1 часть (1/1)

Как он нашел это место — загадка. Он просто свернул с главной улицы в грязный, воняющий мочой переулок, а потом свернул еще раз. И еще. И еще... Пока не оказался перед невзрачной, облупившейся дверью без замка и ручки. Когда-то она была рубиново-красной, но время соскоблило краску, оставив лишь блеклый шарлах.И цвет, и болезнь в одном слове.Он замер у крошащегося порога, почесал кончик носа, а потом его словно кто-то толкнул в спину, подгоняя, и он тронул дверь, которая, взвизгнув кошкой, легко поддалась. Слишком легко.Он поколебался еще мгновение, а потом шагнул внутрь, почти сразу столкнувшись со старым мутным ростовым зеркалом, на котором, прилепленная жевательной резинкой, висела записка: “Входи! Тебя здесь не ждут” на языках всех шести городов, на которые был разделен Город. — Мило, — прошептал он, достал из кармана маркер и аккуратно вывел чуть ниже: “Я уже здесь” на парсийском. Шаги заглушала старая вытертая дорожка. Судя по слою пыли, ею очень давно никто не пользовался. Да и всем коридором в целом. С потолка свисали паучьи сети, полные сухих мушиных трупов. И чем дальше, тем запустение было все более явным и убогим. Заканчивался коридор черной дверью, единственным, что выглядело новым в этом забытом людьми и богами месте. Долго думать он не стал, открыл дверь и оказался в круглой комнате без окон, но с множеством книжных шкафов. Где-то под самым потолком горела яркая лампочка, висящая на перекрученном проводе. Он замер на пороге, оглядываясь. Библиотека? Хранилище?Книжный магазин?От количества книг становилось не по себе. Маленькие, большие, тонкие, в одну страницу, толстые и тяжелые — каких тут только не было! И они стояли и лежали везде. Он прошел по узкому проходу между ними в центр комнаты, где на изящном чайном столике покоился открытый фолиант. Невероятно древний на первый взгляд.С желтыми, тронутыми временем страницами.Рукописный. Кое-где чернила расплылись, кое-где раскрошились, но прочесть текст все еще было можно. Он выхватил одно предложение: “...смерть расценивалась не как эквивалент рождения, но как эквивалент зачатия” и почти сразу переключился на гравюру — обнаженный юноша с петлей на шее, явно, подчеркнуто возбужденный и с улыбкой блаженства на лице. Он склонился, чтобы рассмотреть получше, принюхался и нахмурился, убрал светлую прядь с лица, заправил за ухо.— Что с-с-с-с-скаш-шете? Он едва удержался, чтобы не вздрогнуть, настолько внезапным был вопрос. Да и голос тоже. — Идеальная подделка, — ответил он и выпрямился, глядя на женщину, вдруг появившуюся по другую сторону стола. Она была невероятно красива, но больше похожа на куклу, чем на живого человека. Без единой эмоции на идеальном, слегка синеватом лице, с безжизненными глазами рептилии. — Определили ка-а-ак? — спросила она.— Запах чернил, — он втянул воздух, облизнулся, — излишняя яркость, желтизна вот здесь, — он указал на уголок страницы, — выдает искусственное состаривание. К тому же, если бы это был оригинал, вряд ли бы вы дали мне возможность подойти к нему так просто и без...— Мош-ш-ете с-с-с-сделать лучш-ше? — тут же задала она очередной вопрос. Он выпрямился и посмотрел на нее.— Все зависит от цены.— Уверяю, она вас-с-с-с порадует.— Могу, но необходимые материалы стоят немалые деньги.— Нас-с-с-с ус-с-с-с-строит любая с-с-с-сумма. Он опять склонился над книгой, аккуратно перевернул страницу, лизнул указательный палец, коснулся ярко-красного инициала, украшенного умелым рисунком веревки и плюща, нахмурился, глядя на смазанный след краски на подушечке. — Я хочу посмотреть первоисточник. Женщина ответила не сразу, лишь облизнула пухлые губы тонким раздвоенным язычком и прикрыла глаза. Так она стояла какое-то время, словно с кем-то советуясь, а потом посмотрела на него и ответила:— Идите з-за мной.Они шли долго по лабиринту коридоров. Светлые, темные, запущенные и недавно отремонтированные, каменные и деревянные, глухие и наполненные звуками: лязганьем, ударами, криками боли, стонами любви. Иногда создавалась впечатление, что они ходят кругами или идут в никуда. — Мы приш-ш-шли, — наконец женщина остановилась перед железной дверью, на которой висела латунная дощечка со старательно стертой надписью, которую невозможно было прочесть. Над дощечкой — глазок, справа от двери звонок. — Ваш-ш-ш-ш-ш ход, — она отступила в тень и исчезла в ней, словно растворившись. Он нахмурился, но повернуть назад возможности уже не было. Оставалось только звонить. Дверь открыли сразу, словно его ждали с той стороны.