The Law of Accelerating Returns (1/1)
The rate of change in a wide variety of evolutionary systems (including but not limited to the growth of technologies) tends to increase exponentially.Расстояние длиной в километры они преодолевают за одно мгновение. Отец бурчит что-то про то, что если бы телепорты всегда работали как им полагается, он бы разом решил тысячи своих проблем.Миика напрочь забывает о телепортах, когда бесконечность пространства обрушивается на нее бездонной чернотой космоса. У нее уходит несколько пронзительно страшных секунд на то, чтобы осознать, что она все еще дышит естественной для человека газовой смесью, что гравитация все еще в порядке, что звездная пустота впереди сдерживается невидимым щитом.Она никогда не думала, что космос выглядит таким черным. Пронзительные искры звезд в его черноте непривычно яркие, таких не увидишь сквозь помехи атмосферы Девятого Мира, но даже их света так ничтожно мало, так невероятно мало по сравнению с равнодушной бездной бесцветного холода…Миике приходится опереться ладонью о стену, чтобы выдержать антрацитовый взгляд пустоты. От невозможности разглядеть ни тени привычных глазу линий и очертаний в разверзшейся за мембраной невидимого окна пропасти, лишенной даже перспективы, начинается легкое головокружение. Человеческий мозг не любит таких фокусов. Если отец путешествовал сквозь космос дольше допустимого, ничего удивительного, что он галлюцинировал наяву и не мог вспомнить, что из его видений?— правда, а что?— иллюзия.Он путешествовал сквозь эту бесконечную тьму. Один. Сопровождаемый только лучами бесконечно далеких звезд, столь далеких, что кажется?— можно уместить в горсти половину ночного неба. Ему хватило на это смелости. Ему хватило сил сохранить после этого рассудок.—?Это прекрасно,?— говорит Миика. Голос звучит непривычно хрипло и тихо?— но все равно слишком, слишком предательски чужеродно здесь. —?Прекрасно и страшно. Я… я пыталась представить себе, каково это, но я никогда…Она замолкает, не зная, как описать предельно чуждую человеку смертоносную пустоту, пронизанную невозможным холодом и сжигающим все живое звездным излучением; наполненную одиночеством, этим бескрайним, невыносимым, невообразимым одиночеством, которое человек не способен даже испытать в полной мере, для которого в человеческом языке не найдется слов.—?Я знаю.Ей становится чуть легче от того, что ей не нужно объяснять все это Меняющемуся Богу. Он испытал все то же самое. И, может быть, тоже не нашел подходящих слов ни в одном из известных ему языков. И, может быть, тоже боролся с собственным страхом, с этим проклятым животным страхом, пришедшим из пещерных времен,?— с этой паутиной в самых дальних углах подсознания, которую еще не вымела беспощадная эволюция.—?Мне было бы тяжело здесь работать одному,?— говорит отец. Уголки его губ вздрагивают в едва заметной улыбке. —?Поэтому я не оставался один.Миика оглядывается на него с безмолвным вопросом.—?Ну,?— поправляется он с непонятной усмешкой,?— это спорный вопрос, конечно. Мы так и не решили, верно ли это утверждение.—??Мы??—?Дай мне полчаса, и я объясню. Многие отсеки станции еще закрыты, но, я думаю, ты найдешь, чем заняться?Он собирается оставить ее в одиночестве на незнакомой космической станции? Отец сильно изменился за тысячу лет.—?Вообще-то,?— добавляет он, роясь в карманах,?— тут безопасно, и я не думаю, что хоть что-нибудь может причинить тебе вред здесь… хотя, если межпространственные экраны снова впустят сюда стаю абикосов… то есть, я совершенно уверен, что этого не случится, но на всякий случай.Он вкладывает Миике в ладонь что-то гладкое и прохладное, и Миика узнает предмет на ощупь быстрее, чем видит его. Еще не вспомнив собственное имя, она отыскала серебристый фиал в тайнике в Сагусе, там, где оставила его в прошлой жизни. Время ничуть не повредило ему. Потом та женщина, та, кем Миика была между собой и собой, отдала его… отдала его Адан?—?Моя Отверженная забрала его у тебя, но так и не использовала,?— объясняет отец. —?Я подумал, будет лучше, если я смогу вернуть тебе что-то из твоих старых вещей.Миика признательно кивает. Во время осады табат подарок отца слишком часто был единственной ее защитой, и даже сейчас, пристегивая фиал к предплечью, она по-прежнему чувствует себя немного уверенней.Даже несмотря на то, что от искалечившего ее разум удара древняя нуменера не смогла ее защитить.—?Полчаса,?— обещает Адан. Его глаза улыбаются светло, как раньше, и Миика верит ему?— как раньше.Ледяная тьма космоса давит на нее из-за каждого окна миллионами тонн пустоты, как прежде давили тонны камня в тоннелях стихусов. Миика решает, что этого недостаточно, чтобы заставить ее проигнорировать множество бесконечно интересных вещей, которыми наверняка полна каждая лаборатория Меняющегося Бога. Она исследует комнату за комнатой, мысленно делая пометки, какие вопросы потом задаст.Интересно, он будет против, если она попробует что-нибудь включить? Например, вот эту совершенно чудесную нуменеру, которая?— она почти уверена?— является одним из ростков станции и заодно антенной-приемником. Она может услышать Девятый Мир! Или… о, да они же прямо на орбите, прямо над самой датасферой, и нет никаких атмосферных помех; она может подключиться напрямую к передатчикам датасферы и исследовать их все, даже те, до которых невозможно было дотянуться с поверхности!Нуменера отказывается включаться, пока Миика не отсоединяет ее от систем станции. После этого прибор, видимо, считает, что более не обязан подчиняться протоколам луны, что делает его обыкновенным переносным приемником, и начинает выполнять свою работу. Миика слушает странное переливчатое посвистывание в совершенном восторге, хотя и не имеет понятия, на что именно настроен прибор.Это может быть даже опасно. Кто знает, что может быть закодировано в информации, которую ее мозг воспринимает как переливчатый свист. Мемовирусов в датасфере хватает.