Часть 9 (1/1)
—?Как, блять, так?!—?Как. Блять. Так. Чертовски точный вопрос, Коннор.Он наблюдает, как брат снимает солнцезащитные очки, зацепленные за горловину футболки, морщится и сует их во внутренний карман пальто. Иногда Коннору кажется, что Мерфи любит эти очки сильнее, чем его. Уже начинает темнеть, и они стоят, пытаясь отдышаться, прижимаются спинами к кирпичной стене между мусорных баков. Их первый раз узнают как ?Бостонских святых?, спустя долгое время. Популярность?— хреновая штука, когда вы популярны в мафиозных кругах, когда на вас охотится каждый парень с пушкой под одеждой. И если вы публично прострелили голову кому-то, вроде дона Яковетто. Это не Массачусетс никакой?— Вашингтон. Коннор жалеет, что не прихватил с собой ту открытую бутылку виски, или не разбил ее о бритую голову одного из мужиков в костюме. Нельзя к выпивке относиться так расточительно.Как их узнали? Татуировки на руках. Конечно. Коннор смотрит на свою ладонь, потом?— на руку брата. В темноте почти не видно. Буквы сливаются с манжетом пальто и теменью. Aequitas.Его колени сгибаются, Коннор садится на корточки. Слышит громкий вздох рядом?— Мерфи тоже садится. Ветер шуршит бумажным пакетом где-то неподалеку. Переулки здесь ничем не отличаются от бостонских: одинаково мало места, одинаково паршивый запах. Размытые контуры помойки вызывают неприятные ассоциации, будто им здесь, на улице среди мусора, самое место. И раньше, и сейчас они?— обычные отбросы. Да, у них была минута славы, о которой никто не просил, писали в газетах, говорили по ТВ. Подарки судьбы не всегда кстати, отказаться от них не просто невежливо, это тупо невозможно. Только дела обстоят так, что за все нужно платить. Даже, если цена слишком высока. Не им решать это, но им жить с этим.—?Может, надо было надрать им задницы?—?Угу. Всегда хотел знать, как это быть решетом.—?Блядство.—?Опять в яблочко,?— он знает, что Мерфи сейчас усмехается или беззвучно смеется. То, что нужно. Брат всегда чувствует, когда заговорить, просто смотрит и у него внутри типа срабатывает невидимый Мерфи-радар. Мол, ?Ебать, ты загоняешься, надо с этим что-то делать?.Чиркает зажигалка, на секунду освещая лицо брата тусклым пламенем, зажигая кончик сигареты. Потом Коннор отбирает ее. Сигареты, которые подкуривает Мерф, всегда лучше, даже если этот чертов ?Винстон? на вкус, как жженый носок английского солдата. Что есть, то есть.—?Глоток виски не помешал бы.—?Только его нет,?— вторая вспышка, теперь они курят вместе.—?Коннор… —?прошло полгода или около того, как Мерфи зовет его так. Не ?Кон?, полностью?— ?Коннор?.Они докуривают в тишине, по очереди тушат окурки о грязный асфальт под ногами. Октябрь на отшибе Вашингтона не теплый и не холодный. Обычный октябрь.Для Мерфи осень?— все 33 несчастья, знает Коннор. Насморк, больное горло и повышенная ворчливость. С этим бесполезно бороться, бесполезно объяснять, что под шум дождя засыпать уютно, что можно ловить кайф от шелеста листвы под подошвой и даже варить горячий глинтвейн. К дьяволу глинтвейн!—?Зайдем в аптеку?Коннор кивает. Мерфи жрет лимонные леденцы от простуды на завтрак, обед и ужин. Хуже только зимой. К зиме Коннор равнодушен, а вот Мерфа колбасит в плохом смысле слова.Он курит вторую сигарету, ждет целую вечность. По меркам часов это минут десять. Мимо ботинок пролетает газета, дождь упрямо пытается пригвоздить ее к асфальту, а ветер гонит вниз по улице. В этой негласной схватке явно побеждает ветер. Похоже на сцену из вестерна, когда перекати-поле несется между салунами и порогами к ногам шерифа. Или надо было ехать в Техас? Какой, блять, нахуй Вашингтон?! Что они тут вообще делают с хронической аллергией Мерфа на холод и сырость?—?Теперь домой!—?Тебя только за смертью посылать,?— ворчит не Мерфи, а Коннор.—?Отвали?— очередь.—?Тогда расскажи, почему никто не вышел, пока я тут задницу морозил?—?Я предупредил, что на выходе стоит агрессивный парень и он разнесет голову каждому, кто не его брат.—?А что брату он тоже вмажет ты не сказал?—?Забыл,?— Мерфи приподнимается, чтобы дотянуться к губам брата и положить локоть на его плечо, обнять за шею. Коннор жмурится и разжимает губы. Под фонарем, с сигаретой между пальцев, возле аптеки, из которой никто не выходит.