Часть 1 (1/1)
В гостиной полумрак рассеивали горящие в канделябрах на стене подсвечники и огонь в камине, уютно потрескивали дрова, царила тишина во всём доме.Сидевшая в кресле молодая девушка устало оглядывала убранство комнаты своими большими глазами, сравнимыми по цвету с грозовыми тучами, тонкими длинными пальцами она распутывала мокрые от воды и тяжёлые волосы. На колени ей был заботливо постелен тёплый плед. Иногда девушка делала глотки пахнущего брусникой отвара из большой чашки и переводила дух.В комнате она находилась не одна. Немолодой мужчина в чёрных камзоле и штанах с сапогами был вместе с ней. Только в отличие от своей ночной визитёрки Филипп беспокойно мерил шагами комнату и иногда следил, пьёт гостья отвар или нет.Видя, что девушка без возражений пьёт брусничный отвар, он бросал ей одобрительное: ?Ну, вот и умница, Мария. Всё пей. Тебе нужно силы восстановить?.Опустошив чашку, девушка с выражением грусти и затравленности во взгляде взглянула в лицо Филиппу, отставив чашку в сторону.—?Мари, я, конечно, очень рад тебя видеть. Только объясни мне, как так случилось, что ты приезжаешь из дома своего мужа в таких попыхах, будто на тебя ополчилась вся преисподняя? —?наконец решился Филипп задать ей вопрос, который давно с самого начала встречи с дочерью подъедал его разум.—?Ох, папа, это очень долгая история,?— Мария вздохнула и отвела взгляд. —?Да и ночь же сейчас, ты наверняка спать хочешь и устал. Расскажу утром.—?Ну, уж выслушать тебя я всегда найду время. Так что можешь смело рассказывать сейчас,?— Филипп подошёл к занимаемому Марией креслу и ласково, совсем как в детстве, потрепал девушку по голове, что вызвало у неё робкий проблеск улыбки на губах.—?Долгая история и неприятная, отец. Вспоминать не хочется, но и сил нет в себе держать. Отец, я и Андре снова в ссоре, я ушла из дома. Я уже устала от всего. Устала, что наш замок его стараниями и также стараниями его пропойц-дружков превращён в какое-то подобие вертепа и игорного заведения, устала от его постоянных пьянок и от его компаний, от его безответственности! Он совсем не думает, на что мы будем жить, что мы оставим после себя в наследство нашим детям… про это думаю одна я, пап,?— Мария совершенно невесело рассмеялась и откинулась на спинку кресла.—?Дочка, подожди, хочешь сказать, что твой муж досаждает тебе недостойным поведением? —?омрачила хмурость лицо Филиппа. —?Если ты ушла из дома из-за этого, то я понимаю и ни капли не осуждаю тебя. Ты можешь жить здесь со всеми, кто тебя любит.—?Другого ответа я не ждала, пап. Я же молилась на мой родной Рабодьер, на тебя и маму с братом, на всех вас, что моя семья от меня не отвернётся! —?при упоминании родного дома и близких голос девушки задрожал, серые глаза заблестели от навернувшихся слёз.—?Не отвернёмся, конечно, Мари! Даже не думай об этом,?— Филипп опустился на колени перед креслом, в котором сидела Мари, обхватил лицо дочери и погладил по щекам. —?Говори всё, не бойся.—?Пап, вот скажи, ты бы смог жить с человеком, у которого в речи преобладает сквернословие, кому ничего от жизни не надо?— кроме вечных пьянок с друзьями и проматывания денег, который руки распускает? —?неожиданно прозвучал вопрос Марии для Филиппа, зародились в его душе очень нехорошие подозрения.—?Нет, конечно. А почему ты спросила? —?насторожился в мгновение Селонже.—?Вот и я не смогла, папа! Я не могу жить в той отравленной обстановке! Я устала, что со мной и с чувством моего достоинства не считаются, что на меня поднимают руку! Ты себе такого никогда не позволял с мамой и со мной с Филиппом! —?вырвалось пугающее признание из уст Марии, заставив Филиппа помрачнеть лицом, стиснуть зубы и сжать ладони в кулаки.—?Так эта сволота тебя била?! Мразь! Подонок! —?в гневе Филипп подскочил на ноги, принявшись нарезать круги по гостиной, чтобы хоть так дать выход ярости, которая сейчас душила его. —?И как давно, Мари? —?прозвучал упавше его голос, когда в нём кипели две эмоции: острое и болезненное сопереживание Марии вместе с желанием своими руками выбить всю жизнь ударами кулаков из её обидчика.—?Год, отец. Я всё скрывала, мне было стыдно кому-то об этом сказать… Всё равно бы меня обвинили, что я плохая жена и непочтительна к супругу… —?Мария опустила голову и схватилась за плечи, обнимая себя.—?Не ты должна стыдиться, дочка. Не ты же проматываешь семейное состояние в пьяных кутежах и колотишь свою жену. Я и твоя мама с Леонардой и Филиппом никогда бы тебе так не сказали,?— рука Филиппа, огрубевшая от многолетнего обращения с оружием, бережно провела по щеке дочери. Мария схватила отца за эту руку и прижалась к ней губами в горячем порыве.—?Отец, я ведь могу остаться?—?Да, это же твой дом.—?И я хочу расторгнуть мой брак. Я не хочу больше быть связанной с Андре, но не всё так просто… —?Мария принялась для своего успокоения крутить в пальцах прядь волос.—?Что я ещё не знаю? —?приготовился Филипп к самым худшим поворотам истории ночного побега Марии.