И всякий раз хотелось верить, что он не вернется (1/1)

Когда на улицах стемнело, и включились фонари, Хайд, весь день просидевший в кабинете доктора, куда-то ушел. Пул замечал, что всегда, когда он покидал дом доктора Джекила, все и вся в доме - слуги, он сам, гости, сама атмосфера - все словно бы облегченно вздыхала. Как дышат люди, испытавшие приступ удушья. И всякий раз хотелось верить, что он не вернется, что продолжится спокойная и размеренная жизнь дома во главе с его хозяином. Но потом, под покровом ночи Хайд возвращался навеселе, и надежды обрывались. Верному и доброму Пулу, такому преданному своему работодателю, было тяжко находиться в доме доктора Джекила в последнее время. По своей натуре человек неконфликтный, он изо всех сил старался избегать стычек с Хайдом, однако они все же случались довольно часто, особенно если брать в учет тот факт, что за пределами лаборатории доктора его "друг и поручитель" появлялся не так уж часто. Пулу приходилось то и дело разрешать конфликты Хайда с остальными слугами. Особенно трудно дворецкому приходилось, когда друг хозяина дома приходил за полночь, будучи нетрезвым. Разгневать его в такие моменты было проще простого. С появлением в доме Эванны он стал беспокоиться и за нее, особенно видя, какой пугающий интерес к гостье проявляет мистер Хайд. В голове Пула даже на мгновение промелькнула мысль и вовсе запирать дверь в гостевую спальню на время присутствия в доме этого неприятного господина, но, немного поразмыслив, он решил, что в таком случае Эви придется практически постоянно сидеть взаперти. Дворецкий перебирал много вариантов, как свести их общение к минимум: сказать Хайду, что гостья смертельно больна (однако, в таком случае, он выставил бы ее на улицу без малейшего угрызения совести), передать "запрет приближаться к больной" от доктора Джекила (не подействует в следствие бесцеременности Хайда) и многие другие. В итоге он понял, что самым разумным будет решать проблемы по мере их поступления. Когда наступила темнота, Эдвард Хайд ушел и в доме стало спокойно, Лиза, поставив на поднос тарелки со всем необходимым, поднялась наверх, в гостевую спальню, чтобы отнести ужин для гостьи. Она постучала в дверь несколько раз, но никто не отзывался. Тогда служанка, испугавшись, как бы с Эванной не сделалось плохо, опрометью забежала в комнату, оставив поднос в коридоре. К ее огромному удивлению, в спальне было пусто. Одеяло было скомкано, будто девушка вскакивала впопыхах, книга, которую ей любезно принес из библиотеки доктора Пул, брошена открытой, а окно было распахнуто настежь. Холодный осенний ветер врывался в комнату, раздувая тюль, словно это было какое-то привидение из страшных рассказов.

Обеспокоенная Лиза побежала к Пулу и рассказала ему об увиденном. После они вдвоем подняли весь дом вверх дном, однако гостью им найти так и не удалось. В результате бесплодных поисков Лиза лишь негодующе отметила, что отплатить доктору за его добро побегом - жуткая неблагодарность. Пул ей ничего не ответил; Пул все понял. Наскоро накинув плащ, он выскочил в темноту улиц. Ночь выдалась необычайно туманная и промозглая. Свет фонарей едва пробивался сквозь густой, словно молоко, туман, а дорогу, мощеную видавшей виды брусчаткой, застилали опавшие листья. На окраине Сохо не было много прохожих в поздний час. В основном они были нетрезвы, либо собирались таковыми стать. Но один из них шел сгорбившись, как бы боясь, что кто-то его узнает. Он кутался в шерстяной плед, под которым едва виднелась некогда белая, а теперь закапанная грязью сорочка. Голова человека была также покрыта пледом, но из под него свисали длинные волнистые волосы, слипшиеся от влажности. Прохожий этот был невысокого роста, узок в плечах. Это была девушка. Эванну трясло. Ей едва удавалось удерживать в ослабевших руках плед, а по щекам против воли стекали слезы. Она надеялась что здесь, далеко от мира, в котором всю жизнь жила она, все закончится, и оно, то, чему нет наименования в этом мире, что с детства было прозвано Эви не иначе как зверь, перестанет рваться наружу, но все оказалось тщетно. Ситуация усугублялась также и тем, что организм девушки был поражен болезнью, отчего сопротивляться ему было совсем невозможно.