Миика возится с нуменерой еще какое-то время и приходит к выводу, что к лунным системам та была подключена не зря. Вероятно, сейчас приемник не имеет доступа к защитным фильтрам. С огромным сожалением Миика возвращает его на место, и тот незамедлительно смолкает.Она проходит еще несколько комнат, прежде чем замечает в одной из них темные очертания, напоминающие человеческое тело на полу. Тело оказывается телом Адан, той самой Адан, не копии, не клона; те же шрамы и та же одежда. И это тело мертво.—?Отец! —?Миика переворачивает ее на спину и вздрагивает: стеклянные глаза Адан выдают смерть лучше всего прочего. Нет, он ведь не должен умереть, он регенерирует, ведь так? Миика оглядывается в отчаянии, пытаясь понять, что могло убить его здесь, в собственной лаборатории, но из предметов рядом?— только странного вида посох, возможно, пульт управления какой-то из нуменер…Она не торопится его подбирать, но рассматривает внимательно и цепко?— и резко подается назад, когда темный шар на навершии загорается мерным голубоватым светом.—?С ней все в порядке,?— говорит спокойный голос отца. —?Хотя, конечно, она должна была предупредить… или хотя бы закрыть дверь. Но мы очень торопились. Не беспокойся, скоро она регенерирует.—?Что ты такое? —?Миика настороженно рассматривает посох. Ей кажется, что она может разглядеть в голубоватой дымке мужской силуэт, но с равной вероятностью это может быть иллюзия.—?На этот вопрос сложно ответить однозначно,?— смеется голос. —?Проще будет сказать, кто я такой. Я Советник Меняющегося Бога.Она заперта в стеклянной клетке камеры, и человек, что ее навещает, всегда один. Иногда с ним приходит его отражение. Иногда отражение остается рядом, когда он уходит, и ей кажется это странным: разве зеркальный двойник не должен всегда сопровождать своего создателя? Где зеркало, что позволяет себе так задерживаться с отражением света?Она никогда не воспринимала его живым. Но ее память полна дыма и зеркал, ничего удивительного, что она приняла за иллюзию то, что не являлось ею. Может быть, она редко оставалась одна на самом деле. Кто-то был с ней. Что-то. Что-то, что сложно определить однозначно.Советник. Защитник. Союзник. Помощник. Друг.—?Ты был со мной,?— непослушными губами произносит Миика. —?Когда я умирала, ты был со мной.От своего рождения до их общей смерти.Что-то очень осторожно касается ее?— будто дуновение ветра. Миика не видит источник невидимой силы, но вполне может представить, что так Советник взаимодействует с физическим миром.Она поднимает посох без малейшей тени страха. Тот вибрирует в ее руках, пока Советник сканирует ее разум; она позволяет?— это всего лишь предосторожность, да и ее разум?— не самая надежная конструкция из существующих. Лучше следить за ней повнимательней.—?Это был не я,?— закончив сканирование, отвечает Советник. —?Точнее, я, но… другой. Старая версия, менее гибкая.Синий прибой с серебристой лентой пены осторожно ластится к ее разуму, заполняет память собой, вымывая неточности и туман. Миика вспоминает: верно, предыдущий Советник был не таким; они очень, очень похожи, они созданы с одного слепка личности, но все же различны. Предыдущий Советник был простым. Он был?— она все еще согласна использовать эту аналогию?— отражением в зеркале. Ей кажется, он даже не мог отступить от заложенной в него программы.То существо, что говорит с ней сейчас, намного сложнее. Миика ощущает его присутствие в датасфере, и оно колоссально. Советник отвечает ей из каждого уголка станции, с атмосферных серверов планеты, со спутника Сатурна, даже предлагает ей дотянуться до другой звездной системы?— там тоже есть кусочек его сознания, и, кажется, вовсе не один. Но такие переговоры будут занимать недели, поэтому Миика со смехом отказывается.Если бы она не была уверена в том, что Советник не причинит ей и отцу никакого вреда, она бы его опасалась?— как опасалась бы любого существа, чью внутреннюю сложность она видит, но не способна понять. Не способна даже представить. Миика?— человек, запертый в одном человеческом теле, скованный ограничениями медленно исцеляющегося разума. Советник по сравнению с ней?— Солнечная система с собственным сознанием.—?Ты очень красивый,?— искренне признается ему Миика. —?Очень красивый и очень сложный. Я не понимаю и половины того, чем ты являешься.Кажется, Советнику приятно такое слышать. На посеребренном прибое внутри ее разума тепло сверкают солнечные искры, рассыпаются по глубокой синеве огненными блестками.—?Пара веков ускоренной эволюции, и поймешь,?— бормочет Адан за ее спиной, поднимаясь на ноги. —?Как я вижу, вы уже познакомились.—?Если бы ты выбрал другое тело для знакомства, тебе бы тоже сделали комплимент,?— безобидно поддевает его Советник. —?Не расстраивайся, может, в следующей жизни повезет больше.Миика оборачивается к Адан. Кажется, та действительно в полном порядке, и поэтому Миика оставляет тяжелый разговор про этичность смертей в собственной лаборатории на потом.—?Это искусственный интеллект? Я вижу, что он создан на основе твоего слепка личности, но сложность и масштаб… это не просто ассистент.—?А как ты думаешь? —?спрашивает Адан, не слишком старательно пряча улыбку. Смех Советника дробится сияющими серебряными брызгами о поверхность ментального океана. Миика чувствует, как он замирает в ожидании с чем-то, похожим на любопытство, как протягиваются к маяку ее собственного сознания нити ожидающих приема соединений. Советник слушает ее на десятках частот, в нескольких реальностях разом; в естественной для Миики среде ее чутко сканируют многочисленные датчики?— тепловые, звуковые, датчики движения, огромный массив сенсоров лаборатории. В датасфере, которую ее разум даже не воспринимает иначе как иллюзорную виртуальную реальность, Советник ловит каждый всплеск ее ментального излучения. Миика не может представить, что он слышит. Наверное, много шума. Может быть, какие-то отголоски ее эмоционального фона или оформленных мыслей; то, что ее мозг неосознанно выбрасывает на поверхность. Но в основном, пожалуй, просто много шума.