37. В ярости (Тея и Мойра Куинн) (1/1)

Вечеринки, таблетки, алкоголь. Тея никого не слышит. Никого не слушает. Ей исполнилось шестнадцать, и сразу после она очутилась на больничной койке. Мойра не спала неделю. Семь дней, фактически, провела на ногах. После того были клятвы. Заверения, что больше ничего подобного не повторится. Что всё отныне будет иначе. После того стало только хуже. Вечеринки, таблетки, алкоголь. Тея никого не слышит. Никого не слушает. У Мойры больше нет сил. Совсем. Никаких.?— С меня хватит,?— выдыхает она, сжав руку в кулак,?— надоело. Я так больше не могу. Тея вздрагивает. От неё пахнет сигаретами, и она пьяна. Лежит, развалившись, на кровати, в своей комнате. В собственной реальности. Где ей, Мойре, нет места. Где нет места совершенно никому.?— О чём ты, ма? Мойра поднимается на ноги. Подходит к окну. Сложив на груди руки, сверлит глазами дочь. Пытается что-то найти в её глазах. Но находит лишь равнодушие и пьяную дымку. Тем не менее, Тея смотрит с интересом. Или с некоторым его подобием. Наверное, это неплохой момент, чтобы высказать всё. Рассказать обо всём, что накипело. Всё, что камнем лежит на душе.?— Я устала, Тея. Устала от всего. Всю свою жизнь я пыталась достучаться до тебя. Сделала всё возможное, чтобы и Оливер, и ты были счастливы. Всё от себя зависящее. В каждой твоей проблеме я винила себя. Мучила себя, изводила. Но с меня довольно. Хватит.?— Я ничего не пойму, ма,?— икнув, сказала Тея,?— объясни.?— Я говорю, Тея, что я устала мучить себя и винить за все твои ошибки. Ты изводишь меня. Но не понимаешь, что изводишь себя. Ты рушишь своё здоровье, и, в первую очередь, свою жизнь. Возможно, я не была тебе идеальной матерью, хотя, видит Бог, я пыталась,?— Мойра мотает головой,?— но не я впихивала в твою глотку колёса. Не я вливала в твою глотку алкоголь. Не я заставляла тебя разрушать себя. Ты сама рушишь всё вокруг себя. Всё, к чему прикасаешься. Тея поднимает голову. Теперь её взгляд становится осознанным. И она злится.?— Ты хочешь сказать, что не любишь меня? —?она кусает пересохшие губы. —?Я бы возразила тебе, мама, но голова болит ужасно. Прости. Мойра закрывает глаза. Ярость накрывает с головой, приходится вонзиться пальцами в подоконник, чтобы сдержаться. Так хочется вонзиться в горло этой глупой девочке, чьей матерью является. Злое чувство, отвратительное. Ужасное и разрушающее. Но оно не тронет основу. Не изменит её.?— Я люблю тебя,?— выдыхает она шумно,?— конечно, я люблю тебя, Тея. Но ты меня не слушаешь, не воспринимаешь, и почему-то думаешь, что играешь со мной. Ты точно как отец, и, как и твоему отцу, я скажу, что мне не по душе такая игра!?— Отец? —?в тоне Теи слышится нечто похожее на удивление. —?Не припомню, чтобы ты когда-нибудь говорила папе что-то подобное. Мойра поджимает губу. Вот до чего доводит злость. Она едва не раскрыла тайну, о которой поклялась молчать, в которой даже себе признаваться не торопилась.?— Я люблю тебя, Тея,?— чувствуя, как внутри грызёт боль и злоба,?— но ты выстроила стену, и относишься ко всему с излишним легкомыслием. И, если ты не прекратишь вести себя подобным образом, для нас с тобой всё будет кончено. Если ты не возьмёшься за ум, всё будет разрушено. Навсегда.?— Ты мне угрожаешь, мам? —?Тея пытается встать, но стонет от боли, и, кладёт голову обратно на подушку.?— Нет,?— пожав плечами, холодно отрезает Мойра,?— предупреждаю. И это?— моё последнее предупреждение. Тишина. Которая становится невыносимой. И ярость. Которая совсем не остывает в груди.?— Доброй ночи,?— Мойра подходит к двери, и, прежде чем открыть её, тихо, надломленно, добавляет,?— и хороших снов. Она бы всё на свете отдала, чтобы подобный разговор стал последним в их жизни.Она бы отдала всё на свете, чтобы не испытывать этого мерзкого чувства внутри. Но ничего не может с собой поделать. Как бы она не отрицала, Тея?— дочь своего отца. А к Малкольму Мойра способна испытывать ярость. Только ярость.