—?Я жду ребёнка, пап. Третий месяц. Это ребёнок Андре. По закону он может меня потребовать, он может отнять у меня моего ребёнка?— не ради любви к нему, а из мести за моё неповиновение! —?последние слова Марии потонули в всхлипе, бурной рекой слёзы хлынули из глаз.Филипп покачал головой и молча протянул дочери вынутый из своего кармана платок, которым Мария не преминула воспользоваться по назначению.—?Так он тебя ещё и беременную бил… час от часу не легче. Вот же выродок… —?Филипп вдруг поймал себя на мысли, что хочет не просто оторвать голову мужу Мари за то, как тот с ней обращается, но ещё и закопать его под забором как бешеную псину.Всё им услышанное сегодня ночью от дочери казалось ему страшной дикостью: его Мария, которую он растил с малых лет, кого он всегда любил и о ком заботился, кого он учил сражаться на деревянных мечах или рыбачить вместе с сыном, кому он часто читал перед сном сказки и легенды, дал своё отношение к миру и к жизни, оберегал, последний год замужества провела как в Аду и стыдилась об этом рассказать даже своим родным. Его с Фьорой Мария, которая, казалось бы не так давно была озорной и бойкой девочкой смелого нрава, с огромными серыми глазами и вечно растрёпанными чёрными косами.Между ним и девочкой не было кровного родства, но для мужчины это никогда не было главным, и за причинение зла любому из его двоих детей он был готов отправить к праотцам кого угодно.—?Папа, так что же делать? Если Андре потребует меня, закон будет на его стороне,?— Мария боязливо вжалась в кресло, будто бы её муж был здесь.—?Через мой труп он тебя получит,?— зло выцедил Филипп сквозь зубы. —?Я в хорошей боевой форме. Так что пусть ищет могилу. Мы вместе добьёмся твоего развода и ребёнка твой муж не увидит как своих ушей?— король вполне хорошо относится к нашей семье.—?Хорошо бы так и случилось. Не хочу, чтобы ребёнок смотрел на его дебоши и пьянки, чтобы не вырос как он,?— пухлые губы Марии упрямо сжались в линию.—?Мария, детка, не вини себя ни в чём. Ты измучена, иди к себе в комнату, милая,?— Филипп взял за руку дочь, намереваясь отвести девушку в её комнату, но Мария не захотела, и он уступил.—?Пап, знаешь, что хуже всего? —?вдруг слетел с губ Мари вопрос.—?Что же?—?Мама предупреждала меня три года назад, чтобы я не связывалась с Андре, что я с ним горя хлебну, а у меня не хватило ума послушаться совета мамы и не идти ей наперекор. Теперь перед мамой чудовищно стыдно за то, как я себя с ней тогда повела…—?Мари, тебе было семнадцать, ты впервые влюбилась, тебя позвали замуж. В отношениях с людьми и в жизни ты была очень неопытна, ты не виновата. У Андре не было написано на лбу, что он скотина,?— защищал Филипп Марию от её же самообвинений.—?Но мама же как-то предугадала, что с Андре меня не ждёт ничего хорошего! —?возразила отцу девушка.—?Фьора?— взрослая и много пережившая женщина, за её плечами прожитые годы и приобретённое умение видеть людей насквозь. Ты, конечно, сравнила способность мыслить на четыре хода вперёд взрослой женщины и молоденькой девушки,?— нашёлся с ответом Филипп, скрестив руки на груди.—?Надо было мне в ту пору послушать мать,?— поделилась с отцом своим выводом Мари. —?Наверняка она скажет, что ?я же тебе говорила, а ты не верила мне, вот и страдаешь по своей же глупости?.—?Плохо же ты знаешь маму. У неё хватит такта не добивать тебя морально ещё больше этими словами,?— заступился Филипп за супругу. —?Прости. Я должен был остановить тебя тогда и тоже прислушаться к словам твоей матери. Фьора в твои годы такая же была. Доверчивая, наивная, к людям тянулась. За что и расплачивалась. Только маму не допытывай. Сама расскажет при желании.—?Отец, спасибо тебе за поддержку. Только я всё равно не представляю, как буду смотреть маме в глаза. Я столько в запале ей наговорила, когда самовольно вышла замуж… —?Мария оставила своё кресло, сложила на него плед и подошла к отцу, крепко к нему прижавшись.Филипп крепко её обнял и поцеловал в чёрную макушку.—?Будешь смотреть с достоинством. Как тебя учили. Ошибки совершают все,?— был его твёрдый ответ. —?Хочешь, позовём посидеть с нами маму? Она будет очень счастлива тебя увидеть.—?Не хочу тревожить мамин сон. Увижусь с ней завтра. Подумать только… все эти годы она любила меня, стремилась защитить, уберечь от горестей, а я платила ей чёрной неблагодарностью,?— исполненные искреннего раскаяния слова сорвались с губ Марии, прячущей лицо в отцовском камзоле.—?Я уверен, что твоя мама не станет тебя попрекать. Тем более в такой трудный для тебя период. Ей будет важно только то, что теперь ты дома, с нами, в безопасности. —?Филипп крепче обнял Мари, глядя прямо перед собой поверх её головы.Мария права. Увидеться с мамой и поведать ей наболевшее она может и завтра.Завтра и будут все обитатели Рабодьера думать о том, как помочь Марии в её положении. Сейчас же самое главное, что она вновь дома, в кругу близких ей людей.