И она даже не знает, доступны ли ему еще какие-то измерения. Вполне возможно, что он не ограничен системами лаборатории и серверами датасферы. Может быть, он читает ее сквозь прослойку вероятностей. Может быть, он способен воспринимать время иначе, чем человек.Она вглядывается в Советника, колоссально сложный разум с собственной личностью, сознанием и волей, протянувшийся от орбиты Девятого Мира до инфоузлов на других планетах. Она вглядывается в него так, как может, пытаясь сложить многомерную мозаику во что-то, что она сумеет интерпретировать и перевести на человеческие языки.Советник передает ей сообщение из хаотичных геометрических форм, из вспышек света разной яркости и длины волны. Для него это, наверное, так же просто и естественно, как набросать записку в пару строк; прочесть узор на бумаге или спектральный анализ излучения?— какая разница? Но Миика не может расшифровать его передачу.мы ждали тебяО скист, думает Миика. Нет. Она не может расшифровать его передачу осознанно. Но Советник лучше осведомлен о глубинах человеческого разума, чем она, и поэтому он передает информацию, которую ее мозг все-таки может интерпретировать. Сейчас где-то под тонким слоем сознания биологическая машина, скроенная из тысяч тысяч тысяч вероятностей, выжимает себя до максимума, чтобы попытаться перевести скормленный ей шум во что-то осмысленное, найти закономерности в хаосе. И Советник знает, как это происходит. Советник говорит с ней через глухой телефон подсознания метафорами и аллегориями, зашифрованными в шум.Ей становится страшно просто от одной мысли, что он способен на подобное. Страшно?— и бесконечно любопытно.мы подождем еще—?О чем ты,?— недоумевающе бормочет Миика,?— я не понимаю…Световые фигуры окрашиваются лиловым. Наверное, это должно служить ответом, но Миика все равно не понимает. Она оглядывается на Адан с долей отчаяния, безмолвно признаваясь?— я не могу его понять.Адан не говорит ни слова. Но в датасфере разум Меняющегося Бога возникает из темноты строгими контурами, сотканными из сине-серебряного огня, и он обращается к ним обоим, замыкая три сознания в кольцо. Информация скользит по кругу, просачиваясь сквозь фильтры их разумов и бесконечно видоизменяясь; Миика слушает эхо, слушает повторяющиеся сигналы, пока не понимает, что…Что на самом деле в кольце только два различающихся сознания: ее и Адан.Советник?— это Меняющийся Бог.Меняющийся Бог?— это Советник.Он/и слышит/ат всплеск ее изумления, страха и непонимания, когда она осознает это в полной мере. Он/и отвечает/ют сдвоенным идентичным сигналом. Миика выныривает из датасферы и оборачивается к Адан, которая снова выглядит как ее отец. Меняющийся Бог глядит на нее с сожалением и почти неощутимой каплей вины.(неужели мы не дождались?)(неужели мы зашли слишком далеко?)Миика не знает, будет ли она когда-нибудь способна воспринимать это существо как собственного отца. Будет ли способна мыслить его категориями. Боль от этого незнания, от этой невозможной, колоссальной разницы между ними, невыносима.—?Ты… —?она запинается, не зная, как выразить, как описать словами человеческого языка то, что вышло за его границы. Меняющийся Бог ждет, и она понимает, что должна попробовать снова. Она должна ему хотя бы это.—?Я никогда не видела ничего прекрасней тебя,?— тихо говорит Миика. —?И ничего ужасающей. Даже космос… космос просто пустой. Огромный и пустой. В нем нет ничего сложного. Но ты… я не знаю, смогу ли я когда-нибудь хотя бы понять тебя. Хотя бы говорить с тобой без необходимости упрощать тебя до уровня человека.—?Мы поможем тебе научиться,?— отвечает существо перед ней, и ментальный ландшафт расцвечивается глубоким синим. —?Мы подождем, пока ты учишься.—?Мы рады, что ты пришла,?— добавляет Советник. —?Мы рады, что мы больше не одни.—?Это займет очень много времени,?— шепчет Миика. Она не вправе заставлять их ждать… не вправе вынуждать их оставаться на месте. —?Не надо тратить его на меня.Меняющийся Бог смеется.—?У меня это заняло всего тысячу с лишним. А у нас в распоряжении намного, намного больше. Советник?— пора сворачиваться.—?Да.Бог становится человеком у нее на глазах. Ну конечно, понимает Миика, человеческое тело не может поддерживать столь сложную систему, ему не только не хватит ресурсов?— в человеческом мозге просто нет конструкций, способных функционировать нужным образом. Он мог воплотить это, только соединившись с Советником?— системой, в распоряжении которой вся лунная станция и сервера датасферы.Но Советник?— это просто железо. Электронные импульсы. Ему не составляет труда отключить лишние модули.Упростить Меняющегося Бога до человека, вырезав из собственного разума лишние части.—?Нет, не надо! —?Миика стремительно подается вперед, не зная, как остановить это. —?Не надо!Кажется, Адан немного пугается столь резких перемен. Но отвечает Советник?— вслух, без фокусов с подсознательными интерпретаторами, и его голос так же спокоен, как и прежде.—?Все хорошо. Это совершенно нормальная процедура.Миика на такое не покупается с тринадцати лет.—?Хрена с два это нормальная процедура! Это скистова лоботомия! Я не хочу, чтобы ты шел на это ради меня, слышишь?!—?Ми,?— мягко говорит отец,?— для нас это все равно что лампочку выключить. Все эти дополнительные модули активируются за ничтожное время, никакая информация не теряется. Просто нам действительно сложно будет договориться, если ты будешь человеком, а я нет. И не думай, что ты заставляешь нас идти на это; мы сами того хотим.Миика бессильно жмурится. Он не понимает? Понимает, но уже не способен на это повлиять?—?Отец… ты ведь осознаешь, что это диктует то искусственное ограничение, которое ты встроил, чтобы не забыть обо мне? Оно буквально приказывает тебе урезать свой интеллект до уровня идиота?— относительно твоих реальных возможностей?— и сдабривает это львиной дозой нейромедиаторов, чтобы заглушить страх. Не знаю, чем нейромедиаторы заменяются у Советника, но ты же понимаешь всё это, да? Как только ты уберешь одну искусственную заплатку, подобное будет приводить тебя в ужас, и совершенно справедливо!