Существует такая поговорка: "В семье не без урода". В какой-то момент Эванна уяснила: если ты не видишь таковых среди своих родных, возможно, стоит обратить взор в зеркало. В детстве маленькая Эви не понимала, почему отец стабильно раз в несколько месяцев запирал ее в подвале, железную подвальную дверь запирал на замок и три щеколды и тушил свет, хотя знал, что дочка до безумия боится темноты; не обращал внимания на плач Эви, сажал ее на твердую деревянную скамью, а ноги привязывал к железным выступам на стенах. Цепь, сковывающая ноги девочки, была тонка, но разорвать ее не удавалось, аесли и удавалось, она тут же, за долю секунды, срасталась заново. Ночь стиралась из памяти Эви будто ее и не было, а утром она просыпалась на полу. Приходил отец и выпускал девочку, и всякий раз Эванна надеялась, что больше это не повторится. Но каждый месяц все возвращалось. Когда Эви подросла и стала в полной мере осознавать себя и мир вокруг, то прозвала это явление зверем. Старшая сестра рассказывала ей, как по ночам, когда Эви запирали в подвале, оттуда доносились жуткие нечеловеческие крики. Однажды Эванна даже увидела свое отражение, когда зверь пришел. О, такая картина надолго впечаталась бы в голову даже самому прожженному скептику: кожа девушки приобрела синевато-серый оттенок, словно бы это была кожа подгнившего трупа; аккуратные ровные зубы превратились в угрожающую пасть, полную острых клыков; глаза горели красным цветом, пальцы на руках заканчивались острыми, точно кинжалы, когтями; все тело Эванны стало крепче, приобрело такую развитую мускулатуру, какой у нее никогда не было.

Когда у тебя появляются проблемы, волей-неволей, но все же задаешься вопросом, как их можно решить. Если есть кто-то, кто может дать ответ на твой вопроси помочь разобраться - хорошо. Когда сведущего в твоей проблеме не находится радом, но есть люди, готовые быть с тобой и тебя поддержать - досадно, но бесценно: это стимулирует на поиски решения. Когда же рядом не находится ни того, ни другого - остается проглотить тугой ком в горле и выдерживать натиск в одиночку. С Эви случилось именно это. В какой-то момент она осознала, что ее отец, человек хорошо образованный и много знающий, не готов искать выход из ситуации иной, чем запирать младшую дочь в подвале каждый месяц, не давать ей выходить за пределы сада и ограничивать общение с людьми за территорией поместья. Сестра же слишком плохо знала и недуг Эванны, и саму Эванну, хоть и испытывала к ней самые нежные чувства. В конце концов, не каждый сможет удержаться от соблазна сбежать от проблем. Эви тоже не удержалась. Только от себя разве сбежишь?

Эванна Тэнклесс бежала без оглядки, считая, что новая обстановка сможет помочь обуздать зверя. Сколько раз она уже так думала, перебирая варианты его укрощения? И всякий раз хотелось верить, что он не вернется.

В Сохо было много дешевых пабов. На окраинах они перемежались с жилыми домами, доставляя их жителям неудобства в виде вечно снующих забулдыг, ночных бабочек, стремящихся подцепить клиента побогаче, дебоширов. Эванна поздно поняла, что это далеко не лучшее место, чтобы переждать приступ, но деваться уже было некуда: тело сковала такая слабость, что ноги подкашивались, а голова стала похожа на колокол. Она шла все медленнее, и в какой-то момент остановилась, держась за голову. Едва доковыляв до обшарпанной скамейки во дворе жилого дома, она присела на нее.- Только пережить ночь, - шептала она, - только пережить... Где в Лондоне найти безлюдное место? Боже мой... В глазах предательски собрались слезы. Эви не понимала, отчего они просятся наружу: от безвыходности положения ли, от страха ли, или от того, что в целом этом мире она осталась одна... Хотелось только крепко-крепко зажмуриться, а затем открыть глаза и вновь оказаться в теплой постели в доме доктора Джекила; узнать, что и зверь, и друг хозяин - лишь горячительный бред, а сама она идет на поправку.- Чего возле моего дома расселась?