— Вы клиент или продавец? — спросил у него мрачный молодой человек в маске на пол-лица и черном балахоне до пола.— Ни то, ни другое, — нахмурился он. — Мне сказали, что есть работа.— Работа, — ответили ему. — Да! Заходите. Вас ждут.Его здесь, и правда, ждали. За дверями был кабинет, больше похожий на банковское отделение или ломбард — ряды рабочих мест, отделенных от основного прохода решетками, и огромный стол у дальней стены. Стол был монументален. Деревянный, обитый желтым металлом, обтянутый зеленым сукном. — Кто это, Гургин? — спросил тот, кто сидел за столом и что-то сосредоточенно писал в огромном гроссбухе. — Не клиент, не продавец… — ответил Гургин и сделал шаг назад.— А, господин Нарсес, — спрашивающий даже головы не поднял. — Как хорошо, что вы зашли. Я слышал, вы мастер в том, что касается книг. — Смотря сколько за это платят, — спокойно ответил Нарсес и тут же поймал на себе оценивающий взгляд.Его рассматривали долго, внимательно, словно облизывали, пробовали на вкус. — Нужна копия редкой книги. Точная, один в один. И чтобы даже специалист вашего уровня не догадался, что книга не подлинная. — Возраст книги?— Никто не знает точно. Предполагают, что более трех тысяч лет. — Сколько у меня времени на выполнение работы?— Мы подгонять не будем. Слишком важен результат. Но желательно, чтобы копия была готова не позднее чем через полгода. Нарсес задумчиво потер подбородок.— Кожа тонкой выделки на обложку, бумага, позолота, краски, чернила, перья… Пятьсот тысяч на материалы. Семьсот тысяч за работу. Копия будет готова через пять месяцев. Наниматель положил ручку на стол и откинулся на спинку кресла, переплел пальцы на груди и довольно выдал:— Приятно иметь дело с профессионалом. Где предпочитаете работать?— В своей лаборатории, — тут же отозвался Нарсес.— Хорошо, книгу вам доставят еще до вашего прихода. Деньги… деньги, деньги.В заднем кармане брюк тренькнул телефон, оповещая о приходе сообщения. Нарсес вытащил его и посмотрел на экран — смс сообщало, что на его банковский счет упало шестьсот тысяч драхм.— Остальное…— Да, после окончания работы, — Нарсес сунул телефон обратно в карман. — Тогда до встречи, — и говоривший опять уткнулся в свой гроссбух, потеряв интерес ко всему, что происходило вокруг. — Идемте, — Гургин осторожно тронул Нарсеса за локоть и повел его прочь из комнаты. Совсем другим путем. И уже через три минуты тот стоял на центральной улице Парса, перед витриной модного книжного бутика. ***Книга была невероятна. Книга была оглушающе прекрасна.Книга затягивала и уводила. От нее невозможно было оторваться. Вернувшись домой, Нарсес даже чаю не выпил, сразу отправился в лабораторию, где на столе увидел ее. Книгу. Она лежала, укутанная в прозрачную пленку. И все, кроме нее, становилось неважным. Нарсес сбросил рубашку, оставшись в брюках и майке, натянул латексные перчатки и медленно подошел ближе. Потом спохватился, вернулся к двери и запер ее. Никто не должен был мешать их общению! Никто…Это ощущение сродни возбуждению. Оно зародилось где-то в подвздошье и медленно расползлось по всему телу: сначала вверх, окутывая сердце, сжимая, заставляя биться быстрее. До боли. Нарсес на мгновение закрыл глаза, чтобы справиться с этой болью. А тепло уже ползло выше, забираясь в мозг, почти отключая его на какое-то мгновение, очищая для того, чтобы заставить работать четче и яснее.Тепло спустилось вниз, и член дернулся, отяжелел. Нарсес облизал пересохшие губы и подошел к столу, оперся на него, рассматривая книгу. Та лежала, безучастная ко всему, ждала, когда ее откроют.Пленка поддалась не сразу. Чтобы ее снять, пришлось приложить усилия. — Ну-ка, покажи, что же ты такое, — прошептал Нарсес, проходясь кончиками пальцев по обложке. — Какие тайны хранишь…Он опустил голову, вдыхая запах.— Ммммм… Вот значит как, — выпрямившись, он убрал пряди волос, упавшие на лицо. — Человеческая кожа. Отличная выделка.