Он по-прежнему спокоен и уверен, когда отвечает ей.—?Да, Ми, я отлично понимаю. Я согласен, это может выглядеть пугающе с твоей точки зрения. Поэтому мне и нужна была заплатка в первую очередь; я не думаю, что мне бы хватило сил пойти на это без дополнительной переменной, уравновешивающей страх. Но я внедрил ограничение осознанно и намеренно. В этом и смысл ?Меняющегося Бога?: ты меняешь не только тело, ты меняешь собственное восприятие, собственное мышление. Знаю, это сложно принять?— особенно поначалу… извини, я не должен был сразу обрушивать на тебя все это. Но ты была не против дируков…—?Дируки?— не сверхразум!—?Но ведь нельзя сохранить человеческое мышление, став камнем. Дируки совокупляются с собственными потомками, чтобы укрепить свою оболочку и нарастить больше ценной породы. Они срастаются воедино, и телами, и разумом. Это естественно для дируков, но это вовсе не значит, что я собираюсь делать то же самое, будучи человеком.—?Если ты мог сказать что-то максимально тревожащее, ты только что это сделал,?— бормочет Миика, но аналогия с дируками (она не хочет это представлять она не будет это представлять она не собирается нет не в этом столетии нет нет нет) все же делает свое дело. Она глубоко вздыхает. —?Мне кажется, я… приблизительно понимаю, что ты имеешь в виду. Я зря меряю все человеческими мерками? То, что для человека и для, скажем, сверхчеловека кажется ужасным, для тебя таковым не является?— потому что ты позаботился об искусственных ограничителях?— но это нормально? Ты просто меняешь себя соответственно целям?—?И в этом нет ничего плохого, когда думаешь об этом вот так,?— в уголках его глаз прячется улыбка. Советник тоже рад, что она готова рассмотреть их точку зрения. Правда, он сообщает это с помощью Потоков, а Миика едва может разобрать их в своем человеческом теле, но ей кажется, что он гордится ею.И еще ей кажется, что ей придется очень долго учиться.—?Покажешь… покажете мне станцию? Здесь ни у одной нуменеры нет инструкции к использованию. Как можно было так создавать лунную лабораторию? А если сюда кто-нибудь придет и сделает что-то неправильно?—?О, я просто выброшу его в космос,?— беспечно отвечает Советник. —?Но для тебя мы сделаем исключение.Станция оказывается огромной. Многие отсеки закрыты?— отец говорит, они были серьезно повреждены и еще восстанавливаются. Живая луна пытается изо всех сил зарастить раны, нанесенные Скорбью.Миика осторожно проводит ладонью по толстому, с фут в ширину, уродливому бугристому шву на стене. Он настолько отличается от ровных изящных контуров других помещений, от гладкой безупречности очертаний живой лаборатории?— почти невозможно представить, что за чудовищная рана могла оставить подобный шрам.Она спрашивает отца, что такое Скорбь. Он не знает ответа.—?Оно называло себя стражем Потоков. Будто его создала одна из прошлых цивилизаций в попытке защитить то, что они разрушили. И оно их всех уничтожило, выполняя свою задачу.—?Звучит как скиста кусок,?— честно говорит Миика. —?Кто в своем уме пойдет на такое? Даже если ты пилишь сук, на котором сидишь, убить самого себя, чтобы не спилить сук до конца… это… наверное, самое глупое решение из возможных…—?Именно.Адан задумчиво глядит в космическую тьму за невидимым защитным полем, неловко опираясь на слишком высокий для этого тела посох. Качает головой.—?Всего один раз Скорбь заговорила со мной, и только когда я находился внутри Резонанса. Резонанс?— ключевая часть ментального пространства, объединявшего меня со всеми Отверженными, центр управления Потоками. Считай, я все равно что щелкал зажигалкой рядом с цистерной горючего… пробитой цистерной размером с планету. Скорбь сразу захотела поговорить. Я был не против. И знаешь что…Он задумывается, прежде чем закончить, но все же говорит, осторожно и медленно, будто сам не до конца уверен в своих словах:—?У меня не возникло чувства, что я говорю с разумным существом.—?Ты подразумеваешь, что это… просто машина?—?Не совсем. Советник?— просто машина. Формально. Да и мы подойдем под это определение, если не зацикливаться на разнице между кремнием и углеродами. Но Советник, как и мы, разумное и мыслящее существо. Скорбь… напоминала скорее неисправный ИИ. Она умна. Но не разумна. Понимаешь?—?Понимаю. И ты ее обманул? —?в теории, это не должно быть очень сложно, если он сумел распознать в ожившем ночном кошмаре неисправную машину. Адан неопределенно передергивает плечами.—?В какой-то мере? Мне не удалось бы провернуть такое с человеком. По ее словам выходило, что ее тревожат Отверженные?— они принесли слишком много ?зла? в мир. Даже те, кто никогда никому не вредил. Не спрашивай меня о ее концепции ?зла?… я задал этот вопрос и получил исчерпывающий ответ о людских страданиях и причинах ?выше моего понимания?. Аргументация Скорби была настолько плохой, что ее с позором разгромили бы даже студенты Ордена Истины. Я спросил?— ладно, я собираюсь загнать всех Отверженных обратно в свою голову, зла больше не будет, оставишь меня в покое? Нет, ведь я не собираюсь спокойно умереть от старости и наделаю новых Отверженных. Хорошо, сказал я, тогда я буду уничтожать свои брошенные тела, как только они рождаются, это несложно. Мы еще немного поторговались, но в конце концов решили, что нас это устраивает.—?То есть, убивать новорожденные сознания в ее понимании?— это не зло?Адан смеется, но в его смехе нет ни капли прежнего тепла.—?В ее понимании я?— единственная форма зла в мире.Миика неверяще качает головой.—?И как ты с ней ?торговался?? Любой ИИ, сколь бы плох он ни был, выберет самый простой путь достижения цели. И самый простой путь был?— убить тебя. Как ты ее переубедил?—?О,?— он усмехается с неясной иронией,?— у меня было достаточно убедительных аргументов. Вообще-то, у меня было оружие, способное уничтожить Скорбь. Правда, вместе с этим оно превратило бы тысячи невинных людей в безумцев. Это атомная бомба ментального пространства. Суррименовое излучение, помноженное на себя сотню раз. Скорбь беспокоилась о людских страданиях? Я сказал, что мне нечего терять?