Из раздумий девушку вырвал грубый мужской голос. Когда она подняла глаза, то увидела пьяного мужчину средних лет. Одет он был в рабочую одежду, испачканную чем-то черным; сам он был толстый и приземистый, а лицо его было покрасневшим от постоянного употребления алкоголя. От мужчины крепко пахло потом, а язык его заплетался.- Ишь, развалилась, - недовольно пробасил он, - синюшная, чума, чахоточная, что ль? Выглядишь, будто из психушки сбежала. А ну, шуруй, откуда пришла!- П-простите, - едва слышно, заикаясь, заговорила Эви, - мне нехорошо, я сейчас, я буквально пять минут...- А ну, пошла, кому сказано! Знаем вас, шавок подзаборных, потом проблем не оберешься! Эванна боялась. Она боялась не столько пьяницу, сколько себя саму. Девушка понимала: вот-вот начнется. Она не могла просто встать и уйти не могла говорить. Эви казалось, что все ее внутренности меняют свое местоположение, будто сейчас весь организм ее вывернет наизнанку. Едва сдерживая рвотные позывы, она пыталась отодвинуться в сторону от мужчины, но все меньше и меньше контролировала свое тело. В висках свербило. В какой-то момент в голове послышался звон, как будто над самым ухом ударили в огромный колокол. Эванна не сдержалась и закричала.- Ты еще орать тут под окнами будешь, холера?! - завопил забулдыга. В следующий момент, выругавшись, он занес тяжелую руку, чтобы ударить Эви.

Эванна не успела понять, когда ее руки трансформировались в когтистые лапы, когда она приобрела недюжинную силу, ее зубы стали острыми, как бритвы, а сознание перестало контролироваться. Два резких движения: одной рукой зверь схватил кулак противника, а другой, навострив свои когти, резко, со всей силы, ударил ему в солнечное сплетение. Мужчина раскрыл рот, пытаясь закричать, но крик застрял где-то у него в горле.

Затем оно медленно вытащило руку, увлекая за собой органы и огромное количество крови. Вся рука зверя была в крови по самый локоть. Пасть его, обрамленная серыми губами, изогнулась в жутком оскале. Зверь чувствовал запах крови, чувствовал, как ему хотелось есть. По-змеиному длинным языком он слизал кровь со своей руки.

Об этой истории мог вовсе никто не узнать: посетители пабов в Сохо давно уже находились в сладком забытьи за барными стойками, жители домов давно спали, а в закоулок этот в вечернее время, кроме них, мало кто совался. Лишь один человек в столь позднее время держал дорогу в одно из питейных заведений. Одет он был в плащ с пелериной и цилиндр, скрывавший половину его лица; в руке сжимал трость с металлическим набалдашником. Проходя мимо жилых домов, он услышал, грубые мужские реплики. Сообразив, что дело происходит недалеко, он остановился за углом дома, возле коего все и происходило и прислушался, исключительно из праздного интереса. Интерес же этот лишь усилился, когда оппонентку говорящего он узнал. Неожиданно для самого себя, этот господин стал свидетелем жуткой вышеупомянутой сцены. И если любого другого человека она бы вывела из равновесия и напугала бы до седин, то этот следил за действом с гадкой улыбкой. И неизвестно, от чего скорее бы обывателя более бросило в дрожь: от кровавой сцены или же от улыбки господина в цилиндре.

Мужчина не мог более сдерживаться, он чувствовал, как в его руках пульсирует какая-то неведомая ранее энергия. Он едва не зашелся в приступе демонического хохота: энергия переполняла его и требовала незамедлительного выхода. Господин направился в паб. В пабе его давно и хорошо знали. И всякий раз хотелось верить, что он не вернется.