Нарсес был специалистом по древним книгам. Порою ему хватало одного лишь взгляда, чтобы определить дату написания или издания. Запах, цвет, материал — у каждого времени свои особенности, и, если знаешь о них, определить, что за книга перед тобой, не составляет труда. — Что же ты такое? — он тронул выпуклую луну цвета сольферино на обложке, провел по витиеватому рисунку багрового древа, чьи ветви отчетливо разделялись на шесть частей, и открыл Книгу. Алые буквы на титульном листе гласили: Города Красной НочиНарсес нахмурился. Что-то в этой книге было не так. Что-то, что пока он не мог объяснить, а лишь почувствовать. И чтобы понять, он начал читать:“Городов Красной Ночи числом было шесть: Парс, Лузитания и поглощенный ею Мариам, Миср, объединенный Туран и Тюрк, Серика и Синдра. Сотни тысяч лет назад они объединились в один Город, чтобы противостоять пустыне, надвигающейся на них из глубин времен. Долгое время пищи хватало всем, и население было постоянно: никто не рождался, пока кто-нибудь не умирал…”Он листал страницу за страницей, не в силах оторваться от Книги, от истории, которую она хранила, от тайн и загадок. Перед ним открывалась судьба вечного Города, в котором он жил, его глубинная суть и то, чего он даже предположить не мог. Он был настолько поглощен, что забыл обо всем. И вздрогнул, когда кто-то настойчиво постучал в дверь лаборатории.— Кто?! — крикнул Нарсес, инстинктивно прикрывая книгу собой. — Нарси! — донеслось с той стороны. — Ты там живой?Ответ на этот вопрос нашелся не сразу. Слишком глубоко он погрузился в текст. Но Книгу пришлось с сожалением закрыть, бережно укутать ее в остатки пленки и крикнуть:— Жив!— Отлично, а то я уже было подумал, что ты умер от голода и твой хладный труп потихоньку разлагается. Взяв Книгу в руки нежно, как ребенка, Нарсес отнес ее к сейфу, положил на верхнюю полку, подумал, переложил на нижнюю и лишь после этого закрыл. Поколдовав над кодом, он, наконец, остался доволен и почти вернулся в реальность. — Не дождешься! — крикнул и лишь после этого вышел из лаборатории. — Я работал, Шагад. Ты должен был знать! — Уже почти полные сутки, — постучал тот по дорогим и броским наручным часам. — Еду пока никто в этом мире не отменял. Я беспокоился!Беспокоящийся Шагад был делом странным и непривычным. — Ладно, пойдем, — покладисто согласился Нарсес.И лишь сейчас он почувствовал невероятную усталость. Тело изнемогало после суточного бодрствования, голова гудела, а желудок однозначно давал о себе знать. — И тебе бы помыться. — Шагад резко остановился, повернулся и поймал Нарсеса в объятья, прижался и горячо зашептал в ухо: — Я соскучился, знаешь ли. — Давай сначала поедим, — усмехнулся тот.— Порою ты удивляешь меня, мой дорогой, — Шагад почти сразу отпустил его, дал пройти вперед и, достав из кармана небольшой флакончик духов, брызнул на запястье, с блаженством втянул запах, — я понимаю — работа, но нельзя же забывать о себе! — Можешь мне поверить, о себе я забываю в последнюю очередь, — бросил ему Нарсес.Шагад показательно вздохнул. — Тогда не забывай еще и обо мне! Приди, приди в мои объятья! Но, поев, приняв душ и закинув в себя пару энергетических таблеток, Нарсес отправился не в объятья друга, а по делам. ***Эта маленькая лавочка была неприметна и практически бесцветна. Ни вывесок, ни яркой рекламы. Не знаешь, что это — пройдешь мимо и не заметишь. Но вот если знаешь…Ее хозяин, старый мисриец, был горбат и слеп на один глаз, но вторым он видел получше многих. Познакомился с ним Нарсес еще в бытность студентом. Сюда его привел один из преподавателей и практически сдал с рук на руки старику Амираму. Амирам помнил всех своих покупателей, ведь случайных посетителей у него в лавке отродясь не было.— О, елед, давно тебя не видел и не слышал, — даже по звуку шагов старик мог определить, кто пришел из его постоянных клиентов. — Доброго дня, мар Амирами. Да вот все времени не было…— Хватит оправдываться, — рассмеялся старик, — к тому же ложь не украшает тебя, елед, а я не юная девушка, чтобы верить в нее. Тебя привела работа? Что на этот раз?— На этот раз нечто невероятное и прекрасное. — Вот этому верю, елед. И от тебя опять пахнет слишком сладко. Не твой запах, жаль. Нарсес удивленно посмотрел на старика и принюхался. Да, от него отчетливо несло парфюмом Шагада. Амирами встал, оперся на клюку из баснословно дорогого черного дерева, протянул к Нарсесу руку.— Давай!