— даже если я лишусь собственного бессмертия, я проживу всё равно больше, чем если позволю Скорби убить меня прямо сейчас, а что там будет с планетой, Потоками и людьми, меня мало волнует. Ее программа не позволила ей допустить подобное.—?Умно,?— признает Миика. —?Она не раскрыла блеф?Адан оглядывается на нее с нечитаемым выражением, и Миика ощущает неясный холодок внутри.—?Ты же блефовал? Да?Его молчание становится ответом быстрее, чем он находит слова, что могли бы смягчить правду. Миика отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.Ее отец не пошел бы на это. Никогда. Ее отец, что рисковал собой ради спасения человечества от табат, не отдал бы город захватчикам в обмен на собственную жизнь. Даже если бы эта жизнь была бесконечно долгой.В Сагусе Меняющегося Бога называют Защитником Человечества. Миика горько усмехается беспощадной иронии старого титула, изжившего себя, похоже, уже очень давно.—?Ты сравнил это оружие с суррименовым излучением. Ты действительно готов был обречь тысячи невинных людей на мою смерть? Ты действительно готов был это сделать ради собственного выживания, отец? Хотя я не могу называть тебя его именем. Он поступил бы достойней.Адан остро прищуривается. Кажется, он силой заставляет себя смягчить тон голоса и не позволить себе ни единого лишнего слова. Миике плевать.—?Тысячу лет назад моя жизнь была куда менее ценной.Она качает головой.—?Тысячу лет назад жизни других были более ценны для тебя. Что должно было случиться с тобой за это время, чтобы ты стал таким?Она узнает злую ярость в его глазах, как свою собственную. Она узнает ее в чертах его лица, в плотно сжатых губах, в слишком крепко стиснутых на рукояти посоха пальцах. Но прежде чем Адан успевает произнести хоть слово, прежде чем эта ярость превращается в оружие, навершие посоха вспыхивает чуть ярче.Миика не слышит, что Советник говорит ему. Видит только, как злость сменяется растерянностью, а после?— почти неразличимым страхом от осознания едва не совершенной ошибки.—?Пойдем,?— говорит отец уже спокойней. —?Я хочу кое-что тебе показать.Коридор, по которому он ведет ее, слишком темный?— темнее обычного, и в стенах нет ни единого окна. Но Миика послушно следует за Аданом, и когда он отступает в сторону у открытого выхода, первое, что она различает?— свет.Она почти забывает дышать, когда заходит внутрь огромного зала. Узкие мосты костей и сухожилий живой луны здесь выгнулись причудливыми кольцами, подчинившись воле строителя, превратив зал в раскрытую пасть с уязвимо подставленным космосу нёбом. Девятый Мир смотрел на них снизу и спереди, отделенный от станции незримыми защитными полями.Миика оглядывается на отца с безмолвным вопросом, и тот кивает. Миика замирает на десяток долгих секунд, пытаясь набраться смелости шагнуть с материального и видимого порога, обрамляющего защитный экран окна, в пустоту. Преграда абсолютно прозрачна для нее, и совсем рядом у ног Миики лежит невозможная, невообразимая, кажущаяся непреодолимой бездна между ней и ее планетой.Она шагает в пустоту, потому что она сильнее. Миика стоит в сотнях миль над поверхностью Девятого Мира, отгородившись от смертоносного дыхания космоса дрожащим листком невидимого экрана, и ей не приходит в голову ничего, кроме ощущения бесконечного безрассудства и правильности этой минуты.Человечество должно было прийти сюда однажды. Человек должен был однажды шагнуть в бесконечную тьму и подчинить ее себе. Меняющийся Бог должен был отказаться от человеческой сути, чтобы построить станцию на орбите Девятого Мира, взглянуть на планету, которая имеет большую значимость, чем красивейшие из огромных туманностей на другом краю темноты?— и влюбиться в нее.Миика крепко зажмуривается, чтобы сморгнуть влагу. Она хочет выжечь этот образ у себя под веками, чтобы видеть его каждый раз, когда закроет глаза. Чтобы не забывать ни на миг о том, что действительно имеет значение.—?С каждым годом мне надо было возвращаться сюда всё чаще,?— тихо говорит отец. —?Чтобы не забывать. Я всё сильнее боюсь, что однажды приду сюда и не смогу вспомнить, зачем.Прозрачная тишина пронизана отраженным сиянием планеты у них под ногами. В ней нет места злости. В ней нет места лжи. Миика не отводит взгляда от бесстрастного и безразличного к смертным и богам голубого шара и находит его невыносимо прекрасным.—?Прости. Что я сомневалась.Он встает рядом с ней, Меняющийся Бог, Защитник Человечества, перешагнувший рубежи своего вида и так и не сумевший по-настоящему вернуться обратно. Но сейчас он?— более человек, чем кто-либо из рождавшихся на их планете с момента начала Девятой эпохи. Миика готова поставить на это собственную жизнь, и ей все равно, в теле какого существа или машины находится его сознание.Ночь на миниатюрной луне почти такая же, как день. Слишком темно, слишком пусто. Адан уступает ей единственную спальню на станции; его телу сон нужен намного реже. Миика не знает, правда ли это, или он просто хочет побыть один. Или избавить их от неловкостей. Ей почти неважно.Она говорит себе, что это всё космос, давящая иллюзия собственной незначительности в равнодушной тьме, но подобный мертвый холод встречался ей и прежде. Десятки лет одиночества в стазисной камере были наполнены им. Воспоминания о Сагусе-до-табат кажутся невозможными сказками из детства. Различия между ними и реальностью не дают ей покоя.Миика не знает, что должен был сделать Меняющийся Бог. Сдаться? Разменять жизни тысяч людей на единственную и бесконечную? Сбежать и бежать еще целую эпоху, пытаясь ускользнуть от всемогущего ИИ-убийцы? Слишком много неизвестных, слишком много ненадежной человеческой морали, слишком много белых пятен в ее собственной личности. Каждый принимает за точку отсчета себя самого, но вероятностный двигатель еще не определился с ее координатами.—?Спасибо, что вмешался,?— тихо говорит она. Незримое дуновение ветра легко обнимает ее за плечи, заставляя невольно улыбнуться, и растворяется в тишине.