляторами, стало почти незаметным. Децимус же продолжал.– Ты глубоко засел в моих микросхемах и в памяти, десептикон. И сорок два астроцикла, проведенных с тобой здесь – это еще не все. Я помнил тебя с самого первого момента, как мы встретились, еще тогда, в первый день после Падения. В день твоей активации. Ты напугал меня, как никто и никогда.– Мы уже говорили об этом однажды... К Юникрону на рога прошлое, зачем ворошить его? Я уже говорил тебе, я ни шарка не помню из того дня.– Нет, ты послушай, послушай… Первой твоей мыслью, которая ретранслировалась из Сигма-капсулы на весь зал, была: ?Я опять не успел его остановить?. Ты пришел в наш мир, еще многомерный, но уже разрушающийся и деградирующий, не просто так. Учитывая контекст произошедшего за предыдущие три орбицикла, а также твою алую оптику и схожесть альтформы с падшим Создателем и даже… мне показалось, лицевой пластины – хотя я помню ее очень смутно… можешь представить, как эти мысли могли трактовать мы – я, Сигмус и Альфа Трион. Но напугало меня другое. Падение было в самом разгаре, мы только открывали для себя страсти трехмерного мира. Возможно, ты думаешь, что разбудил во мне страх смерти. И да, и нет. Глядя на тебя, я впервые почувствовал, что такое желание – темное, отчаянное, которое ничем не заглушить. Оно вывернуло мои микросхемы наизнанку и усилило тоску, которую я только начал осознавать. Не просто так говорят, что жажда обладать другим и смерть – это одно и то же. Как я уже сказал, оба чувства активируют самый мучительный на свете страх – страх потери. И это не любовь, которая наоборот, заставляет жить. Нет… Желание – это абсолютный ужас... Возможно, дело было не в тебе. Это чувство я испытывал и позже, просто с тобой мы встретились не в том месте и в роковой момент. Но тогда я трусливо позволил демонтировать твои крылья, сделал танкботом и отправил тебя в войска Сигмуса.Децимус надолго замолчал. Серебристую спину теперь обнимали уже два его манипулятора, голова бывшего командующего почти склонилась Мегатрону на плечо.– Ты жалеешь об этом? – первым нарушил молчание десептикон.– Нет. Я смог избавиться от своего первого наваждения и не вспоминал о нем, пока ты не появился здесь. Ты же выполнил свою миссию и спас многие тысячи – но уже не летных альтформ, а всех наших братьев. Видишь, история нашего с тобой конфликта началась задолго до операции на Мадеране.– Прошлые конфликты больше не имеют никакого значения, – возразил Мегатрон.– Нет, имеют! – резко возразил шаттл. – Я не хочу скрывать ничего из прошлого. Ты должен кое-что узнать. И, возможно, это подскажет мне правильность моего выбора. Но также, возможно, то, что я расскажу о себе, тебе не понравится и даже покажется отвратительным.– Выбора? О чем ты? И чего еще такого я не знаю о великом командоре Децимусе?– Ты можешь наивно полагать, что моя воля безгранична и что я всегда честен перед собой. Что я полон истинной, непоколебимой веры, что я нашел свой путь и следую ему. Теперь я понимаю – все ложь! И ты вправе презирать того, кто якобы вернул тебе желание и смысл жизни. Я слаб, Мегатрон, я потерял свою веру. Оказывается, я не верю ни во что. Ни в чудодейственные машины, производящие энергон из вакуума, ни в доброту и единство Искр. Когда я рассказывал тебе об этом, то черпал информацию даже не из своих воспоминаний. На обрывках давно забытых мыслей я на ходу придумывал для себя идеальный мир и идеальный смысл жизни, чтобы самому не сдохнуть от тоски. Но их не существует! В наших жизнях и окружении ничего не изменится. Останутся только цинизм, похоть, жажда выживания. Может быть, нам пора забыть об отголосках истины, звучащих в наших Искрах так тихо и так невнятно?.. Мои мечты о перевороте и смене власти были лишь поводом цепляться за образ жизни, потерю которого я так оплакивал. Да, восстание должно было все мне вернуть – громкое имя, почести и славу. Только в этом долгое время была его ценность.Пальцы Мегатрона обхватили шлем Децимуса. Десептикон улыбался с легким сарказмом, но в багровых линзах не было ни недопонимания, ни осуждения.– Дурак...– Что?– Я не верю словам, автобот. Только в поступкам. Ты спасал меня так часто, всякий раз придавая смысл жизни… Я хочу вернуть тебе желание идти дальше, раз уж сегодня приступ безверия случился именно у тебя.Децимус понимающе кивнул. Было видно, что он очень многое хочет сказать. Но вместо этого командор притянул десептикона еще ближе и прошептал ему почти в аудиосенсор:– Как же я не хочу отпускать тебя сейчас…– Так не отпускай.– Это гнусно. Ты слишком хорош, чтобы стать страстью для интерфейса на одну теневую фазу...– Неважно. Однако, – оптограни Мегатрона почти угрожающе сузились, – ты так и не сказал самого главного, автобот. О своем выборе. Ты сделал его?– Нет. И я думаю, тебе пора возвращаться в свой отсек.