Список был длинным, но, даже несмотря на это, Нарсесу постоянно казалось, что он что-то забыл. — Забыл, забыл, — прошамкал себе под нос старик. — Чтобы скрепить все это, тебе понадобится песок забвения. Одна сотая часть в краски и одна двухсотая в чернила. За все шестьсот тысяч сто пятьдесят две драхмы. В денежных вопросах старик был щепетилен до безумия. Так же щепетилен он был и в делах торговых. — Интересно взглянуть на оцар, который попал тебе в руки. Я лишь слышал о подобном. Книга Города и Времени. Опасная и притягательная. Сладкая, как юная девственница, и мудрая, как сгорбленная старуха.— А что ты еще слышал о ней, мар Амирами?— Книга Городов Красной Ночи. Начало и конец, время, спрессованное в одну точку. — старик замолчал, а потом добавил: — Будь с ней поосторожнее, елед. Не дай ей завладеть собой. Нарсес нахмурился. Старик зря предупреждать не будет. Действительно, что же за оцар попал ему в руки?Через полчаса он вышел из лавочки с объемным пакетом. Амирами выдал ему все: тонко выделанную человеческую кожу, бумагу нужной эпохи, чернила, краски, кисточки и перья… У Нарсеса было все, чтобы начать работу. ***Главное правило любого переписчика — нельзя браться за новую книгу, если в душе сомнения и смятение. Эмоции — плохой советчик: и руку могут дернуть в ненужный момент, и бумагу испортить… И в этот вечер Нарсес не стал работать, достав книгу и расположившись за столом, он опять стал ее перечитывать. “Мы знаем, что сжигающая человека страсть может вызывать физические симптомы… лихорадку… потерю аппетита… даже аллергические реакции… и немногие состояния более всепоглощающи и потенциально саморазрушительны, чем любовь. Не являются ли симптомы болезни просто-напросто симптомами того, что мы предпочитаем называть ?любовью??” Нарсес несколько раз перечитал выбранный абзац, изучая округлое написание букв, их толщину и высоту, силу нажатия пера. Он попробовал представить себе автора книги, склонившегося над своим творением и слово за словом создающего шедевр. Многого он пока не мог понять, но ему предстояло провести наедине с этой Книгой пять месяцев, чтобы постичь, осознать, создать ее заново. — Нарсес? — Шагад пришел далеко заполночь, потоптался у закрытой двери. — Я слышу! — отозвался тот, потянулся и, закрыв книгу, опять спрятал ее в сейф, изменив шифр. — Иду. От Шагада пахло иланг-илангом, он явно хотел любви и внимания. Нарсес поморщился: слишком сладкий запах сбивал с мысли и раздражал. — На какую книгу ты меня променял, мой драгоценный? — шепнул Шагад, прижимая друга к стене у лаборатории, скользя ладонями по груди и животу, а языком по шее. — Я уже ревную. — Пойдем в постель, — устало и без тени возбуждения предложил Нарсес. — Пойдем, — тут же отозвался Шагад. — Как думаешь, что такое любовь? Быть может, высшая форма какой-то болезни? — Тогда я болен тобой, мой дорогой?— Слишком дорогой, — усмехнулся Нарсес. Все же иланг-иланг совсем не его запах. В спальне было не продохнуть. Нарсес сбросил рубашку, снял майку, все кинул на пол и подошел к окну, открыл рывком створки и подставил лицо ветру. Минуты блаженства. Это потом он лежал, почти ничего не ощущая, пока Шагад ласкал его тело, вылизывая соски, покусывая и зализывая укусы, трахая языком пупок и целуя головку члена, обводя языком дырочку и приподнимаясь, разводя Нарсесу колени пошире. А тот смотрел в потолок и прокручивал в голове фразу из Книги, которая не отпускала, не давала покоя:“Смерть – это насильственное отделение от тела. Оргазм – это идентификация с телом. Значит, смерть в момент оргазма буквально воплощает смерть. Она также может породить посюсторонний дух – инкуб, существование которого посвящено воспроизводству этой конкретной формы смерти.”И сейчас, когда Шагад, обильно смазав его задницу лубрикантом, входил, Нарсес думал только об одном: как он напишет этот отрывок, как перо будет скользить по бумаге, как потом, пока еще не высохнут чернила, он посыпет их песком забвения (вот ведь забавное название!) и будет наблюдать, как они подсыхают и как по ним идут мелкие, почти невидимые глазу трещинки. И именно это возбуждало его лучше и больше, чем все старания Шагада, который двигался слишком резко и быстро, удовлетворяя только себя. Нарсес кончил первым, просто представив, как тонкая кисточка из бобровой шерсти скользит по древней бумаге, создавая изящный силуэт юноши, поднимающегося на помост виселицы. ***Утром, приняв душ и выпив кофе, он пришел в лабораторию и принялся за работу. У него было пять месяцев и непреодолимое желание сделать идеальную копию идеальной Книги.