—?Людей подводит химия,?— спокойно, как и прежде, отвечает Советник. —?Вы не можете не злиться или не волноваться просто потому, что так устроены ваши тела. Мое устроено иначе. Мы привыкли извлекать из этого пользу.Его вздох проносится по комнате чуть слышным шорохом.—?Ты не представляешь, как много человеческих поступков диктуют всего лишь химические реакции. Возведенная на пьедестал эволюции эвристика.—?Ты не полагаешься на эвристику?—?Полагаюсь. Но мы немного оптимизировали процессы. Выбросили мусор, вычистили шумы. По большей части все зависит от железа?— если бы я переселился в человеческое тело, я бы стал таким же, как Адан.—?Я не могу представить, чтобы мой отец согласился играть роль второго плана,?— осторожно говорит Миика, но Советник только смеется. К счастью, его совсем не обижают ее слова.—?Почему? Я управляю всей луной, провожу большую часть расчетов, занимаюсь тем, чем мы всегда хотели заниматься?— наукой, и я делаю всё это быстрее, чем Адан, надежней, чем Адан; я делаю это, когда Адан бодрствует и когда Адан спит. И у меня даже остается время поиграться со всякими интересными вещами. А он, в свою очередь, занимается тем, чем не могу заниматься я, и это ничуть не менее важно. Адан в приоритете, потому что ему будет намного проще восстановить всё, если кто-то из нас погибнет.—?Но разве тебе не хочется быть первым и единственным? Вы вообще не рассматриваете друг друга как конкурентов?—?Ты рассматривала бы свой позвоночник как конкурента? —?Советник снова смеется. —?Ты видела и сама: мы?— одно и то же. Когда я впервые решился воплотить идею абсолютной копии себя в качестве советника, я спросил себя, что удержит меня от попытки убить конкурента. Угадаешь?—?Здравый смысл.—?То, чего так не хватало Отверженным.Упоминание Отверженных тревожит недавние воспоминания в ее памяти, и Миика отворачивается к окну, полному звезд: может, хоть так сенсоры Советника не прочтут ее. Но что-то еще остается неправильным, что-то еще определенно идет не так, как должно…—?Ты сказал?— ?ты? впервые решился?Советник недолго молчит, будто пытаясь понять, о чем она.—?Ах. Мои извинения. Наша память объединена, и мы иногда… путаемся, когда надо объяснить, где чьи воспоминания. Но есть ли разница?—?Тут можно долго спорить,?— бормочет Миика. —?Меняющийся Бог признает тебя, искусственную копию, равным себе, но считает Отверженных неполноценными личностями? Не личностями вообще? Почему?—?Тело, созданное на основе потоковой решетки, не может умереть мгновенно только от того, что его покинуло прежнее сознание. Мозг остается нетронутым: сформированные нейронные связи, стабилизированная химия, среда, полностью готовая к поддержке живого сознания. Лабиринт не терпит пустот. Там, где контроль потерян, он имитирует жизнь, чтобы восстановить контроль. Отверженный появляется в брошенном теле, и, по сути, личность Отверженного?— это просто ментальная репрезентация оставленного мной физического мозга. Грубый слепок с иллюзией самосознания.—?У тебя и у меня точно такая же иллюзия самосознания. В чем разница? Они разумны и могут мыслить не хуже живых людей, рожденных естественным образом. Если бы ты не соединялся с Аданом, чтобы обновить память и вычистить различия, и ты бы стал похож на них.—?Отверженные?— не люди, Ми,?— терпеливо говорит Советник. —?Это просто брошенные физические оболочки, которые заполнил Лабиринт. В них нет никакой ценности, кроме того, что они изредка бывают полезны.Миику начинает злить его нежелание использовать адекватные аргументы.—?Почему? Ты?— такой же. Множество полноценных искусственных интеллектов созданы схожим образом, и ты не спешишь объявлять их ненастоящими личностями. Я ожидала узости суждений от кого угодно, но не от Меняющегося Бога!—?Это разные вещи,?— отвечает он, но, кажется, в этот раз Миика может расслышать сомнение в его голосе.—?Отец, что происходит? Ты же видишь, ты противоречишь сам себе. На самом деле ты ведь не считаешь Отверженных ненастоящими. Ты не можешь так считать, ты ученый, ты должен быть непредвзят.—?Я… —?Советник запинается. Потоки нервно вздрагивают, окрашиваются в мучительный красный, будто ему физически больно, но уже секунду спустя алое сияние блекнет, а невидимый голос снова спокоен и уверен. —?Нет. Личности Отверженных?— это иллюзия. Придавать им ценность человеческой личности и жизни ошибочно.Миика забывает собственную раздраженную злость в одно мгновение, когда ее настигает осознание того, что она только что наблюдала. И ей становится страшно, так же страшно, когда Меняющийся Бог провел себе мгновенную лоботомию у нее на глазах.—?У тебя ведь не один искусственный ограничитель, верно.Собственный голос кажется ей чужим. Отец отвечает молчанием, и Миика отчаянно оглядывается, будто в самом деле может встретить его взгляд в пустоте.—?Зачем?! Это бессмысленно, это попросту бессмысленно и жестоко, и по отношению к тебе, и по отношению к ним! Чем тебе так мешали Отверженные, что ты приравнял их к пустышкам?!Потоки смыкаются вокруг нее, горящие алым. Золотые опухоли расцветают в них пузырями ожогов и исчезают, исковеркав цвета. Голос отца лишен любого выражения, когда он отвечает.—?Я боялся.—?Они были такие же, как я,?— тихо говорит Миика. —?Они были…Она обрывает себя, когда наконец понимает, почему он это сделал. Почему намеренно лишил себя возможности не то что любить?— хотя бы ценить Отверженных. Почему запретил себе считать их разумными существами.Так они когда-то запрещали себе думать о табат как о чем-то большем, нежели одержимых убийствами.—?Да,?— говорит Меняющийся Бог. —?Это был соблазнительно легкий путь. Даже после установки первого ограничителя я все равно тратил слишком много времени на Отверженных. Слишком много эмоций. Сложно принимать необходимые решения. После второго ограничителя стало куда проще.Струящиеся рядом Потоки вплетаются в ее разум, постепенно возвращая себе прежние цвета. Миика слушает фантомный размереный рокот серебряных волн, и Советник?— Меняющийся Бог?— отец?— шепчет их голосами: поверь, это было лучшее решение из возможных.Однажды ты поймешь, как это легко.Она меряет дни на лунной станции собственными снами. Это ненадежное мерило; Советник замечает, что ее циркадные ритмы начинают барахлить. Всё в лаборатории подстроено под биологию тел Меняющегося Бога, и теперь им приходится возиться с имитацией солнечного света, уровнем диоксида углерода в воздухе, синтезацией мелатонина и прочей дрянью, чтобы жизнь на орбите не слишком сильно повлияла на организм Миики. В результате получается… наверное, приемлемо. Во всяком случае, она еще не сходит с ума.Она учится. Узнает назначение и принцип работы каждой из нуменер. Начинает разбираться в системах живой луны. Ломает голову над темпоральной математикой и физикой измерений. Продолжает испытывать собственную память на прочность, раз за разом находя новые случайные воспоминания из прошлого. Вероятностный двигатель кропотливо заполняет пробелы.Память отца тоже содержит провалы?— он говорит, тому виной повреждения, полученные при слишком рискованном побеге от Скорби. Но дело не только в этом. Он держит в своем разуме вещи, несовместимые с человеческим мозгом; в других своих телах он мог ощущать магнитные поля и видеть куда больший интервал частот электромагнитного спектра. Он мог воспринимать другие измерения и несколько временных линий одновременно. Он мог считывать информацию с вероятностных матриц. Человеческий мозг не предназначен для такого, и отец признается, что хоть у него и остались такие воспоминания, он помнит только, что они есть. В самой памяти он видит только шум, который человеческий мозг неспособен интерпретировать; у него попросту нет позволяющих это средств, как нет у одиночного джурилиска средств, позволяющих выстроить трехмерную фигуру. В Лабиринте, говорит Адан, всё немного иначе, поскольку Лабиринт задействует не только ресурсы его мозга. Но даже несмотря на поддержку ментального пространства, сбои неизбежны.И Советник нужен ему не только как друг и инструмент для расчетов. Адан и Советник сверяют собственные отклонения друг по другу, и у Адана отклонения встречаются чаще. Они не видят в этом ничего удивительного: биологические машины, как правило, менее надежны. Миика все еще не может понять отношения Меняющегося Бога с самим собой, но она приучилась не волноваться, видя, как Советник в очередной раз убивает своего прародителя.Меняющийся Бог не убил бы самого себя по-настоящему, верно?Однажды она застает их во время слияния, и это странное, пугающее и все же красивое зрелище: две абсолютно идентичные фигуры, физическая и сотканная из сияющего света, замершие в миг рукопожатия. Миика даже с другого конца зала может почувствовать колоссальные объемы информации, движущиеся между человеческим разумом и слушающими портами.Сейчас они действительно единое целое. И что делит Меняющийся Бог сам с собой, известно только ему. Миика отступает осторожно, с неясным стыдом, будто увидела что-то слишком личное, не предназначавшееся для чужих глаз, и позже не заговаривает об увиденном. Потом она привыкает наблюдать это куда чаще, чем раз в неделю.Глупо не пользоваться преимуществами объединения сознаний, если они буквально на расстоянии вытянутой руки.Во время геомагнитных бурь им тоже приходится залечь на дно, пережидая ярость солнечного ветра: развлечения с датасферой, которыми увлекается Миика в последние недели, требуют немало энергии, а теперь вся энергия идет на экранирование излучения. Пока длится буря, Миика бродит по станции, пытаясь придумать себе занятие, которое могло бы увести ее мысли от прерванного эксперимента. Советника сейчас не дозваться?— он слушает солнечный ветер. Адан ворчит, что тому вовсе не обязательно наблюдать за Солнцем шестьдесят часов подряд, но потом тихонько объясняет Миике, что сенсоры и спектрометры Советника превращают электромагнитное излучение в симфонии изумительной красоты. Человек не может такое воспринять, а Советник может.Адан признается, что в такие моменты ужасно ему завидует. Даже несмотря на то, что потом они все равно объединят память.Миика не произносит вслух ни слова о том, что он по крайней мере может ощутить это во время слияния с Советником или по возвращении в Лабиринт. Но отец читает это и сам: может, догадывается по изменению ее ментального излучения, а может, чувствует ее Потоки. Он виртуозно обращается с Потоками, особенно сейчас, в теле, которое было создано специально для этого. Миика может только разглядеть, как неуверенно вздрагивают и сплетаются туже серебряные нити, настороженно ожидая… вторжения?Миика чувствует почти отвращение, когда понимает, что Меняющийся Бог даже ее воспринимает как угрозу своим секретам бессмертия. Он все еще опасается, что она потребует их себе, как когда-то сделала Маралель, и как никогда бы не сделала настоящая Миика.Он все еще видит в ней только подобие своей дочери. Даже когда открыл ей так много других тайн. Даже теперь.И это?— стократ хуже и без того болезненной, унизительной разницы между его совершенным телом и ее?— человеческим, между тысячей лет опыта и горсткой затуманенных воспоминаний. Эту разницу она могла перешагнуть, напомнив себе, что она учится и однажды достигнет не меньшего. Но оставаться рядом с Меняющимся Богом, который считает ее только подобием… нет. Никогда. Может, Маралель была готова на подобное унижение. Она?— не готова. И никогда не будет готова.—?Ничего себе,?— бормочет Адан,?— ты не сказала ни слова, а на меня обрушилось столько Серебряного, что хватило бы утопить в нем весь Сагус. Да уж, не могу вообразить более подходящего способа доказать, что ты моя дочь.В его глазах искрится смех.—?Извини,?— улыбается он,?— я не удержался… хотелось проверить.—?Проверить!В этот раз даже Миика различает серебряный всплеск в собственном излучении. Отец со смехом поднимает слабый ментальный барьер, и Миика не сдерживается, тоже фыркает. Она сама поступила бы так же, разумеется. На самом деле она ни капли не злится.Ей приходит в голову странная мысль, которая кажется все более правдивой с каждой секундой.—?Всё это время… всё это время ты не только проверял меня. Ты завершал меня. Эти месяцы на орбите. И когда ты исчезал на несколько суток, ты возвращался в Сагус не только для того, чтобы ?захватить пару вещичек из старой лаборатории?. Ты работал с вероятностным двигателем.—?Всего пара корректировок. —?Он и не думает это отрицать. Миика качает головой. Она не злится?— разве только на саму себя за то, что не поняла это раньше. Отцу, наверное, это даже льстит. —?Дело не в том, что думаю я,?— вдруг говорит Меняющийся Бог. —?Дело в том, что ты сама не веришь в собственную реальность. Необходимость критического анализа сыграла с тобой злую шутку. Вероятностный двигатель тут не при чем. Он максимально близок к критериям ?Миики?, вернее была бы только сама Миика. Но она мертва.Миика-максимально-близкая-к-критериям-Миики не может сдержать усмешки.—?Значит, критический анализ не ошибся. Я была права, когда не могла поверить в то, что я?— настоящая Миика.Он смотрит на нее с чем-то, напоминающим грусть. Грусть того существа, что говорило с ней закодированным шумом и вспышками света, или ее аналог.Миика сжимает собственную гордость в кулак. Синий и серебряный?— ее цвета. Никаких щадящих оправданий, никакой сладостной лжи.—?Я понимаю. Я никогда не стану для тебя такой, как она, и я понимаю, почему. Я уйду и не стану доставлять тебе проблем… займусь собственными исследованиями. Оглядывайся почаще, Меняющийся Бог: однажды я тебя догоню.Он улыбается. Кажется, даже искренне; синий океан все так же спокоен и безмятежен.—?Не сомневаюсь. Но позволь нам задать один вопрос. Я просил тебя сомневаться в нас обоих. Каков твой вердикт?Миика недоумевающе пожимает плечами. Она не слишком понимает цель вопроса.—?О чем ты? Ты?— тот, кем захочешь быть. Отец настоящей Миики. Меняющийся Бог. И любые из имен, которыми ты пожелаешь назвать себя. Я сомневалась вначале… но только потому, что не понимала твоего подхода к эволюции.—?Отец Миики мертв.Тишина наполняет зал космическим холодом, полным блестящей тьмы. Миика пытается собрать его слова в осмысленную фразу, но они лишены смысла. Они не могут иметь смысл.—?Это что,?— ей не приходит в голову ничего более умного,?— метафора?—?Нет, он и правда мертв. Скорбь убила его. Недалеко отсюда: он не успел вовремя добраться до спасательной капсулы. Вернее, он добрался туда как раз вовремя, чтобы я смог отправить его тело с новорожденным сознанием Последней Отверженной к Сагусу. Я даже путешествовал в том теле какое-то время, набирая силы… на правах мемопаразита. У них действительно неплохая стратегия существования?— в моем случае тоже сработало. Я смог вернуть себе контроль над телом, и вот… мы здесь.Тьма вращается вокруг них, полная звезд и солнечного ветра. Миика закрывает глаза. Ну конечно же, несложно внедрить себя как вирус в поврежденное сознание, если датасфера?— твоя рабочая лаборатория, твое тело и материнская утроба разом.—?Советник.—?Формально, первый Меняющийся Бог мертв,?— говорит Адан. —?Неформально, мы не видим разницы. Формально, принадлежащая этой реальности Миика мертва. Неформально… мы тоже не видим разницы.—?Вернее, она настолько мала, что ею можно пренебречь,?— по привычке уточняет Миика. Он только усмехается.—?В масштабах Вселенной никто не заботится о погрешностях.Меняющийся Бог?— копия сознания погибшего Меняющегося Бога, что осталась верна его целям и идеалам. Меняющийся Бог изменился еще раз и продолжил менять себя.?Адан в приоритете, потому что ему будет намного проще восстановить всё, если кто-то из нас погибнет?. Он не сказал ни слова о том, что аналогичная задача для запертого в лунных системах Советника будет невыполнимой. Теперь Миика понимает, почему. Теперь она думает, что, в принципе, не особо отличается от дируков, потому что существо хоть немного разумней камня, конечно же, задало бы очевидный вопрос, услышав подобную недоговорку.Если Меняющийся Бог нашел способ справиться с собственной нереальностью… может быть, у нее тоже получится.Может быть, у них получится.Станция едва ощутимо вздрагивает, когда генераторы выкладываются в щиты, преграждая путь солнечному излучению. Звезды за невидимой мембраной растворяются в темноте на несколько секунд, пока экран непроницаем даже для видимого спектра. Лунный ИИ не забывает беречь их от жесткой радиации, даже полностью погрузившись в симфонии звездного ветра.Миика подходит вплотную к краю платформы, еще полфута?— и она коснется защитного экрана. Бездна космической пустоты пугает ее чуть меньше, чем в первый день, но к бесконечной тьме невозможно привыкнуть?— так же невозможно, как к смерти.—?Даже звезды, которые мы видим, однажды погаснут.—?Если мы не пожелаем обратного,?— отвечает Меняющийся Бог. —?Но нам будет всё равно. За звездами, которые мы знаем, лежит почти неисчислимое множество других звезд. И среди них?— столь далекие, что их свет…—?…за пятнадцать миллиардов лет еще не успел добраться до Девятого Мира. —?Миика может закончить эту фразу по памяти?— ей тысяча лет. Не так впечатляюще, как пятнадцать миллиардов, но тоже немало для слов, брошенных человеком.Их Потоки сияют в унисон, синий и серебряный, они горят ярче любого солнца. Солнце этой системы уже сейчас должно было загнать жизнь на поверхности Девятого Мира в глубины океанов, но существа, что считали его своим домом, решили иначе и подчинили Солнце себе. Люди могущественней звезд, потому что они разумны. Странно полагать, что они не смогут понять и подчинить себе всю остальную Вселенную.Синий и серебряный, цвета знаний и власти, цвета видимого спектра самых горячих звезд. Она готова признать их своей геральдикой, равно на пыльных флагах Сагуса и в раскаленном сердце Млечного Пути. Она знает, что скажет сейчас Меняющийся Бог.—?Когда погаснет последняя звезда из тех, что горят сейчас, мы будем наблюдать это.Миика улыбается: она не ошиблась. И продолжает вместо него:—?А потом?— отправимся к новым.